Новая жизнь

      Грантер знал, что любой ценой должен убедить Анжольраса в ошибочности его идей и в необходимости отказа от революционной деятельности, но все же пока не представлял, как это можно сделать. Сама мысль о том, что тот вновь был вовлечен в революционный кружок, казалась ему до невозможности дикой. Грантер до сих пор не мог понять, как это произошло. И он даже не мог вообразить, зачем, зачем Анжольрас это делает. Что им движет в данном случае. Ведь просто так революционные воззрения, наверное, не могут появиться в голове. Нужен же какой-то толчок.       Грантер не знал, что сподвигло Анжольраса на революционные мысли в прошлом, но сейчас все было как-то слишком туманно. Возможно, кто-то из знакомых студентов дал ему эти вредоносные книги, вроде Руссо и Вольтера... Но ведь нельзя же загореться только от книг. Или можно? Нет, в случае Анжольраса, наверное, можно. Ведь до этого все его познания о несправедливости мира были почерпнуты уж явно не из личного опыта, он тогда читал все того же Руссо и пошел на смерть за эти книжные идеи.       Но Грантеру все же не давали покоя слова Анжольраса о том, что у него есть причины на то, чтобы быть заодно с Бошем. Какие-то мистические причины, о которых он не желал рассказывать. И Грантер был в недоумении. Что это могли быть за причины? Можно было предположить, что Анжольрас вспомнил что-то из своей прошлой жизни и не желал рассказывать это Грантеру. Возможно, он действительно вспомнил революцию и хотел завершить начатое. Это действительно могло бы послужить веской причиной. Но Грантер сам в это не верил. Анжольрас до сих пор иногда просыпался по ночам, до сих пор ему снились кошмары. Если бы он что-то вспомнил, то, скорее, наоборот, старался бы держаться подальше от всего, что грозило ему очередной кровавой баррикадой.       Иногда Грантер всерьез задумывался о том, а не лучше ли будет действительно рассказать Анжольрасу о его прошлом? Заставить заново пережить весь тот ужас, который он, очевидно, испытал тогда. Это могло бы оградить его от новой кровавой бойни. Но все же Грантер не мог на это решиться. Не мог пойти на то, чтобы заставить Анжольраса страдать. Он не хотел, чтобы его смутные кошмары обрели вполне реальную форму воспоминаний, не хотел, чтобы он вспомнил все до мельчайших деталей и винил себя, разочаровался во всем, что было ему дорого. Но в то же время этот ужас прошлого мог уберечь Анжольраса от ужаса будущего, к которому он так упорно стремился сейчас.       И таким образом Грантер оказывался перед страшной дилеммой, в которой каждая из альтернатив неизбежно вела к трагедии. В первом случае, Анжольрас был обречен на страдания и всепоглощающее чувство вины, во втором – на смерть на новой баррикаде, ведь шансы того, что ему повезет еще раз, были ничтожно малы. Грантер понимал, что если ему все же придется сделать выбор, то жизнь Анжольраса несомненно будет для него приоритетом. Тут он не способен на благородство, не способен отпустить Анжольраса на смерть, какой бы желанной и возвышенной не казалась тому жертва во имя родины и какими бы страшными не были его душевные терзания от осознания произошедшего. Может быть, позволить Анжольрасу умереть в данном случае и было бы более гуманно – это, по крайней мере, избавило бы его от необходимости страдать на протяжении всей оставшейся жизни, – но Грантер знал, что он слишком слаб, чтобы позволить ему умереть. Он просто не сможет отпустить его на баррикаду, он не сдержится и расскажет ему все.       Но все же он надеялся, что до этого не дойдет. Грантер намерен был сделать все возможное, все за гранью возможного для того, чтобы не допустить подобного исхода событий. Ему просто надо было убедить Анжольраса в том, что его революционные взгляды ошибочны, что республика строится на крови и никак иначе и совсем не стоит всех отданных за нее жизней. Ситуацию, правда, осложняло то, что Анжольрас был не из тех людей, которых легко переубедить. После того, как его революционная деятельность перестала быть тайной, Грантер предпринимал пару жалких попыток поговорить с ним на эту тему, но все было тщетно. Вся его железная логика, все его аргументы разбивались об одно таинственное "у меня есть на это причины", и пока Грантер не знал наверняка, что это за причины и есть ли они на самом деле, дальнейшие продолжение диалога было бессмысленно. И поэтому он решился на отчаянный шаг – проследить за Анжольрасом и узнать наверняка, существуют ли эти причины в реальности или это все выдумка.       