Боюсь, что да

Пробуждение стало резким и крайне неприятным: откуда-то, словно из глубины сознания, Мирона вырвало настойчивое жужжание телефона. Тот, сука, елозил по столу, заставляя разлепить веки, чтобы обнаружить себя скрюченным на диване в жутко неудобной позе. Мирон застонал и, не глядя, кинул в сторону раздражающего его звука подушку, что оказалась у него под головой, однако это не принесло желаемого эффекта: телефон продолжил долбить вибрацией прямо в мозг. Мирон сел, чувствуя слабые рвотные позывы, и потер затекшую шею. В ногах сбился плед, но Мирон не помнил, чтобы укрывался им. Как и не помнил, когда ушел Слава. То, что в квартире никого не было, Мирон почувствовал сразу. Стоило взять трубку, как вместе с осознанностью вернулась и память — так звонить мог только Дима. — Сучара, — прилетело в ответ на слабое похмельное бормотание, — ну и какого хуя, Миро? — Ты приехал? — прохрипел Мирон, пытаясь сообразить, возможно ли это. Голова болела нещадно, больше всего хотелось отключиться еще часов этак на десять. Дима разразился гневной матерной тирадой, но Мирону с трудом удалось разобрать его незамысловатый месседж, который закончился закономерным вопросом: — С кем ты был? — рыкнул Дима. — Чего? — Мирон окончательно проснулся и теперь пытался прикинуть, насколько велика вероятность, что их со Славой все-таки видели. — Бухал с кем? — судя по звукам, Дима пытался прикурить. — Только не ссы мне в уши, что один. — Я один, — похоже, Дима был все же не в курсе, а проверял, так что признаваться было необязательно, — рано рубанулся вчера. — Пизди больше, — не отставал он, — я тебя как облупленного знаю. Если блеешь, как овца, значит, накануне выжрал нормально. Ну? — нетерпеливо переспросил он. — У меня творческий кризис, забыл? — принялся выкручиваться Мирон. — Думал, может так прорвет. Не прорвало. Ты когда обратно? — Зайка, тебе память отшибло вместе с вдохновением? — Дима зло цыкнул в трубку. — Ебать, выпроводил меня, чтобы, как алкаш, надираться в одиночку? — Я пытаюсь написать новый текст, — огрызнулся Мирон, начиная раздражаться, — че ты доебался? Можно подумать, сам вчера по прилету не выпил! Чего хотел-то? — Послать тебя нахуй! — гаркнул Дима. — Для этого звоню все утро, блять! Можешь вообще трубку не брать, нахуй такое одолжение! Мирон отнял телефон от уха, чтобы убедиться, что вызов прерван: воистину, иногда Дима вел себя как натуральная истеричка. Мирон тяжело выдохнул, сел и потер глаза. Судя по всему, Дима ничего не знал, иначе бы реагировал иначе. Тем лучше: вчерашняя пьянка, хоть и закончилась почти безобидно, была ошибкой и могла обернуться большими проблемами, если бы не внезапное признание Славы. Мирон поморщился, вспоминая неловкий момент. Сколько в нем заключалось правды он не знал ни тогда, ни сейчас. При холодном свете утра все, что случилось накануне вечером, казалось нереальным: заказать пиццу на детскую площадку, бухать портвейн, целоваться с Гнойным… Мирон мотнул головой, отгоняя непрошеные воспоминания. Определенно, надо было слушать Бродского и не совершать таких вот фэйлов. Он скосил глаза на телефон — Дима молчал. Самому перезванивать не хотелось. К тому же, он знал, что надолго терпения Хинтера не хватит: он, в отличие от самого Мирона, не умел долго ходить обиженным и гордым. Если что-то его огорчало или злило, обидчик должен был либо немедленно покаяться и признать свою вину, либо захлебнуться в потоке дерьма и хейта. К счастью, с Мироном было несколько иначе — Дима мог долго и методично выносить ему мозг: сыпал злобными смсками, названивал, обзывался и грубил, но никогда не выносил пресловутый сор из избы. Впрочем, это правило явно действовало лишь до тех пор, пока они были вместе. Иногда Мирон с ужасом пытался представить, что было бы, разорви он когда-нибудь эти отношения. Дима бы стал тем злым бывшим, которого не одолел бы даже сам Скотт Пилигрим. «Я сдал билеты. Прилечу