Everything Always Goes Wrong.

16 октября, вторник. Вечер. Медкабинет. Запись за сегодняшнее число будет чисто формальная. Медбрат, который тут работает - его, кстати, зовут Роберт, - сказал, что я могу отлежаться еще немного, пока мое давление не придет в норму, поэтому я провел тут вчерашний день и весь сегодняшний. Я не был близко знаком с Грегори, но его смерть почему-то задела меня. Я уже сталкивался со смертью в своей жизни, за шестнадцать лет я повидал всякого. Но почему-то, несмотря на все это, я не могу привыкнуть к смерти. К тому, что это случается и может случиться с любым. Я знаю, что люди уже начали работать над этим. И у некоторых уже есть механические тела, позволяющие превозмочь слабость человеческой органики. Мне бы такое сердце, чтобы не приходилось быть слишком аккуратным, чтобы я смог стать чуть сильнее… Именно поэтому от меня отказались биологические родители, именно поэтому от меня отказывались все люди. «Да он слабак, что с него взять!». И поэтому я обычно умалчиваю о своем недостатке при разговоре с кем-либо. А с людьми в принципе стараюсь не сближаться. Каков смысл близости, если ты априори знаешь, что от тебя откажутся, что ты бракованный? Что ты уже на шаг ближе к смерти, чем остальные. Что ты слабее остальных. Что тебя смерть переломит быстрее, чем остальных. Я очень спокоен, в самом деле, но мне жаль Грегори. Хотя я рад, что смерть в этот раз выбрала не меня, а кого-то другого. Просто в тот момент, рядом с Грегори, когда я упал рядом с ним, я будто почувствовал, как она готова вырвать мою жизнь сквозь мои хрупкие ребра… Извините, мистер Старк, я знаю, что вы не сочли бы эти мысли правильными, или типа того, но это не вам каждую ночь снится кошмар о том, как вы задыхаетесь или как ваше сердце просто останавливается, а тело синеет, превращаясь в мраморную статую. Итак, я благодарен медбрату Роберту за то, что он дал мне возможность отдохнуть, но надолго оставаться тут нельзя: я должен выяснить, что же здесь все-таки происходит. До этого момента я не очень трезво осознавал, где нахожусь. Сейчас до меня дошло, что учителя как минимум на учителей не похожи. Что школа как минимум на школу не тянет. И что уж больно странно все тут обстоит с учебой, что ученик просто берет и кончает с собой. И мне нужно больше заниматься, по этой-то причине запись за сегодня такая короткая. Надеюсь на ваше понимание, мистер Старк. Ухожу читать настоящее естествознание, вникать в химию, робототехнику и биологию. Мне уж точно нельзя отставать от остальных, которые занимаются весь день, а не отлеживаются, как я. Как вы помните, в чем-то я априори слабее остальных. Не хочу усугублять ситуацию. 18 октября, четверг. Вечер. Библиотека. Моя успеваемость пока ничуть не ползет вверх, и только учитель Мэрси делает вид, что понимает, почему я выпал из жизни – из учебного плана – на два дня. Сейчас я сижу в библиотеке с Лоренсом, Марком и Карлосом. Лоренс вызвался подтянуть меня по некоторым темам по всем предметам, с которыми у меня были наиболее сильные проблемы, и учителя, закивав головами, оставили нас на день в библиотеке. Марк и Карлос вызвались с нами, потому что якобы имеют такие проблемы в области анатомии и биологии, что им не справиться без Лоренса, кто прослыл гением из всех гениев уже за две недели нахождения здесь. Лоренс чуть ли не пообещал учителям, что сделает из нас троих лауреатов нобелевской премии или докторов наук. Глазки их засияли, и учитель Аркл лично закрыл дверь библиотеки перед своим же носом. Чтобы нам не мешать. Сначала Лоренс и правда пытался втолковать нам троим физику, что-то еще, потом снова что-то еще, и иногда мы прерывались на светские разговоры – чтобы отвлечься на пару минут. О Грегори все как-то уже успели забыть. Я подумал, что никто не изменился. Никто не заметил. В какой-то момент я понял, что моя голова слишком