Это решение далось Грантеру нелегко. Все же слежка за кем бы то ни было сама по себе являлась низким и скверным занятием. Не то что бы Грантер особо беспокоился о собственном благородстве, но в глазах Анжольраса ему мучительно хотелось выглядеть достойным человеком. Но в то же время он не представлял себе, что еще он может сделать в данной ситуации. И Грантер все же решился.       Он выбрал день, свободный от заказов, рассчитывая пройти с Анжольрасом весь его маршрут от начала до конца. Ради этого встать пришлось непривычно рано, но если Анжольраса и удивило, что Грантер проснулся раньше обычного, то виду он не подал. Они даже вместе позавтракали в кафе, находившемся через дорогу от их дома, и Анжольрас был даже как-то особенно дружелюбен и так много улыбался, что Грантера уже начала мучить совесть по поводу того, что он сейчас намерен совершить. Но отступать было поздно. Они попрощались и разошлись в разные стороны, но стоило Анжольрасу скрыться за соседним зданием, как Грантер тут же развернулся и быстрым шагом последовал за ним, аккуратно выглядывая из-за угла и прослеживая его дальнейший путь, который лежал к центру города.       Уследить за Анжольрасом на переполненных людьми улицах было непросто, кроме того, шел он очень быстро, так что порой в погоне за ним его преследователю приходилось переходить почти на бег. Грантер был уже измотан, когда Анжольрас наконец остановился у какого-то богатого дома и зашел внутрь. Очевидно, там жил один из его учеников. И не видя смысла мерзнуть на улице, Грантер зашел в кафе, окна которого выходили на этот дом, удобно устраиваясь с чашкой кофе за столиком и следя за нужной ему парадной дверью.       Всего за этот день они, таким образом, обошли три дома богатых буржуа, в которых Анжольрас преподавал юным отпрыскам историю древнего мира. Во втором и в третьем случае удачных кафе поблизости не оказалось, и Грантеру пришлось просто ошиваться на улице. Он замерз, устал и был невероятно зол, что, несмотря на все свои усилия, он так и не узнал ничего интересного. Когда Анжольрас вышел из очередного роскошного дома, на часах было уже около пяти вечера, и Грантер подумал, что если и сейчас он не узнает ничего о мистических «причинах», то, очевидно, день был испорчен зря.       Оставляя за спиной центр города, Анжольрас, судя по всему, направлялся не в самую благополучную часть Лиона. Грантер никогда не бывал здесь раньше, они жили совсем в другой стороне, и риск сбиться со следа в переплетении этих грязных, похожих друг на друга улочек увеличился в разы, как и риск быть замеченным, так как людей вокруг практически не было. Стоило Анжольрасу хоть раз оглянуться – и все пропало. Но этого не произошло. Он все так же уверенно шел вперед, очевидно, хорошо ориентируясь в этой спутанной сети темных закоулков, что наталкивало на мысль о том, что ему приходится ходить этим маршрутом очень часто.       Наконец эта изнуряющая гонка завершилась, Анжольрас вошел в какой-то старый доходный дом, и Грантер почувствовал, что его старания все же не были тщетны. Это явно был ключ к разгадке тайной жизни его друга. Вряд ли жильцы этой халупы могли интересоваться образованием своих детей, Анжольрас пришел туда явно не по работе. Возможно, там жил кто-то из революционеров? Например, Бош. Или кто-то другой. Но, пока Грантер не мог этого узнать. Ему нужно было дождаться ухода Анжольраса, а затем подойти к домовладельцу и за пару монет получить у него информацию о том, к кому приходил «этот высокий блондин» и как часто он здесь появляется.       