вечером. Вот ты у меня получишь», — как и ожидалось, совсем скоро пришло сообщение от Димы. Мирон усмехнулся, чувствуя какое-то не слишком нормальное злорадство. Он знал, что Димина страсть и Димин нрав — неконтролируемый поток энергии, но также он знал, как вызвать бурю в этом потоке и как направить его с максимальной пользой для себя. «Нарываешься, падла», — снова не выдержал Дима спустя примерно полчаса, потому что Мирон так и не удосужился ответить. Его молчание всегда было для Димы невыносимым. Мирон снова проигнорировал этот отчаянный выпад, но зато написал Славе. «Ты в норме?» — вопрос был максимально нейтральным. Слава не отвечал долго: Мирон даже успел подремать, наглотавшись таблеток. Когда он лениво пролистывал ленту в твиттере, Гнойный наконец дал о себе знать: «НОРМА ВО МНЕ» — наткнулся на его твит, снабженный фотографией бутылочки пива, Мирон. Он улыбнулся и даже чуть не лайкнул, но вовремя себя остановил. Вместо этого он решил все-таки набрать Диму, чтобы выяснить, когда его ждать. Выспавшись и отдохнув, Мирон был готов мириться с чужим дрянным характером и вспыльчивостью. Дима ответил после первого гудка, и голос его, хоть и звучал все ещё сердито, приобрел заискивающие интонации: — Ты что-то хотел? — Узнать, когда приедешь и надо ли встречать? — Мирон улыбнулся, представляя, как Дима сейчас нервничает, хмурится и опасается, что обидел и придется извиняться, чего он совершенно не умеет. — Надо. Голым, смазанным и с разведёнными ногами, — грубо отозвался Дима, между тем облегчённо выдыхая. — Ты куда-то собираешься? — Нет, дома буду, настроение говно с утра, — мстительно сообщил ему Мирон, открывая ноутбук, чтобы прикинуть, на каком рейсе прилетит Дима. — Намекаешь, что я тебе его испортил? — засопел в трубку тот. — Сам виноват, нехрен выебываться было, — прозвучало это не слишком убедительно. — Как чувствуешь себя? — Нормально, — Мирон не спешил менять гнев на милость. — Приедешь — поговорим, — добавил он для весомости, сам не зная, что собирается предъявлять Диме. — Ну, Миро, в чем дело? — сдался Хинтер. — Я звонил тебе все утро, волнуюсь тут, блять, и ещё и виноват? — Базар фильтровать поучись, заебало уже, — буркнул Мирон. Сейчас Димины попытки сгладить конфликт только раздражали. Мирон сам не собирался ничего фильтровать, скорее даже хотелось проораться. — А ты научись трубку брать, — в тон ему отозвался Дима. — Только я за порог, сразу нахуярился. Откуда мне знать, что ты точно был один? — Ниоткуда, у меня тут оргия, и пара шлюх уже подохли, не выдержав напора моего хуя, — отозвался сварливо Мирон. — Позвони, как сядешь. Он первым сбросил звонок.

***

Дима не позвонил. Он с порога вздернул Мирона за шиворот, заставляя балансировать на мысках, и швырнул его к стене, до острой боли заламывая руку и обтирая щекой обои. — Знаешь, что я с тобой сделаю? Мирон не знал, но в такие моменты чувствовал себя нассавшим в коридоре щенком — получать наказание стыдно, но заслуженно. Одновременно хотелось брыкаться и умоляюще-восторженно скулить от ощущения чужой властной руки и карающей воли. Самым прекрасным в такие минуты становилась стерильная пустота в мыслях — оставались только предвкушение и иррациональный страх, зудящие во всем теле. — Отлуплю, — Дима решительно потянул его джинсы вниз. — Отхожу ремнем по жопе так, что сидеть не сможешь. Внезапно в этой привычной пустоте резкой вспышкой промелькнуло воспоминание: «Отец тогда так отлупил меня…» Улыбчивый, как всегда будто чуть смущенный Слава на мгновение перекрыл собой Диму, ослепил солнечным лучом, отраженным в линзах дешевых очков. Мирон зажмурился от неожиданности, а когда открыл глаза, сознание уже не буйствовало от адреналиновой встряски. — С хуя ли? — он вопросительно выгнул бровь, возвращаясь в реальность. — Херовый перелет? Дима замер от неожиданности и даже отпустил его. — Да дохуя причин, огласить весь список прямо