тяжелая для того, чтобы вместить еще хоть каплю знаний. Лоренс признал, что с удовольствием отвлекся бы и почитал Фрейда, чьи сочинения были чуть ли не на каждой полке библиотеки. Боюсь представить того, кто заведует или заведовал этой библиотекой, потому что я не припомню здесь библиотекаря… Но такое увлечение Фрейдом не льстит психическому здоровью этого человека. Мне так кажется. Ну, в общем, Марк с Карлосом ушли изучать анатомию в дальние ряды полок библиотеки. Мы с Лоренсом сидим и переглядываемся уже минут двадцать, пока я все это пишу. - Как думаешь, они просто друг другу отсасывают или все-таки ебутся? – в какой-то момент, перелистывая очередную страничку книги Фрейда, поинтересовался Лоренс. – Ну, пока символично читаешь Фрейда, грех этого не спросить, - он пожал плечами. - Судя по звукам, - (а слышали мы тяжелые вздохи, тихую ругань и сдавленные стоны), - мне кажется, они именно почти ебутся, - стараясь сохранять непреклонный тон, ответил я. - Если вам так интересно, сучки, - с очевидно тяжелым вздохом сказал Марк, - я сейчас снизу, лежу спиной на груде книг, раскинув ноги по сторонам, пока Карлос трахает меня в зад. А салфеток у вас не найдется, а? Прошу прощения, но я заржал и не смог всего этого не записать. Лоренс, смеясь, только покачал головой: - Увы, нет. Удачно вам изучить анатомию! Я все равно уже не понимаю, что я тут делаю и что тут происходит. Все воспринимается как какой-то идиотский спектакль. Как так может быть, что буквально в паре метров от тебя один парень ебет другого, причем они заранее об этом договорились, а ты сидишь так, будто тебя тут и нет, и никого ничего не смущает? Если я и попал в преисподнюю, то эта из всех – самая ебнутая. Или как минимум самая странная. Жаль, что так много ругани на этих страницах, но некоторые цитаты надо сохранять дословно. А еще мне больше не хочется сдерживаться. Хоть как-то, но она, ругань, помогает. И вот уж точно чего я делать не хочу – так это представлять позу, которую описал Марк. И вам, мистер Старк, тоже не советую этого делать. Странным образом это меня смущает. - В следующий раз надо будет взять нормальные салфетки… - я услышал, как Карлос рвет какую-то книгу. Вот же чертовы придурки… Вообще, Карлоса я всегда видел только с девушками, причем часто в его окружении были и взрослые женщины. В отличие от меня, он больше похож на Лоренса: они оба высокие, сильные и привлекательные. Без прыщей. Статные. И с волевой осанкой. По ним не скажешь, что они еще подростки и старше меня на год. Мне немного завидно, что они могут иметь такую жизнь: полную приключений, красоток, а также почти полное отсутствие комплексов. С Карлосом, думаю, здесь все будет хорошо. Он умеет выполнять то, что ему говорят, он достаточно способный, но почему-то меня всегда пугала его мрачность. По крайней мере, когда мы с ним разговаривали, он вечно хмурился, и морщины делали его визуально старше. Я сам себе рядом с ним казался таким мальчишкой. Но мне вспомнился один день из нашей прошлой школьной жизни, когда я понял, что он все же такой же мальчишка с комплексами, как и я. Мы тогда всем классом собрались в поход или что-то вроде того, и, когда настала пора ложиться спать, кто-то стал рассказывать о том, как встретил свою биологическую мать на улице. По-моему, это был Джеймс Веснушка. Он рассказывал, как видел эту рыжую даму, точно такую же внешне, как и он. Он окликнул ее – не смог сдержать порыва. Она обернулась, но на лице ее отразилась гримаса ужаса. И, резко дернув за руку маленькую девочку, точно такую же рыженькую, как и ее мама - как и его мама - эта дама увела ее вглубь толпы, растворяясь в ней, прячась от нерадивого чада, от части своего прошлого, от всех бед, которые Джеймс причинил ей и ее семье. - Простите, парни, я не знаю, с чего это меня так прет на все эти истории. Я никак не могу забыть