Кошки, тени и прочие безобразия

        Иногда они пили чай и разговаривали, иногда — не только. После чаепитий Джек улетал сразу, после «не только»… Кромешник один раз в воспитательных целях оставил его спать на столе. Толку, правда, вышло немного: юный Хранитель свернулся в клубок, спихнув коленом подсвечник, а наутро заявил, что ему было вполне удобно. Так как страдала от подобных воспитательных мер исключительно посуда, больше тёмный так не делал. Да и трудно ли перетащить мальчишку на лежанку, когда в этом есть необходимость?         На этот раз Джек успешно перебрался на спальное место самостоятельно (что мешало сразу расположиться там? переход от разговоров к иным видам общения обычно бывал достаточно спонтанным). Кромешник сидел рядом, пока он не заснул, а потом, как всегда бесшумно, исчез в темноте.                  Что его разбудило, Джек так и не понял. Может, что-то приснилось, — он совершенно не помнил, что это было, — а может, какой-то звук или даже просто движение воздуха? Только на грани сна и реальности показалось, что кто-то назвал его имя.         Юный Хранитель приподнялся на локте, оглядываясь: свечи уже не горели, Кромешника видно не было, как и вездесущих кошмаров. Темно, тихо — обычная обстановка. Значит, показалось? Однако он всё-таки встал, привычным жестом подхватил посох и прошёл по залу, озираясь. Босые ноги бесшумно ступали по прохладному камню. Ничто не мешало прислушиваться и гадать: померещилось или нет?         Когда он увидел Кромешника, вопрос «Ты меня звал или мне показалось?» так и остался непроизнесённым.         Тёмный дух лежал на полу; Джек осознал, что впервые видит его без неизменной длинной мантии. Вокруг клубилась темнота, и на несколько мгновений он испугался — дико, безумно, так, что перехватило дыхание. Но ему всё-таки хватило самообладания понять, что кошмары не сделали бы… то, о чём он вспомнил. Не со своим повелителем. Эти странные сущности не причинили бы Кромешнику боль…         И больно ему не было. Скорее наоборот.         Противоестественное зрелище — и, кажется, именно от этого завораживающее. Нужно было немедленно уйти. Не получалось не только сдвинуться с места, но даже отвести взгляд.         Тени змеились по бледной коже непрерывно меняющимся узором, вились по выступающим рёбрам и по животу. Заползали под пояс штанов, переплетались, натягивая ткань. Кромешник вздрагивал от их движений, выгибался в объятиях темноты; пальцы скребли по полу будто в неосознанном поиске опоры, точки равновесия. Губы шевельнулись, вместе со вздохом выталкивая несколько слов на непонятном языке. Несколько слов — и его, Джека, имя.         А потом… Джек не понял, выдал ли чем-то своё присутствие, но жёлтые глаза на мгновение распахнулись, и Кромешник его заметил.         Тени рассыпались в стороны, расползлись по стенам, и через пару секунд Повелитель кошмаров остался один. Неловким движением сел, обхватил руками колени, и, уставившись на сцеплённые в замок пальцы, ровным тоном произнёс:         — Мне жаль, что ты это видел.         Джек застыл, не зная, что теперь делать. Хотелось бы сбежать, забыть, не думать… только вот не похоже, чтобы «не думать» было возможно. Причудливый подвижный рисунок темноты на болезненно-худом теле, казалось, впечатался в сетчатку так, что не нужно было даже закрывать глаза, чтобы представить его. Задать ли неимоверно глупый вопрос «Ты меня звал?». А может, извиниться? За то, что появился не вовремя, или за то, что… подсматривал?         — Это… было красиво, — после долгой паузы слова прозвучали неуместно и странно. Он вообще не понимал, как мог сказать такое вслух. Наверное, дело в том, что из путаницы мыслей было не выудить ровным счётом ничего адекватного.         — Ты так считаешь? — негромкий смешок, в котором не было ни капли веселья.         — Да… наверное… не знаю.         Кромешник всё также не поднимал взгляд. Не двигался, сгорбившись, как больной зверь. Только уголок губ дёрнулся в тут же подавленной кривой усмешке.         Юный Хранитель не знал, куда девать руки, куда девать посох, куда деваться самому, в конце концов. Он сделал шаг вперёд, не уверенный, стоит ли приближаться — но уверенный твёрдо, что жизненно важно не ошибиться.         — Джек, пожалуйста, уйди, — тихо, ровно попросил Кромешник.         — Почему?         — Мне нужно… — он оборвал фразу, не договорив.         — Что? — Джек, пожалуй, догадывался, что. И не до конца понимал, зачем заставлять Кромешника сказать это вслух. Но, вопреки просьбе, подошёл ближе и сел на пол рядом — не прикасаясь, только пытаясь поймать устремлённый в пространство взгляд.         Тёмный молчал достаточно долго, чтобы можно было подумать, что он вообще не ответит.         — Чтобы тени продолжили… и закончили то, что было начато, — неловкая, чересчур запутанная формулировка. Не только людям иногда бывает слишком сложно называть вещи своими именами.         — Тени, — Джек чуть нахмурился и переспросил с оттенком странной обиды: — А я?..         — Не могу же я попросить тебя.         — Не проси, — юный Хранитель улыбнулся немного нервно, но удивительно мягко. — Я… — он запнулся и закончил с отчаянной решимостью: -…сам предложу.         Вот теперь, наконец, Кромешник посмотрел прямо на него, считывая страх в глубине ледяных глаз. Уточнил со знакомой, слегка обеспокоенной интонацией:         — Уверен?         Джек молча кивнул, опасаясь, что голос его подведёт. Он выпустил из крепко стиснутых пальцев посох, положил ладони тёмному на плечи и подтолкнул его откинуться обратно на пол. Поёжившись под чересчур пристальным взглядом, неловко и скомкано попросил:         — Только, пожалуйста, закрой глаза.         Объяснить, почему и зачем, он не мог, но Кромешник послушался, ничего не спрашивая. Коротко и мягко коснулся его щеки, и юный Хранитель, неосознанно задержавший дыхание, угадал непроизнесённое «не бойся».         Джек провёл кончиками пальцев поперёк груди тёмного духа — легко и невесомо, просто потому, что не мог сразу решиться на что-то ещё. Однако и этого еле обозначенного прикосновения оказалось достаточно, чтобы ровное дыхание сбилось, оборвалось коротким резким вздохом. Он повторил движение, потом, сосредоточенно закусив губу, прижал ладонь к выступающим рёбрам. Под бледной кожей, которая только чуть теплее его собственной, мерно и часто стучало сердце. Джек потянулся к губам Кромешника, целовал долго, неловко и неумело, сперва — чтобы скрыть растерянность и оттянуть момент, когда надо будет делать что-то ещё, потом — уже действительно получая от этого удовольствие.         Наконец, набравшись решимости, он отодвинулся и провёл подушечками пальцев от груди к животу. Приостановил движение, когда наткнулся на пояс штанов, — не глядя, на ощупь, — а потом накрыл рукой напряжённую плоть под слоем ткани. Кромешник вздрогнул, с трудом заставляя себя сохранять неподвижность.         Ледяной дух, всё-таки зажмурившись, — как будто это что-то меняло, но так почему-то было проще, — шевельнул кистью, двинул ладонь сверху вниз. Осторожно и неуверенно гладил то только пальцами, то всей ладонью — и вздрогнул от злого, напряжённого шёпота:         — Джек, ты издеваешься?..         — С чего ты… — он осёкся на полуслове. Не так уж трудно было представить себе ощущения Кромешника: всё-таки какой-никакой опыт уже имелся. Наверняка такие неуверенные ласки делали только хуже. Только испытывали терпение, превращая удовольствие в мучение. Насколько может хватить его самообладания? — Прости, я… — он нервно облизнул губы. — Сейчас.         Задвинув подальше напомнивший о себе страх, Джек потянулся к шнуровке штанов. Именно шнуровке: одежда Повелителя Кошмаров, похоже, пребывала где-то вне времени, и то, что человечество давно изобрело пуговицы и молнию, её не затронуло. Причём в таком «вне времени», в котором до ношения белья ещё тоже не додумались.         Самообладания Кромешника хватило ровно до того момента, когда юный Хранитель распустил завязки и коснулся обнажённой кожи. Он резко толкнулся в раскрытую ладонь, и Джек помедлил только долю секунды, прежде чем сжал пальцы, вырывая у него приглушённый стон. Что и как делать, дух зимы понимал скорее интуитивно, на уровне ассоциаций, чем осознанно.         Рука движется твёрдо и плавно по скользкой влаге. Хрипловатым вздохом — имя. Губы на короткие мгновения прижимаются к кажущейся горячей коже. Джек, уткнувшись лбом Кромешнику в грудь, сам уже дышал резко и часто, переплетал пальцы второй руки с чужими, и если о чём и думал, то разве что о том, что ему почти не страшно.         Кромешник шептал что-то невнятное на древнем, давно мёртвом языке. Может быть, молился, а может, богохульствовал. Может, просил о чём-то. А может, говорил то, что никогда не позволил бы себе сказать вслух.