сейчас? Чё опять залупаешься? — протянул он скорее удивленно, нежели зло или раздраженно. — Ничего, — Мирон мотнул головой, не собираясь продолжать разговор. — Голодный? Заказать пиццу? — В чем дело? — Дима снова пихнул его к стене. — Ты не рад меня видеть? — Ты в таком настроении, что радоваться трудно, — Мирон смерил его сердитым взглядом, — какого хуя происходит? Доебался с утра, сейчас опять недоволен чем-то. Приехал на меня лаять? Сидел бы тогда в Берлине. Хотел ли он, чтобы Дима ему врезал, Мирон уверен не был, но внутри зудело мерзкое желание сделать виноватым его, чтобы осознание собственной нечестности померкло на фоне этого. Дима промахнулся — зарядил по стене у уха — и, свирепо рыкнув, буквально сбежал в комнату, предварительно ебнув дверью. Мирон выдохнул и прикрыл лицо руками. Вроде ничего явного не происходило, но отношения все равно трещали по швам, словно Дима чуял наеб, а Мирон отчего-то продолжал наебывать. Из-за этого мелкого вранья, которое, как водится, наверняка потянет за собой более крупное, он чувствовал себя уязвимо и воинственно одновременно. Мирон медленно сполз спиной по стене на пол и замер, раскинув ноги в стороны. Захотелось немедленно выпить, даже нажраться. Но не с Димой и, пожалуй, не со Славой. Лучше всего сейчас подошла бы компания какого-нибудь старого друга, которому можно было бы немного поплакаться на херовое настроение, мудака-парня и собственные заебы. Мирон чертыхнулся: даже мысленно это выглядело максимально пидорско и жалко. Друга на примете не было. Он посидел еще пару минут и неловко поднялся. Надо было мириться с Димой. Тот тем временем как сыщик рыскал по комнате, и Мирон запоздало подумал, не мог ли Слава что-то оставить или как-то наследить. Это было маловероятно, но такие мысли породили закономерную панику, быстро трансформирующуюся в ещё большее раздражение. Малодушно хотелось защититься, выставив Диму неадекватным ревнивым мудаком, и Мирон даже собрался было выдать что-то на этот счёт, но тот вдруг рухнул на диван и зарылся лицом в подушку. Такое неожиданное проявление слабости ударило прямо под дых — большой и грозный Дима смотрелся киношной карикатурой на самого себя со сгорбленной спиной и подтянутыми к животу ногами. Он должен был нападать, а не защищаться. — Дим? — Мирон шагнул к нему, хмурясь от неловкости момента. — Не скажешь, что случилось? — осторожно начал он, положив ладонь ему на плечо. — Это ты мне скажи, — голос из-за подушки звучал глухо. — Я заебался пытаться понять, чего ты от меня ждёшь. — Ничего не жду, — Мирон неловко присел рядом. — Че ждать? Столько лет вместе, уже все известно, — он неопределенно пожал плечами и скривился от того, как уныло это прозвучало. — Я тебе надоел, я понял, — тускло резюмировал Дима. Он не поворачивался, не шевелился и, казалось, даже не дышал. Дима вел себя как ребенок: иногда это умиляло, но чаще — раздражало. Например, сейчас. — Ну, бля, Дим, а ты думал, я обрадусь твоему ебланству с утра пораньше? — Мирон закатил глаза. — Ты не брал трубку, — упрямо процедил тот. — И бухал без меня. С хуя ли я еблан? — он всё-таки развернулся и вперился в Мирона взглядом. — Еще скажи, что сам так никогда не делал, — хмыкнул Мирон более миролюбиво. — Чего сорвался обратно так резко? — С того, что тебя нельзя одного оставить, — Дима скривился, вытягиваясь и подкладывая руки под голову, и невозможно серьезно заключил: — Не знаю, Миро, наверное, все дело в том, что ты — моя семья, и я скучаю, когда не рядом. — Ну так и будь рядом, кто тебе мешает? — Мирон усмехнулся. — Со мной точно не соскучишься. Внутри неприятно кольнуло от мысли, что сам он вовсе не скучал в отсутствие Димы, поскольку нашелся тот, кому было его не лень развлекать. Дима снова помрачнел. — Думаешь, я такой тупой мужлан, что ничего не чувствую? Я не просто твой ебарь, но даже секса со мной ты в последнее время не хочешь. У тебя кто-то есть? — Ты ж