ее прекрасное лицо и этот ужас на нем, - закончил Веснушка, прикрывая глаза. Я тогда лежал рядом с ним в своем спальнике и чувствовал его боль, то, как тяжело ему даются слова. - Волшебная кола делает свое дело! – хихикнул Марк. - Что? – с недоумением спросил тогда Джеймс. - Этот мудак снова добавил туда виски, - приняв расслабленную позу, заявил Карлос. Джеймса тогда это уже не волновало, как и меня. Мне показалось, что он пожалел, что рассказал о чем-то, что было ему важно, а другие этого не заметили. Им бы только потрахаться да бухнуть. Странно тогда получается: чем же тогда мы отличаемся от тех, от кого родители не отказались? - Так что ты сделал, что от тебя отказались, Джеймс? – спросил Джереми, который всем задавал этот вопрос. Слово "отказались" от него мы слышали чаще, чем банальное "привет". Веснушка промолчал, лишь поджал губы. - А от тебя почему? – пожав плечами, Джереми обратился ко мне. – Ты не такой буйный, как остальные, наркотики вроде даже не принимаешь… Самый тихий из нас, самый здоровый, что ли, нормальный... Последнее слово тогда резануло мне слух. - Джереми, отстань от него, - то был голос Карлоса. - Тогда с тебя какая-нибудь постыдная история, почему от тебя отказались, - Джереми выпил отнюдь не больше всех. Просто он вообще не боялся получить кулаком в челюсть за подобную наглость. А все знали, что Карлоса лучше не злить. - Постыдной истории тут нет, - на удивление тихо сказал он. И говорил он так спокойно и даже не мрачно, что мне стало не по себе. – Просто в один день пришел очередной ухажер моей матери и сказал: «Сопляк, в этом доме место только для одного мужика». Я – хилая двенадцатилетняя каланча – стал спорить тогда. Мы подрались. Он сломал мне руку, выбил челюсть. И выкинул на улицу. - Но ты же такой сильный, - чуть ли не в один голос заявили все, кто был тогда в этой палатке. Карлос улыбнулся. - Это вам так кажется. Сам же я думаю, что сейчас я ничуть не сильнее того пацаненка, которого в тот день выкинули из дома… У всех свои скелеты в шкафу, но в этот вечер Карлосу хватило смелости открыть свою тайну. Он сказал больше, чем ему могло показаться. По крайней мере, я теперь был уверен, что он такой же, как мы, а не просто попал сюда по ошибке. Джереми, эта любопытствующая выскочка, который через неделю сдох от передозировки в школьном туалете, в луже своей блевотни, наконец-то угомонился. В этот вечер, когда я снова взглянул на Карлоса, я подумал, что он боится быть слабым. Он же поймал мой взгляд, нахмурился и просто прошел мимо. 4 ноября, очень странное воскресенье. День. Кабинет математических наук. Записей не было очень долго, время куда-то пропало. Я не чувствовал в себе сил и нужды что-то записывать. Все они ведут себя, как обезьяны-космонавты. Да и я, возможно, тоже. Я просматривал то, что уже написал, в некоторых моментах вообще не понимая, зачем я пишу то, что пишу. В какой-то момент я заметил в своих записях два имени: Джеймс и Грегори. И спросил у Лоренса: - А кто такой Джеймс Веснушка? А тот парень, Грегори, который покончил с собой? Почему я писал про них и не помню этого? Почерк-то точно мой… Лоренс медленно поднял на меня голову – и я просто почувствовал, как волосы на его теле стали дыбом. Он посмотрел на меня сначала с недоумением. Потом с удивлением. Потом – с плохо скрываемым ужасом. - Ты чувствуешь слабость? Именно такую, что моментально отрубаешься, едва ложишься? Я кивнул. - Утомляешься быстрее, чем обычно, но при этом способность к обучению возросла? Схватываешь материал на лету и долго удерживаешь его в голове, хотя усилий прилагаешь не очень много? Я снова кивнул. - Не замечаешь, как у тебя с эмоциями: будто бы чувства притупились или вообще отсутствуют? - К чему ты клонишь, Лоренс? Он удрученно сел на стул. - Джейсон, у меня есть подозрения, что нас чем-то накачивают. В свою очередь, я