Кошки, тени и прочие безобразия

        Ещё не было так, чтобы, если уж ему случалось уснуть, Кромешник просыпался среди ночи без видимой причины (хотя, возможно, «причина» только что пихнула его локтем под бок, просто он этого не помнил), а проснувшись, через некоторое время осознавал, что хотел бы повторить то, что делал с Джеком пару часов назад… или что Джек делал с ним, это уж как посмотреть.         Может, не совсем то, потому что фантазия у зимнего духа была буйная и без тормозов, так что в голову ему взбредало абсолютно что попало. Он разрисовал грудь Кромешника апельсиновым джемом, — какой-то детсадовской ерундой вроде солнышка, домика с дымом из трубы и анатомически неправильной кошки, — а потом вылизывал до тех пор, пока кожа не перестала быть липкой, а тёмный чуть не прокусил себе губу, пытаясь сохранить остатки душевного равновесия.         Но джем на этом кончился, так что «совсем то» всё равно не получилось бы.         Хотя этим безобразием всё не ограничивалось, так что там было, что повторять. Понять бы ещё только, с чего ему не хватило одного раза. Может быть, дело в энергии, из-за которой он чувствовал себя… непривычно живым? Ведь вечер и до того, как они с Джеком перебрались из-за стола («из-за стола», а не «со стола»!) на лежанку, выдался достаточно занимательным.                  …Если кто-то считал, что Повелитель кошмаров собирается сидеть в своём убежище безвылазно, то он заблуждался. Игры в догонялки с Песочником, который до сих пор был сердит и на Кромешника, и на его творения, он оставил кошмарам, однако периодически выбирался наружу просто так. Погулять. Или обратиться с каким-нибудь философским монологом к Луноликому, который традиционно не отвечал. Или добыть новую чашку взамен очередной расколоченной тенями.         Было бы желание, в общем, а занятие найти можно. Хотя чашками последнее время занимался Джек.         На этот раз Кромешник вернулся в нору после полуночи и обнаружил ожидающего его Джека. Вид у того был донельзя виноватый.         — Что случилось? — без особого беспокойства поинтересовался тёмный. Такое выражение лица мальчишки, скорее всего, означало, что он натворил какую-нибудь ерунду или нашкодничал, а значит — ничего серьёзного.         — По-моему, я сломал примус, — печально вздохнув, сообщил Джек.         — По-твоему?         — Я его разжёг, а потом он перестал работать.         Исчерпывающее описание неполадки, что тут сказать. Такие обычно получают от пользователей всякие сервисные службы, и означать это могло что угодно — от закончившегося топлива до критической неисправности.         Впрочем, первая причина, самая банальная (но с Джека бы сталось не заметить!), не подтвердилась. Так что вместо того, чтобы пить чай, Кромешник выкопал за шкафом инструкцию и начал разбирать примус.         — Ты чего такой довольный? — через некоторое время удивился Джек, убеждённый, что за сломанное оборудование Кромешник, как минимум, сделает ему замечание. Не то, чтобы ему сильно этого хотелось — но хотелось понять, чего ожидать. Тем более что Кромешник, сосредоточившись на инструкции, молчал, и ледяному духу стало скучно.         — В городе был, — рассеянно ответил тёмный. — Нашёл такую замечательную женщину…         — Э?.. — судя по реакции, в голове Джека Кромешник и какая-то женщина в городе не совмещались никоим образом.         — У неё совершенно чудесные сыновья, восьмилетние близнецы, которые обожают страшные истории. Она очень хорошо рассказывает. А эти мальчики умеют бояться.         Глядя на мечтательную полуулыбку Повелителя кошмаров, Джек захихикал:         — А я-то думаю, с чего ты похож на кота, объевшегося сметаной…         — Мне давно не попадалось такого искреннего детского страха, — хоть Кромешник и пытался изобразить, что недоволен сочинённым зимним духом сравнением, получилось плохо. — А потом ещё Песочник появился.         — А тут-то чему радоваться? Он на тебя до сих пор злится. И гоняет твоих кошмаров каждый раз, когда замечает их рядом со спящими детьми. И тебя бы гонял.         — Не в этот раз.         — Почему? Он Хранитель Снов, а ты…         — А я что? Я никого не трогаю, — невозмутимо хмыкнул Кромешник, выкручивая тонким жгутиком тени очередной винтик из корпуса примуса и заглядывая в пожелтевшую от времени инструкцию (1956 год, как-никак!).         Вся прелесть этой встречи с Песочником была в том, что Хранитель не имел причин вмешиваться. Ведь Повелитель Кошмаров ничего не делал, просто сидел и слушал.                  …Когда тонкая нитка золотого песка оплелась вокруг его запястья и настойчиво потянула наружу, — Песочник не хотел устраивать разборки в человеческом жилье, — Кромешник перехватил её и просто оборвал. Оставшийся на его руке кончик затянулся чернотой и змейкой спрятался в рукаве. Но, однако, тёмный дух всё-таки подошёл к окну. Совсем уж игнорировать Хранителя было бы невежливо.         — Тебе не сюда, Песочный Человек. Они не спят.         Стоило ли сомневаться, что того это не убедило. Кромешник уселся на подоконник, свесив ноги наружу. Сейчас он не опасался Песочника: было в этом и что-то от безрассудства, которое, наверное, немного заразно, и от рациональной готовности, если что, нырнуть в тени и скрыться. Тени под подоконником были хорошие, густые. Правда, нужно было бы опрокинуться в комнату спиной вперёд, как имел привычку делать один безбашенный мальчишка… но почему бы и нет?         — Нет, я не уйду, — покачал он головой в ответ на красноречивый жест Хранителя, указывающий направление. Повторил: — Дети не спят, если ты не видишь. Кстати, если ты немного подвинешься вправо, они тебя заметят. Иногда быть незримым для людей удобно, не находишь? Я могу спокойно находиться тут, в комнате, а ты — нет.         Над головой Песочника быстро сменилось несколько значков, и Кромешник хмыкнул:         — Я верю, что ты можешь их усыпить. Только, если они уснут сейчас, им непременно приснятся кошмары, и мне даже делать ничего не придётся. Только посидеть рядом.         Картинки из золотого песка замелькали ещё быстрее.         — И что это было? — недоумённо покачал головой Повелитель Кошмаров. — «Только попробуй», что ли? Тебе никогда не давались объяснения абстрактных фраз. У меня сейчас нет желания с тобой воевать, веришь?         Хранитель помотал головой.         — Зря, — чуть пожал плечами Кромешник. — Предлагаю договориться: сейчас ты оставляешь меня в покое и идёшь заниматься своими делами. Тут хватает спящих детей, — он выделил слово «спящих». — Я уйду, когда эти мальчишки уснут, и оставлю их тебе. А пока посижу и послушаю…         Над головой Песочника лаконично закачалась виселичная петля.         — Не угрожай. Я ничего не делаю, детские сны не трогаю. Вообще детей не трогаю. Что, нападёшь без причины, а, Хранитель? Тебя твои же товарищи не поймут.         Кромешник, опираясь руками на край подоконника и откинувшись назад, смотрел не на собеседника, а выше, в небо, где висел тонкий серпик молодой луны. Песочник обернулся, прослеживая направление его взгляда.         — Нет необходимости хранить от того, что не представляет опасности, — из голоса тёмного впервые за весь разговор исчезли насмешливые интонации.         Песочник не стал отвечать, но «это ты-то не представляешь опасности?» достаточно ясно читалось на его лице.         — Прямо сейчас — не представляю. И ты это видишь, иначе уже сдёрнул бы меня с подоконника и приложил лбом об асфальт. Попытался бы, по крайней мере.         Из короткой серии картинок следовало, что Песочник вполне уверен, что попытка оказалась бы успешной.         — Как-нибудь в другой раз проверим, — усмехнулся Кромешник. — Идёт? А сейчас дай мне посидеть спокойно. Я обещаю, что уйду, когда дети соберутся ложиться спать. А раз ты не веришь моим обещаниям, приди и убедись, всего-то.         Песочник покачал головой, потом нахмурил лоб, задумавшись. Огляделся — и подскочив, как мячик, на десяток метров вверх, поймал несущуюся куда-то помощницу Зубной Феи. Объяснить ей, что он от неё хочет, Хранитель пытался почти десять минут и изрядно повеселил этим Кромешника. Но, наконец, крошечная феечка согласно пискнула и мимо тёмного духа нырнула в окно, угнездившись за карнизом. Присматривать за исполнением обещания, как он понял. А Песочник, ещё раз изобразив очень реалистичную виселицу, удалился.         