всегда на страже моей задницы, — фыркнул Мирон, — тут не разгуляешься. Он мотнул головой, надеясь, что на этом неудобные вопросы закончатся. Димино чутье, конечно, поражало. — То есть ты не отрицаешь, что как минимум такое желание у тебя есть, — Дима резко сел. — Мы на передаче у Малахова? — Мирон выгнул бровь. — С чего эти ревнивые приступы? Вроде, это ты любишь тащить в постель все подряд. — Тебя так задело, что я привел Киру? — прищурился Дима. — Я тебя думал порадовать, чтобы ты не заскучал со мной, мне нахуй она не сдалась. — Ничего меня не задело, — Мирон начал уставать от этого разговора. — Дим, может, пожрем, я не знаю, поебемся, чего ты сопли мотаешь? — намеренно грубо сказал он. — Разговор бессмысленный. — Согласен, — без особой радости отозвался Дима, смерив его подозрительным взглядом. — Иди ко мне, — попросил он и снова улегся поудобнее. Мирон пристроился рядом, склонил голову ему на плечо и замер, задумавшись, как в Диме уживается столько разных эмоций одновременно. Официально он не страдал ментальными расстройствами, но такие вот вспышки не казались чем-то естественным. Впрочем, поведение Мирона выбивалось из норм не меньше. Это была основа их союза — ненормальность. Однажды встретившись, они оба будто признали в другом своего человека — больного, неправильного, неудобного. «Вагабунд» сросся накрепко из двоих людей, что никак не хотели и не могли вложиться в отведенный им обществом и происхождением разъем, как бракованные частички пазла. Они не подходили другим людям, но сцепились друг с другом, создав на удивление сильный сплав. Несовершенный, но надежный. Мирон не знал, смог бы он справиться без Димы и где бы был сейчас, обернись все иначе, да и не хотел знать. Однако сама мысль о возможности других вариантов уже будто что-то меняла, сдвигала с привычной точки опоры. Не только в нем, но и снаружи. Внешний мир, давно его не тревожащий, будто принявший их с Димой союз, неожиданно заявил о себе, показал себя во всей красе, пустив ненадолго в чужую лигу, в чужую жизнь. Мирон все так же не «вкладывался» туда, не подходил, был неправильным, но впервые за долгое время ему не было на это наплевать.

***

— Яныч, это пиздец, — стонал Саня, прихлебывая пиво. — Ты читал комментарии? Оксимирон предал «Версус»! Как тебе вообще пришло в голову идти туда?! Мирон слушал его уже час, но ничего нового Рестор не выдавал. Как только баттл вышел, реакция на его там присутствие оказалась столь бурной, что это даже льстило. Процентов восемьдесят комментариев было о Мироне, а не о баттле, и с этим надо было что-то делать. Или нет. — Я только на одном был, — сообщил он в который раз Сане, — поорут и забудут. — Нам нужно оседлать эту волну хайпа! — тот хлопнул ладонью по столу. — Позовем кого-нибудь со «Слово» на «Версус»! Хоть того же Гнойного! Что думаешь? — Я не стану с ним баттлить, да и он не пойдет, — засомневался Мирон, — им там отлично на «Слово», все молодые, горячие. — Почему ты не будешь с ним баттлить? — нахмурился Саня. — Разнесешь их фаворита — так и прикончим конкурентов на корню! — вдохновенно заявил он. — Не буду, — мотнул головой Мирон, — я его игнорировал раньше, так и продолжу, — принял решение он не только о баттле. — Да почему, можешь объяснить? — Рестор не понимал, и это было логично, но все равно раздражало. — Личный мотив тебя устроит? — Мирон выгнул бровь. — Не хочу проблем лишних, и баттлить тоже не хочу. Есть Рики, Эрнесто, полно бойцов. — Вопрос, согласится ли Гнойный с ними баттлить, — пробормотал Саня. — Уговоришь его, если станет отказываться? — Гнойный непредсказуемый, — Мирон нахмурился, — давай сперва ты. Они со Славой не общались с того самого неловкого признания, и, хоть Мирон и порывался написать ему, всякий раз останавливал себя. Слава тоже молчал. Миновала неделя. Саня согласно кивнул и остаток вечера прошел за отвлеченной беседой. Уже собираясь домой, Мирон решил