Таков был план, и Грантер занял свою наблюдательную позицию за углом. Он уже буквально закоченел от холода, но уйти не мог. Ему казалось, что сейчас он близок к разгадке, как никогда. Не отрывая взгляд от входной двери, Грантер замечал каждого, кто входил и выходил из этого таинственного здания. И через несколько минут его вдруг поразила одна странная и удивительная закономерность – в дом сбегались гамены. Сначала туда забежало сразу трое взъерошенных уличных мальчишек, затем еще один тощий мальчуган, затем еще. И вот теперь туда явно направлялся и этот рыжий малыш в смешной шляпе, только что вынырнувший из-за угла. И Грантер окликнул его:       – Эй, парень!       Мальчик обернулся, смерив его подозрительным взглядом. Все же Грантер, пожалуй, был одет слишком прилично для этого места, что, очевидно, и заставило гамена заранее отнестись к нему с недоверием.       – Чего тебе? – грубовато отозвался он.       – Что находится в этом доме? – спросил его Грантер, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более дружелюбно. – Почему в него стекается вся ваша уличная братия?       Его дружелюбие не возымело никакого эффекта. Гамен был все так же подозрителен:       – Тебе зачем?       И Грантер решил применить безотказный способ заставить того выдать нужную ему информацию.       – Я дам тебе франк за честный ответ, – улыбнулся он, приближаясь к мальчишке. Но тот на удивление не польстился на деньги, и смотрел на него все с таким же недоверием, отступая на шаг назад.       – Ты шпик?       – Ни в коем случае!       – Тогда зачем тебе? – упрямо повторил гамен, и Грантер мысленно выругался от того, что ему попался такой несговорчивый мальчишка.       – У меня там друг, – нехотя выговорил он       – Ну, так у своего друга и спрашивай, – ухмыльнулся мальчуган, и Грантер наконец потерял терпение.       – Послушай, – строго сказал он. – Я сейчас все равно пойду за тобой и выясню, в какую дверь ты войдешь, так что лучше скажи... – не успел он выговорить слово "сам", как гамен вдруг сорвался с места и со всех ног побежал к дому. Понимая, что это, возможно, его единственный шанс получить ответы на все интересующие его вопросы, Грантер бросился за ним. Он нагнал его на втором этаже, где тот уже бешено колотил в дверь с криком "Спасайтесь! Облава!".       Осознание всего ужаса сложившейся ситуации пришло к Грантеру слишком поздно. Из других дверей повылезали недовольные шумом соседи, но самое страшное заключалось в том, что отворилась и дверь, в которую ломился мальчишка, и на пороге появился никто иной как Анжольрас, беспокойство на лице которого тут же сменилось гневом, стоило ему только увидеть Грантера.       Быстро успокаивая соседей, он силой втащил своего непутевого друга внутрь и, захлопывая за ним дверь, грозно спросил:       – Ты что здесь делаешь?!       Тот замычал нечто нечленораздельное, одновременно бешено начиная соображать, как лучше наименее болезненно свести на нет всю эту неприятную ситуацию, если это в принципе было возможно. Но не успел он даже вымолвить свое жалкое «я просто беспокоился о тебе», как вдруг из глубины квартиры раздался голос:       – Антуан, что там произошло?       Грантер замер, пораженный страшным осознанием. Это был женский голос. И уже в следующую секунду перед ним возникла фигура молодой девушки. Хозяйка квартиры положила руку Анжольрасу на плечо, очевидно, в привычном жесте и спросила его, удивленно разглядывая незнакомого ей человека:       – Это твой друг, Антуан?       – Я чувствую, что бывший, – сквозь зубы ответил ей Анжольрас, продолжая сверлить Грантера гневным взглядом. Но тому было уже все равно. Он, как завороженный, смотрел на эту девушку, не в силах оторвать от нее взгляд. Не то что бы в ней было нечто примечательное, сразу бросающееся в глаза, но она стояла рядом с Анжольрасом, ее рука так по-домашнему лежала у него на плече, и она назвала его по имени – Антуан. И поэтому она была достойна самого пристального созерцания, ведь она, судя по всему, смогла разжечь очевидно совсем не революционный огонь в сердце сурового жреца республики. Иначе зачем бы Анжольрас приходил к ней и позволял ей дотрагиваться до себя еще и с такой нежностью?       