День был выходной, так что засиделись они надолго. Дети в полутёмной комнате слушали страшные истории, и тени в углах иногда казались им чересчур живыми, Кромешник сидел на подоконнике, подпирая плечом раму, а Зубная кроха пряталась в занавесках, и, наверное, про себя ругалась на Песочника, который отвлёк её от непосредственных обязанностей…                  Энергия. Да нет, дело не в этом. До того, как он потратил восстановленные за год силы на доставшего его бестолкового Хранителя (результат — без комментариев… ещё вопрос, кто тут более бестолковый), энергии было не меньше, однако подобные мысли его не посещали. Может быть, она только была катализатором — чуть-чуть.         Дело в Джеке, который поленился одеться и сразу уснул, ещё и вцепившись в Кромешника так, что ему тоже не удалось натянуть мантию обратно. Дело в том, что сейчас зимний дух, обнажённый, — тело будто вылеплено из чистого снега, столь яркого в полумраке, — обнимает его, прижимается так близко, что думать о чём-то невинном просто невозможно.         Джек шевельнулся, обхватывая его рукой за талию, прижимаясь ещё откровеннее. Кромешник провел кончиками пальцев по его плечу — еле прикасаясь, чтобы не разбудить. Чуть улыбнулся, разобрав, что прошептал юный Хранитель в полусне.         А потом Джек всё-таки проснулся. В общем-то, даже не до конца проснулся.         Это было похоже на пощёчину. Или стакан ледяной воды за шиворот. Иглами ощетинился почти осязаемый страх, и мальчишка откатился в сторону, на пол, отчаянно хватая воздух ртом и дрожа.         Кромешник не шевельнулся. Просто ждал. Угадывал, как вместе с ослабевающим страхом выравнивается сердцебиение, как то, что примерещилось на грани яви и сна, уступает место реальности.         — Прости, — глухо выговорил Джек, когда подобрался обратно и устроился рядом с ним. Он не уточнял, за что просит прощения. Они оба и так хорошо это знали.         Тёмный дух гладил юного Хранителя по голове, успокаивая и успокаиваясь сам. Сперва тот лежал неподвижно, только дыхание становилось глубже и ровнее. Позже — как котёнок, ластился к руке, ловил прикосновения и снова почти безмятежно улыбался.         От того, что, сколь бы осторожным и нежным Кромешник ни был, те воспоминания, те кошмары могли оборвать всё в любой момент (на самом деле, не в любой, но… не такая уж большая разница), это отдавало горечью.         Мог ли безрассудный дух зимы что-то понять и угадать не сказанное? Наверное, мог, потому что не просто так он, приподнявшись на локтях и наклоняясь над Повелителем Кошмаров, касался лёгкими поцелуями его лба, опущенных век, скул, уголков губ и тихо шептал: «Это ничего не значит, Кромешник, правда, ничего не значит…»         — А что значит?.. — он на удивление безуспешно пытался собрать воедино остатки душевного равновесия, запутанного несвоевременными желаниями.         — Ты, — Джек, поймав его взгляд, улыбнулся своей обычной лукавой улыбкой. Кажется, он уже настолько привык к этому проклятому страху-воспоминанию, что задвигал его последствия подальше почти без сознательных усилий.         — Что?         — Всё. Ничего. Не знаю.         — Джек, по-моему, ты несёшь чушь… — Кромешник устало хмыкнул. Однако от этой чуши почему-то становилось легче.         — Неправда.         — Правда, — его уже самого тянуло хоть чуть-чуть, но улыбнуться в ответ на это детское упрямство. — Ты одеться не хочешь?..         — А ты хочешь, чтобы я оделся?         — Да.         — Не верю, — ледяной дух окинул его быстрым и внимательным взглядом и заключил: — Скорее наоборот.         Он провёл ладонью по животу Кромешника вниз, добираясь до доказательства этого самого «наоборот», и тёмный резко вздохнул, перехватывая его за запястья:         — Джек, что ты творишь? Кажется, четверть часа назад ты боялся, что…         На самом деле, он не был уверен, что именно, потому и не договорил. Причину страха ощутить нельзя, можно только разгадать, вычислить логически. Можно предположить, основываясь на имеющихся фактах.         — Я не хочу бояться, разве ты не понимаешь? — юный Хранитель снова говорил с отчаянной решимостью, торопясь высказаться, пока на это ещё хватает смелости. — Со страхами нужно бороться, доказать их несостоятельность, ты сам говорил. И… может быть… если ты…         — Что? — вопрос, пожалуй, должен был только заполнить затянувшуюся паузу. Но…         Джек нервно облизал губы, зажмурился, потом всё-таки открыл глаза обратно. Наклонившись к Кромешнику и щекоча кожу холодным дыханием, торопливо, отрывисто прошептал на ухо, «что», и тут же опустил голову, уткнувшись носом ему в шею. Через пару секунд сердито добавил:         — А если ты сейчас переспросишь, уверен ли я — укушу. За ухо.         — Ладно… — Кромешник всё-таки сумел собраться с мыслями, хотя не сказать, чтобы это было легко. Потому что хотелось просто опрокинуть Джека на лежанку и сделать то, что он предложил. — Не переспрошу. Но тебя не беспокоит, что у нас у обоих нет соответствующего опыта?         — Набираться опыта где-то ещё я не собираюсь! — тут же возмутился ледяной дух.         — А вот я мог бы.         — Даже не думай!         Резкий и неожиданно сильный рывок за плечи — и Джек опрокинул его на себя, сжимая коленями бёдра и не давая отодвинуться. Что ж, учитывая, что из одежды у них были одни штаны на двоих, для того, чтобы «не думать», это было достаточно эффективно.         Только вот, хоть Кромешник и понимал, что Джек торопится действовать, пока хватает решимости, немного подумать всё-таки стоило. Он отстранился и сел, поджав под себя ноги. Ледяной дух только чуть приподнялся, глядя на него со смесью облегчения и обиды: кажется, правда думал, что что-то могло бы получиться вот-прямо-сейчас. А когда Кромешник провёл ладонью по его груди, с тихим вздохом откинулся обратно на лежанку. Такая беззащитная и такая откровенная поза… разведённые бёдра опираются на колени тёмного духа, раскинутые руки расслаблены, подбородок чуть запрокинут, открывая горло. Повелитель Кошмаров всё-таки не удержался, потянулся поцеловать его: коснулся основания шеи рядом с ключицами, коротко и легко провёл по холодной коже языком. И, снова отодвинувшись, спросил с тихим смешком:         — Джек, ты хотя бы в курсе, что нужна смазка?         Юный Хранитель помотал головой.         — Значит, будешь в курсе.         Теперь на лице Джека отразились раздумья. Но ненадолго: по губам скользнула шальная улыбка, и, поймав ладонь Кромешника, он потянул её к себе. Облизал сперва кончики пальцев, потом — указательный и средний целиком, вводя их глубоко в рот, обхватывая губами и обрисовывая языком.         Кромешник резко вздохнул, осознавая, что, кажется, этот паршивец поставил себе цель свести его с ума своими выходками. И это было восхитительно, но…         — Это не лучший вариант: слюна слишком быстро сохнет.         — А что тогда?         Джек послушно отпустил его ладонь, и он с трудом удержался от разочарованного вздоха. Но, пожалуй, на поставленный вопрос у него ответ уже был. Достаточно было коснуться клубящихся у стены теней и дать им перчаткой обволакивать руку.         — Тени? — удивлённо переспросил юный Хранитель. — Они же не жидкость!         — Уверен? — Кромешник тихо хмыкнул, и, потянувшись к его запястью, позволил темноте перетекать на него. — Тени — часть моей силы, и они будут тем, что мне нужно.         — Тени… — шёпотом повторил Джек. Нервно облизнул губы. Приподнялся на локтях, неотрывно глядя на Повелителя Кошмаров, неуверенно сказал: — Мне не нравится… Наверное.         Тёмный снова хмыкнул:         — Наверное?         Ещё несколько секунд Джек, как зачарованный, смотрел на него: как темнота оплетает руку, расползается с чёрной ткани штанов, где её почти не видно, на тело. А потом быстрым и решительным движением коснулся живота Кромешника, запутывая пальцы в сплетение теней. Провёл выше, разрисовывая бледную кожу угольными линиями.         Со смесью восхищения и нежности он выдохнул:         — Красивый… Пусть будут тени.         