заглянуть в совсем недавно открывшийся напротив «семнашки» магазин мерча, куда заехал и оксишоп. На входе он столкнулся с Рудбоем, который явно куда-то торопился и от неожиданности выронил сигарету. — Бля, чувак, куда летишь так? — он с сожалением заглянул в пустую пачку. — Ну вот, последнюю проебал. — Сорян, — Мирон достал из кармана свою, — будешь? — Буду, конечно, — тот взял две, заправив одну за ухо. — Если ты в магаз, то они уже собираются закрываться, — прикурив, сообщил он. — А ты там чего делал? — не сдержал любопытства Мирон. — Работаешь, что ли? — Товар принес, — пожал плечами Рудбой и продемонстрировал Мирону свою зажигалку. — Дерзко, — оценил Мирон, — Ванечка придумал? Слава говорил, что ты розовую одежду шьешь, — брякнул он, не подумав. Рудбой фыркнул и покачал головой. — Розовые только шапки. И разве я похож на человека, который может сшить хоть что-то? Максимум, что я сделаю — зашью Славику рот, — он на удивление добродушно улыбнулся и протянул руку: — Я Ваня, как-то не до того было в прошлый раз. — Заточить ничего не хочешь? — неожиданно предложил Мирон, пожимая руку. — Я с утра ничего не ел, а в «семнашке» только пиво и злой Рестор. Если отвлекаю, так и говори, отъебусь без базара. — Вообще я домой собирался, — протянул Рудбой с сомнением, но, не раздумывая долго, вытянул из кармана телефон. — Секу погоди, Ванечку предупрежу только. Зайчишка, чё делаешь? — нисколько не стесняясь Мирона, улыбнулся он в трубку. — Я тут встретил приятеля, пожрем и приеду. Тебе захватить чего-нибудь? Он говорил что-то ещё, но Мирон тактично отступил на пару шагов, чтобы невольно не подслушивать, как эти двое милуются. То, что Рудбой назвал его своим приятелем, приятно удивило. Когда тот освободился, Мирон вспомнил о кафешке на соседней линии, в которую они иногда заходили перед съемками «Версуса». — Отпустила семья? — улыбнулся он Рудбою. — Да, все путем, Ваня — самый понимающий мужик на свете, — отозвался тот невозмутимо, доставая заныканную сигарету из-за уха. — Оставь себе, — кивнул на зажигалку он, когда Мирон перехватил ее, чтобы тоже прикурить. Когда они сделали заказ и сели ждать, Мирон понял, что не знает, о чем говорить с малознакомым человеком. За годы популярности он успел привыкнуть, что вопросы задают ему, что смотрят, открыв рот с обожанием или тайной ненавистью, но с Рудбоем было иначе. Тот словно пребывал в каком-то дзене, оставаясь на нейтральной полосе. — Ты ведь не баттлишь, да? — сказал Мирон, чтобы начать разговор. — Не, нахуй, — мотнул головой Рудбой. — Мне нравится смотреть, но самому тратить время, рвать жопу ради того, чтобы кого-то похитрее обосрать… Тупо лень. Ванечка было дело загорелся со Славой за компанию, но он хотя бы делал по кайфу и для себя. Я предпочитаю разъебывать противников в шутерах или RPG, кибер-спорт — вот это охуенно. — Ясно, — Мирон хмыкнул. — Ну, если что, твой кореш запросто защитит любого из вас своими грязными текстами и разъебет нахуй оппонента, — закинул он удочку про Славу. — Давай без этого только, — Рудбой протестующе хмыкнул. — Слава мой друг, но не обязательно делать вид, что он тебе симпатичен, не люблю лицемерие. — Неделю назад мы с ним бухали на детской площадке дешевый портвейн и жрали пиццу, — раскрыл карты Мирон. — Я тоже не люблю лицемерие. — Епт, — многозначительно выдал Ваня, взволнованно сдвинув кепку набок. — Вот так партизан хабаровский, — усмехнулся он. — Значит, мир, дружба, жвачка? — Ну, — пришлось признаться, — общение строилось не только на позитиве. Для меня это все странно и ново. Я будто был в каком-то коконе, а сейчас пытаюсь вылезти и посмотреть на окружающий мир, — разоткровенничался Мирон. — Правда, мир этому не особенно рад. — С чего ты так решил? — с искренним интересом спросил Ваня. — Как я понял, фаны очень даже оценили твой приход на «Слово», например. — Издеваешься? — Мирон выгнул бровь. — Окси предатель, Окси продался, Окси