И Грантеру показалось, что в эту секунду весь его мир рухнул. Он мог пойти и подраться с Бошем, мог до хрипоты спорить с самим Анжольрасом по поводу его революционных воззрений, мог, в конце концов, вцепиться в него и чисто физически не пустить на эту чертову баррикаду – все мучавшие его до этого момента страхи вдруг показались ему незначительными. Потому что сейчас Грантер действительно не мог сделать ничего. Совсем ничего. И он понимал, что теряет Анжольраса. Точнее, уже потерял. Он готов был бороться с революцией, но он был бессилен против любви.       «Вот бы сейчас все посмеялись, если бы узнали, что Патрия вдруг приняла человеческое обличие», – подумал Грантер с горькой иронией.       Между тем и сама девушка разглядывала своего нежданного гостя с нескрываемым интересом. Их взгляды пересеклись, всего на секунду, потому что Грантер тут же опустил глаза, безмолвно признавая свое поражение. Конечно, она была куда более подходящей парой для Анжольраса, чем он сам. Да как он вообще смел на что-то надеяться, даже думать об этом? Да он, в общем-то, и не надеялся и не думал до этого момента… Анжольрас был рядом, большего ему и не требовалось. Но теперь он уйдет. Уйдет к ней. Да и гораздо легче было переносить нелюбовь человека, который, кажется, и не способен на это чувство в принципе, чем смотреть на то, как он все же полюбил. И не тебя.       Но Грантер понимал, как жалок он сам на ее фоне. И хотя эту девушку сложно было назвать красивой – лицо у нее было незапоминающимся, фигура, пожалуй, слишком худощавой – ее молодость придавала ей очарования, а в ее глазах светилась доброта. Она отличалась поразительной живостью и гибкостью. Грантер же был сгорблен и мрачен, смотрел в пол и мямлил какой-то бред. Ну, и, в конце концов, она была девушкой, он мужчиной. С ней у Анжольраса действительно могло быть будущее. У Грантера, конечно, все равно мелькнула желчная мысль о том, что она отнюдь не Афродита, достойная его Аполлона, который мог бы найти себе кого-нибудь и получше. Но он тут же одернул себя. Раз Анжольрас выбрал ее, значит, таково его решение. Наверное, в ней все же что-то есть.       Но голос девушки отвлек его от этих мрачных мыслей. Она обращалась к Анжольрасу:       – Представишь нас, Антуан?       – Нет смысла, так как он уже уходит и не появится здесь больше, – хмуро ответил тот, все еще злясь.       – Да, да, он прав, я уже ухожу, – Грантер поспешил уцепиться за благовидный предлог уйти. Оставаться здесь и смотреть на Анжольраса и его любовь все же было выше его сил. Он, конечно, желал своему Аполлону счастья, но очевидно не настолько. Нет, конечно, Грантер будет рад за него. Уже завтра. Но не сейчас, не в эту секунду. Сейчас ему просто надо убраться отсюда, как можно скорее, и пойти напиться до потери сознания. Чтобы радоваться. Уже завтра. Но никак не сегодня.       Грантер уже потянулся к ручке двери, чтобы осуществить задуманное, как девушка вдруг вынырнула из-за спины Анжольраса, и решительно совсем не по-женски протянула ему руку со словами:       – Мне все же бы хотелось познакомиться. Я – Бланш, – представилась она.       Грантер в странной беспомощности посмотрел на протянутую ему руку, думая о том, что ему совсем не хочется ее пожимать, а тем более называть свое имя. Вообще единственное, что ему сейчас хотелось, так это уйти отсюда и не видеть ее больше никогда в жизни.       – Тебе что незнакомы элементарные правила вежливости? – грозно спросил Анжольрас, выводя Грантера из ступора.       – Зачем так грубо, Антуан? – нахмурилась Бланш, осуждающе оглянувшись на него, когда Грантер все же пожал ее руку и пробурчал свою фамилию. Но, не дожидаясь объяснений от Анжольраса, она вдруг воскликнула, обращаясь к своему новому знакомому:       – У тебя руки просто ледяные!       Грантер подумал, что пропустил момент, когда они с этой Бланш успели перейти на «ты», и об элементарных правилах вежливости следовало бы напомнить ей. Но ожидать этого от Анжольраса было, конечно, глупо.       – Антуан, мы не можем позволить ему уйти! Он же совсем продрог! – меж тем продолжала восклицать Бланш, и Грантер мысленно молился о том, чтобы Анжольрас наплевал на ее слова и все же жестко велел ему убираться. Но тот лишь безразлично пожал плечами, мол, делайте, что хотите, меня это не касается.       – Грантер! – теперь чрезмерно заботливая Бланш уже обращалась непосредственно к нему самому. – Останься, пожалуйста! Ничего, что я на «ты»? – запоздало спохватилась она, и Грантеру пришлось пробурчать ей «ничего». – Мы как раз собирались ужинать. Мне бы очень хотелось, чтобы ты остался! Тем более, Антуан так много о тебе рассказывал, мне всегда хотелось с тобой познакомиться!       Анжольрас еще и рассказывал ей о нем! И Грантер не мог удержаться от горького вывода, что ему самому он не рассказывал ни о Бланш, ни о Боше, да вообще ни о чем. Нет, он определенно не мог оставаться здесь и дальше.       – Я, правда, лучше пойду, – попытался возразить он, но его голос дрогнул и прозвучал как-то до невозможности жалко. И Бланш поняла это по-своему.       – Если ты боишься гнева Антуана, то я беру его на себя, – мило улыбнулась она.       Анжольрас раздраженно фыркнул за ее спиной, но было, очевидно, что он действительно уже не против того, чтобы их нежданный гость остался. Против был лишь сам гость.       – Да нет, я, правда, думаю, что мне лучше уйти, – промямлил Грантер.       – Николас, хватит! Снимай пальто и проходи уже за стол! – наконец не выдержал Анжольрас. И обреченно вздохнув, тот все же сделал, как ему было сказано. Ведь это был голос, не подчиниться которому Грантер не мог, и поэтому, сняв с себя верхнюю одежду, он поплелся вслед за Бланш, с улыбкой усадившей его за стол, за которым, кстати говоря, уже сидело человек десять гаменов, громко болтающих друг с другом и дерущихся ложками.       – Почему их здесь столько? – рассеяно спросил Грантер, не в силах даже удивиться должным образом. Слишком он был поглощен мыслями иного характера.       – Мы с Антуаном обучаем их грамоте, – с охотой пустилась в объяснения Бланш. – А заодно подкармливаем и предоставляем место для ночлега.       "О, господи, она еще и благотворительностью занимается! И впрямь воплощение Патрии в человеке!" – в отчаянии подумал Грантер, еще больше осознавая свое собственное ничтожество. – «Теперь понятно, почему Анжольрас ее выбрал».       Усадив всех своих гостей за стол, Бланш ушла на общую кухню, находившуюся на первом этаже дома, чтобы разогреть еду, и Грантер остался наедине с Анжольрасом и со своим горем, не считая, конечно, орущей своры гаменов на заднем плане. Он уставился в пустую тарелку невидящим взглядом, желая, чтобы этот ужин закончился как можно быстрее и он мог наконец забыться вином или чем-нибудь покрепче. Ему уже не было дела до спора, ему уже не было дела ни до чего. Но вдруг Анжольрас дотронулся до его плеча, так что у Грантера внутри все перевернулось, и сказал в полголоса:       – Слушай, я, конечно, зол на тебя, но не настолько. У тебя выражение лица, будто кто-то умер.       "У меня ощущение, будто я и умер" – мрачно подумал Грантер, но вместо ответа Анжольрасу он решил воспользоваться шансом вновь попытаться покинуть неприятное ему место:       – Можно, я все-таки уйду?       – Что-то случилось? – обеспокоенно спросил тот.       – Нет, – соврал Грантер, закусив губу.       – Что-то случилось, – Анжольрас уже не спрашивал, он утверждал. – Николас, я никогда не видел тебя в подобном состоянии. Что-то произошло. Расскажи мне.       Грантеру так многое хотелось ему сказать, но он не мог. И знал, что вряд ли когда-нибудь сможет. Но все же, если о своей любви он был намерен молчать, то было то, что его уязвляло до невозможности в качестве друга. Ведь на дружбу он все же мог претендовать. Поэтому, собравшись с силами, Грантер все же выдавил из себя скороговоркой, пожалуй, теперь уже меньшую из существующих проблем:       – Ты не доверяешь мне. Ты скрываешь от меня все. Ты ничего мне не говоришь. Ты…       Не успел он закончить свою обвинительную тираду, как Анжольрас раздраженно оборвал его на полуслове:       – А почему я должен тебе доверять? Мы, кажется, уже говорили об этом. Почему я должен доверять тому, кто…       – А почему ты должен доверять ей?! – эти слова сорвались с губ Грантера прежде, чем он успел задуматься о том, что говорит. Душившие его ревность и смертельная обида наконец вырвались наружу и он больше не мог сдерживать себя. Гамены резко притихли, и комната погрузилась в мрачную тишину, в которой звенел лишь срывающийся голос Грантера, который был уже не в состоянии сдержать собственные эмоции и почти кричал: – Ты рассказывал ей обо мне! Этой Бланш! Может, еще и о Боше рассказал ей? А? Антуан? Вскакивая на ноги, он теперь возвышался над Анжольрасом, на лице которого, впрочем, не дрогнул ни один мускул,       – Рассказал. И о Боше, – спокойно подтвердил тот, и Грантер почувствовал, как его захлестывает новая волна отчаяния и обиды.       – Отлично! – зло крикнул он. – Спрашиваешь, почему ты должен доверять мне? И я отвечу тебе! Наконец отвечу, Антуан! Потому что я – тот, человек, который тебя спас! Я, черт возьми, вытащил тебя из могилы! И я рисковал при этом своей шкурой! А потом! Кто выхаживал тебя?! Кто помог тебе встать на ноги?! Кто увез тебя в безопасное место, все организовал, нашел квартиру?! Черт возьми! Я ведь даже нашел работу! Да я даже почти бросил пить!       Он в отчаянии посмотрел на Анжольраса. Несмотря на то, что тот продолжал сохранять абсолютно невозмутимый вид, по его глазам все же было заметно, что он уязвлен. Грантер и сам уже пожалел, что наговорил все это. В конце концов, Анжольрас никогда не просил его ни о помощи, ни об этой навязчивой заботе. И спасать его он Грантера не просил. И тот по большому счету не имел права требовать от него что-либо вроде благодарности или уважения. Но все же Грантер всегда так старался их заслужить, что ему было до невозможности обидно, что Анжольрас не может наградить его даже малой толикой своего доверия. Уж что стоило хотя бы рассказать ему об этой Бланш! Пусть не о Боше! И почему ей он, наоборот, все рассказывал? Закипая вновь, Грантер закричал:       – И почему после всего этого ты считаешь, что я недостоин твоего доверия?! А какая-то непонятно откуда взявшаяся девица, которую ты встретил пару месяцев назад, достойна?!       Вспышка эмоций наконец озарила и лицо Анжольраса.       – Осторожней в выражениях, Николас! – грозно воскликнул он, тоже поднимаясь с места. В этот момент в комнату как раз вернулась Бланш, неся в руках тяжелую кастрюлю с супом. Но Грантера было уже не остановить:       – О, ты даже сердишься? Я вижу, ты все же способен испытывать эмоции по поводу чего-то, что не относится ни к революции, ни к республике? – с сарказмом выговорил он. – Ну, хотя бы это дает мне повод для счастья за твою любовь! Пусть и с ней!       – Грантер! – Анжольрас назвал его по фамилии, что означало, что дело принимает весьма серьезный оборот. Но тот был слишком поглощен захлестывающими его чувствами, чтобы остановиться. Грантер знал, что пожалеет о сказанном. Буквально через пару секунд. Но сейчас отчаяние в нем было настолько сильно, что казалось, если он не выплеснет хоть часть его наружу, оно просто разорвет его изнутри. И поэтому он продолжал кричать в исступлении:       – Одного я только не понимаю, Антуан! Зачем тогда меня приглашать на этот предсвадебный пир?! Зачем?! Если ты мне не доверяешь! Я же не достоин твоего доверия! Так, тогда выпроводи меня отсюда вон! Давно пора было!       Это был конец. Грантер замолчал, задохнувшись собственными словами. Не давая ему даже перевести дыхание, Анжольрас схватил его за ворот рубахи и силком потащил к двери. Впрочем, тот не особо сопротивлялся.       Бланш крикнула им что-то вслед, но приблизиться к Анжольрасу и остановить его не посмела. Его вид в эту секунду, и правда, внушал ужас. Казалось, он весь просто трясся от ярости, и Грантеру на миг стало страшно. Он вдруг с полной ясностью осознал все то, что только что наговорил. И теперь он не был даже уверен, а вернется ли этой ночью Анжольрас в их квартиру? А заговорит ли с ним еще когда-нибудь? А не потерял ли он только что его навсегда?       Но изменить что-либо было уже невозможно. Анжольрас вышвырнул его из квартиры и, кинув ему вдогонку пальто, захлопнул дверь прямо перед его носом.       Вновь выходя на мороз, Грантер сгорбился, сунул руки в карманы и мрачно подумал: «Ну, вот и настало время хорошенько напиться. За любовь».