заметил, что Лоренс немного похудел. - Еда для меня странно пахнет, и сначала я думал, что дело в незнакомой обстановке и особенностях готовки. Но я тоже делал записи. И я тоже не смог вспомнить, кто такой Джеймс… и я тоже забыл о Грегори, - медленно сказал он. – Но я попробовал напрячься и что-то смог вспомнить о них. Джеймс Веснушка… господи, ты что, не помнишь его? Я отрицательно помотал головой. - А Грегори? – ужас в его глазах был нескрываемым. Я почувствовал себя виноватым сыном, который опозорил мать при гостях: ты вроде и знаешь правильный ответ, но... все идет совсем не правильно. - Лоренс, о ком ты говоришь и почему об этих людях есть в моих записях? - тихо спросил я его. Рука Лоренса машинально потянулась к татуировке на груди. Он успокаивался, пока внутри меня паника нарастала. - Твою мать, Джейсон… - он рванул ко мне. – Мало того, что мы оба не помним их – хотя мне удалось вспомнить, возможно, потому, что я почти ничего не ем, соответственно, не получаю этого вещества, которое каким-то образом блокирует память о чем-то… конкретном… - он не мог подобрать слов. - Лоренс, мне страшно, - но страха я не чувствовал. Я просто знал, что должен это сказать. - Кроме того, никто не помнит, как хоронили Грегори, а я вообще не помню, чтобы кто-то что-то говорил об этом… Черт возьми, вся информация, которая у меня есть про него: мы вместе учились, он покончил с собой, по слухам, предположительно тогда, когда уборщик вышел на мансардный этаж, чтобы прибраться, оставил окно открытым, а Грегори как-то туда пролез и… - он схватился за голову. – Твою мать, твою мать, твою мать… - шептал он без умолку, а взгляд его бегал из стороны в сторону. Моя паника будто перешла на него, а я сам спокойно сидел рядом, не понимая, что происходит. - Скоро нужно будет уходить отсюда, - он взял себя в руки. – И, Джейсон, прошу тебя, не ешь сегодня ничего. Или только совсем немного. Чуть-чуть. Я молчал. - И просто продолжай писать, Джейсон. Пиши. Просто пиши, - как в лихорадке, прошипел Лоренс. Я кивнул, но совершенно не понял, для чего он попросил меня об этом. С Лоренсом так всегда: вопросов больше, чем ответов. Почему-то мысль про обезьян-космонавтов показалась мне такой смешной… Тот же день, 4 ноября, очень-очень странное воскресенье. Ночь. В кровати. На ужине я присматривался к остальным: все как один. Ноль отличия, и я не смог вспомнить имена половины людей. К еде я почти не притронулся, да и пахла она частично чем-то странным. Учителя наблюдали за нами так, словно мы были подопытными крысами. На миг я встретился взглядом с учителем Арклом и вспомнил, что испытываю к нему неприязнь. Но я не смог вспомнить почему. Лоренс сказал мне, что никто из тех, кого он расспрашивал, не помнит как Джеймса, так и Грегори. А кровать Джеймса выглядит так, будто там никто уже и не спал долгое время. Еще Лоренс сказал, что слышал диалог учителей насчет того, что старого уборщика уволили. И что скоро наймут нового, который будет еще и за библиотекой присматривать. Лоренс сказал записать это на всякий случай. Итого назревает несколько вопросов: Где труп Грегори? Кто он вообще был такой? Мне не удалось его вспомнить… я почему-то помню только то, что его волосы были черного цвета, а в них была кровь. Где Джеймс Веснушка и какого черта его уже несколько дней никто не видел? Если его кровать не тронута, а вещей нет, как сказал Лоренс, значит, он исчез. Самое главное: почему учителя ничего не говорят об этом? И почему я чувствую себя так безмятежно, будто сижу на берегу моря и вошел в состояние нирваны?.. Мысль про обезьян-космонавтов уже не кажется мне смешной. И да, теперь я действительно могу сказать, что с моими чувствами что-то не так. Верить никому нельзя, и я окончательно запутался. Но я знаю только то, что мне действительно страшно. Я смотрю на рисунок Риты Хейворт и успокаиваюсь...