поссорился с «Версусом», «Версус» тонет, Окси бежит с корабля, — начал перечислять он основные идеи, бродившие в сети. — Люди в ахуе и как обычно готовы меня разорвать. — Херня это все, — отмахнулся Рудбой. — Сам-то ты что об этом думаешь? Не зря было? — он откинулся на стуле, чтобы дать возможность официантке поставить на стол еду. — Я отсмотрел все Славины баталии, — Мирон развел руками, — так что не зря. Не знаю, близок ли мне ваш формат, — задумчиво проговорил он, — но я не хочу вражды. — А кто хочет? — Ваня пожал плечами и цапнул картошку фри с тарелки. — Уж точно не Слава. Мирон неожиданно смутился, сразу вспомнив все подробности их последней встречи. — У вас на «Слово» очень близкие отношения у всех, напоминает начало «Версуса», — перевел он тему. — Тогда нам тоже казалось, что мы все здесь лучшие друзья, семья, которая заменяет все. Когда я пришел к вам, увидел что-то похожее, — он задумчиво потер переносицу. Получалось как-то грустно, будто они на «Версусе» все это проебали, а он теперь скитается в поисках тепла и дружбы по чужим площадкам. Думать, что это правда, не хотелось, и врожденное упрямство напополам с гордостью тут же напомнило, что именно «Версус» стал первой среди прочих площадок, а Мирон был и есть основоположник русского баттл-рэпа. — Рано или поздно все скатится в пизду, — отмахнулся Рудбой. — И мы далеко не так дружны, как ты думаешь, своих склок хватает. Порой мужики хуже баб, тебе ли не знать, — он пожал плечами и улыбнулся. — Хорошо там, где нас нет. Мирон невольно отразил его улыбку — Рудбой заражал своим философски-похуистичным настроением да и вообще располагал к себе. — Ну, ваш союз двух Вань за столько лет никуда не скатился, как я понимаю, — заметил он, — так что хорошо может быть и здесь. — Это другое, ты ж про баттлы и дружбу, а с Ванечкой у нас семья, — с полным ртом отозвался Рудбой. — Площадка — тоже семья, побольше только, — заспорил Мирон, — на этом все и держится! Пока у вас на «Слово» все такие дружные да верные, у вас и будет заебись. Рудбой скептически хмыкнул. — И как ты вообще выжил среди акул такой наивный? У нас просто понтов меньше, чувак. До поры до времени. Это предсказуемо не понравилось Мирону. — Я и есть акула, — заявил он, прищурившись, — Слава не рассказывал, какой я мудак бездушный? — Не, он такую же чепуху гонит — про Мир во всем мире, — Ваня беззлобно усмехнулся, выделив сокращение имени Мирона голосом. — Почему мудак-то? Ты уж определись, положительный ты или отрицательный персонаж… — У меня биполярка, могу позволить себе быть разным, — засмеялся Мирон. — Думаешь, Слава согласится на «Версус» прийти? Битва площадок, все дела, — закинул он новую удочку. — Бля, так и знал, что про Славу станешь тереть, — мученически скривился Рудбой, загребая остатки картошки с тарелки. — Вот честно, мужик, я в душе не ебу, что я сам хочу, а ты спрашиваешь меня, что на уме у Славы, — он вздохнул, покосившись на нетронутую порцию Мирона. — А что правда уже и на «Версус» его зовете? — Он сильный мс, кроссовер соберет много просмотров, — Мирон пожал плечами. — Я тоже не уверен, что оно ему надо, но Саня загорелся идеей. Мирон уже хотел было быстренько переложить ответственность за приглашение Гнойного на Ваню, но тот словно прочитал его мысли. — Я лезть в это не буду. Если хочешь, поехали к нам, сам спросишь. Мирон задумался. Он не был уверен, что это хорошая идея сразу по нескольким причинам, и все были в разной степени личными. — Хз, не навредит ли мое вмешательство, — осторожно сказал он, — да и очередное вторжение без приглашения… — Мирон развел руками, криво улыбаясь. — Ну, начнем с того, что тебя я приглашаю. А если так, то поехали, но вначале я сожру это, раз ты не хочешь, — заебавшись стрелять глазами в сторону его тарелки, Ваня нагло сцапал ее и придвинул к себе. Несмотря на недавний голод, сейчас Мирону было решительно похуй на еду, но он не