Кромешник удержался от насмешливого замечания, что у некоторых странные понятия о красоте. И, глядя на него, думал о том, что зима просто не может быть некрасива. Даже если у неё не до конца сформировавшееся тело подростка, навечно застывшее в некоторой угловатости, с которой хорошо вяжутся резкие порывистые движения и разбитые коленки. Даже если с кожи ещё не совсем сошли синяки от тренировок. Даже если…         Кромешник ласкал Джека одной рукой: отвлекая, успокаивая. Но тот всё равно вздрогнул и напрягся, когда ощутил плавно введённый внутрь палец. Растерянно, по-детски, моргнул, — только слёз на ресницах не хватало! — и неосознанно прикусил губу. Кажется, ожидал, что дальше будет больно. Но всё-таки сумел расслабиться под хаотичной россыпью прикосновений и лёгкими поцелуями. Даже шёпотом просил продолжать, когда тёмный прервал движения прежде, чем добавить второй палец. Увлёкся, вспыхнул: живой холод, тёплый лёд — невыносимо притягательный парадокс, от которого так легко потерять голову.         Пора было, пожалуй, действовать дальше. Повелитель Кошмаров развязал шнуровку штанов, дал теням растечься по коже. Провёл ладонями по бёдрам зимнего духа, осознавая, что, если и стоило предупредить вслух — то подходящие слова всё равно ускользают. Поэтому просто потянулся поцеловать и долго не отрывался от мягких и холодных губ.         Первое движение было плавным и неглубоким, еле обозначенным. Но Джек всё равно всхлипнул, задохнулся — не от боли, от внезапно нахлынувшей паники. Зажмурился; его била дрожь. Реальность смазывалась всплывающими в голове картинками, кошмарами, от которых он так пытался избавиться, но всё же не смог.         — Джек, не закрывай глаза. Смотри на меня, — Кромешник склонился над ним, уговаривал шёпотом, бережно и мягко гладил кончиками пальцев, убеждая расслабиться. — Не вспоминай.         Джек послушно и неотрывно смотрел в жёлтые глаза Повелителя Кошмаров. Жёлтые. Тёплые. Как огонёк свечи. Когда он перестал опасаться огня?.. А в знакомом голосе, который вытаскивал из путаницы страхов, звучала спокойная нежность и очень тщательно загнанная вглубь боязнь, что Джек всё-таки сорвётся. Именно это и не позволило сорваться.         Пусть он вцепился отчаянно в плечи Кромешника, и сердце колотилось дико и часто, — но страх отступал, плавился под осторожными ласками, от которых он снова начинал получать удовольствие. Когда тёмный всё-таки вошёл в него глубже, это уже не показалось страшным, только отчасти странным, но уж со странным у Джека всегда были хорошие отношения, строящиеся на (не)здоровом любопытстве.         Кромешник целовал его, запустив пальцы в растрёпанные волосы и перехватывая судорожные вздохи-стоны, скользил ладонью по груди и животу. Джек всё также цеплялся за его плечи; когда тени внезапно растеклись по бёдрам и паху, оплетая возбуждённую плоть, он ахнул от неожиданности, хотел возмутиться… но мысль «это тени и это противоестественно» продержалась только пару мгновений. Это Кромешник. И это приятно.         Пожалуй, ни один из них не мог бы ответить, сколько прошло времени до того, как Повелитель Кошмаров сказал:         — Можешь кричать, если хочешь. Здесь никто не услышит.         Произнесённая другим тоном, фраза бы звучала, как угроза, — но от хрипловатого шёпота у Джека просто слетели остатки самоконтроля, и он перестал даже пытаться сдерживаться. Выгибался, стонал, действительно срываясь в крик. От этого уже Кромешник потерял голову и после, когда они лежали, расслабившись, в мягком полумраке, и Хранитель почти заснул у него на плече, не мог вспомнить ничего внятного, кроме того, как, разогнав тени, ласкал его рукой, и всё-таки укусил (хорошо хоть не до крови) за нижнюю губу.                  Утром Джек с удивлением обнаружил, что проснулся первым. Обычно было практически невозможно застать Повелителя Кошмаров спящим (хотя бы потому, что он вообще далеко не всегда засыпал, даже если ложился), и сейчас, глядя на спокойное и умиротворённое лицо, он пожалел, что это так. Зимний дух порассматривал немного Кромешника, тихо фыркнул: «Всё-таки красивый, что бы ты там ни думал». Приподнялся на локте — и с удивлением уставился на свернувшуюся в клубок на животе у тёмного кошку-тень. Он огляделся в поисках посоха, но потом, покачав головой и улыбнувшись, просто улёгся обратно.         В данный момент воевать с кошкой не было никакого желания. И вообще он отчасти её понимал…