удержался от подъеба: — Плохо кормит Ванечка тебя, что ли? Слава тоже вечно голодный, как я понял. — Ванечку самого хрен прокормишь, — фыркнул Рудбой. — А ты уже и переживаешь за Славика? Накормить хочешь, пригреть? — вернул он колкость. — Покормил уже, напоил, а он свалил утром, не попрощавшись, — хмыкнул Мирон. — Так что лучше спросить предварительно, хочет ли меня у вас там хоть кто-то наблюдать, кроме тебя. — Ща проверим, — Ваня вытянул из кармана телефон, активировал фронтальную камеру и, развернувшись так, чтобы Мирон попадал в кадр, сделал сэлфи. Скинув фото в сторис, он вернулся к трапезе, но не успел доесть злополучную картошку, мобильный разразился виброзвонком. — Иван Игоревич слушает, — хмыкнул Рудбой в трубку, подмигнув Мирону. — Иди нахуй, Славче, я не предатель, я герой-разведчик. Заманиваю врага в штаб-квартиру, заряжай баян. — Я могу купить еду и бухло! — встрял Мирон, забыв, что не планировал нигде задерживаться и что Диме опять придется что-то врать. — Слышал, революционер? Не ори. Еда, бухло, Окси, и это у тебя даже не день рождения, — Ваня чуть отнял телефон от уха и сделал Мирону знак двигать. Тот тут же подорвался, будто только и мечтал о том, чтобы посетить таинственную обитель лидеров «Антихайпа». Судя по крикам в трубке, никакого Мирона там видеть не желали, но от этого стало только веселее.

***

Добирались на такси: съёмная андеграундная хатка оказалась ни много ни мало на Маяковского, так что больше времени они потратили в поисках магазина. Мирон не скупился, поэтому тем количеством, что он взял, можно было ужраться и упиться даже вчетвером. Слава их не встречал, зато Ванечка был тут как тут. — Вот так отпусти мужика пожрать со знакомым, а он Оксимирона в дом приведет, — несмотря на ворчливый тон, тот повис на Рудбое. — Это я тот знакомый, — зачем-то сообщил ему Мирон, — а твой мужик сожрал и свою, и мою порцию. Что с ним не так? — Тебе не понять, ты ж, как я, карлик, — огрызнулся Ванечка и вдруг заорал: — Слава, к тебе девочка пришла! Говорит, по урокам помогать, с виду приличная, Оксаной зовут! В коридор высунулась взлохмаченная Славина голова. — Может, хоть тапки человеку предложите? — хмуро поинтересовался он, не встречаясь с Мироном взглядом, вышел в коридор и, порывшись в куче обуви, извлёк какие-то побитые жизнью шлепки. — А то своими белоснежными носками испачкаешь наш пол. — Спасибо, — Мирон неловко втиснулся в тапки, пытаясь вспомнить, когда последний раз делал это. — Привет, Слава, — он улыбнулся, скрывая неуверенность. Домашний Слава не отличался от уличного варианта: та же небрежность, какая-то подростковая угловатость, странная одежда и общий чуть безумный вид. По Славе не было понятно, выпил он уже или всегда такой, как говорится. — Привет, — тот коротко глянул на него исподлобья, — я занят вообще-то. Мне некогда это все, — пробормотал он, забирая у Мирона пакет. — Бля, пиздец тут неловкая сцена после секса, дядь, пошли стаканы помоем, — многозначительно хмыкнул Ванечка и потащил Рудбоя на кухню. — Чем занят? — после этих слов неловкости только прибавилось. Мирон отчетливо осознал, что понятия не имеет, зачем пришел сюда, да и в принципе зачем пытается как-то присоседиться к чужому, чуждому ему самому миру с тапочками и странными ребятами, которые явно в нем не нуждаются. Слава неопределенно дёрнул плечами. — Тебе все одно, что я делаю — хуета, забей, — он вымученно улыбнулся. — Идём, только в обморок не падай от нашего срача. — Жертв не надо, если я не в тему, то съебусь, — Мирон покачал головой. — Я хуй знает, зачем приперся, так что могу уйти, без проблем. — Знаю я, зачем ты пришел, — Слава, словно испугался, что Мирон сейчас и правда уйдет, обошел его и провернул замок. Это прозвучало враждебно и не добавило уверенности. — Просветишь? — Мирон выгнул бровь, проследив за его действиями. Слава медленно опустил пакет на пол и шагнул вплотную, нависая. — Нормально со мной все, в подушку не плачу и не вскрываюсь. Приходить не обязательно было, достаточно звонка или хотя бы сообщения, — в его голосе прозвучала такая искренняя неприкрытая обида, что Мирон едва смог сдержать самодовольную улыбку. — Ага, я вижу, — заметил он, — но могу разочаровать еще больше: это было спонтанное решение — порыв души, если хочешь. Я не планировал никакой приход сюда. Сказав это, он тут же пожалел. За такое говнистое поведение он бы и сам себе втащил, не долго раздумывал бы. — Бля, прости, — поспешно сказал он, замечая недобрый взгляд Славы, — не знаю, почему веду себя как мудак. Слава дернул бровями, наигранно удивляясь этим словам, но снова свёл их на переносице, и Мирон подавил желание ткнуть в морщинку пальцем и разгладить ее. — Порыв — это хорошо, хотя бы у тебя есть душа, — криво усмехнулся Слава и наклонился за пакетом. — Брось, я не настолько скатился, как тебе бы того хотелось, — Мирон усмехнулся. — Вани окупировали кухню. Мы хотим общаться с ними? — он вопросительно выгнул бровь. Все это снова звучало ужасно двусмысленно, но по-другому просто не получалось. — А вдвоём мы что будем делать? — осторожно уточнил Слава, видимо, не ожидая такого вопроса. В полумраке коридора его глаза казались совсем темными, но блестели даже сквозь фирменный прищур. Слава закусил губу и неловко переложил пакет из одной руки в другую. — Не знаю, — тихо ответил Мирон, невольно перенимая его манеру. — Ты что хочешь? — Ну пойдем комнату свою покажу, что ли, — Слава цапнул его за плечо, разворачивая в нужную сторону. — Эй, где вы там? — раздался с кухни голос Светло. — Отдайте рыбку, Ванька купил, говорит. — Я отнесу, — зачем-то дернулся Мирон, отбирая пакет Славы, — руки помою заодно. Почему-то захотелось воспользоваться возможностью передохнуть, что ли, собраться с мыслями. Непонятно, для чего. Слава пожал плечами и толкнул дверь, а Мирон прошел в кухню, где сварливый Ваня, плескаясь и дурашливо кривляясь, мыл посуду, пока Рудбой зачитывал ему какую-то инструкцию. На столе уже была разложена часть провианта, что они накупили, и Мирон начал выкладывать содержимое своего пакета прямо поверх имеющейся кучи. — Мы со Славой поговорим, а потом придем, — сообщил он сладкой парочке. — Ага, можете не торопиться, — Ванечка насмешливо посмотрел на него. — Ты херово выглядишь, дядь, налить для храбрости? Мирон перевел взгляд на Рудбоя, надеясь, что тот, может, даст совет или поддержит, несмотря на весь абсурд ситуации. — Не ходи, — предложил тот, — сам выползет, когда вредничать надоест. Или вам надо какие-то свои личные вопросики обкашлять? — Надо, наверное. Или нет, — Мирон не помнил, чтобы когда-то чувствовал себя настолько неуверенно. — И вообще, это ты меня сюда позвал! — выкрутился он, чтобы не принимать решения. — Ваня любит помогать сирым и убогим, — Фаллен не удержался от шпильки. — Он добрый очень. — Ну вообще, я думал, Славик на голове стоять будет, а не в комнате прятаться, — Рудбой наклонился, чтобы между делом чмокнул Ваню за ухом. — Ты ж сказал, что вы общаетесь… — Это все бред какой-то! — не выдержал Мирон. — Меня тут быть не должно вообще! Он выдохнул, заставляя себя успокоиться. В конце концов он был старше этих нелепых ребят, с которыми пытался то ли подружиться, то ли окончательно поссориться. Надо было быть умнее. — Я с ним поговорю, — повторил он решительно и, не давая себе времени на раздумья, вышел из кухни. Слава сидел за компом, но судя по тому, что он подозрительно пялился в раскрытую папку «мои документы», занимался он тем, что пытался подслушать, о чем они говорили. — Привет, — Мирон застыл на пороге, осматривая полутемную комнату. Слава не соврал: у него тоже царил уютный бардак, и кровать явно заправлялась не больше раза в неделю. — Я не знаю, зачем пришел, — решил Мирон играть честно. — Мне было нечего делать, Рудбой позвал, наверное, я соскучился. Получилось как-то скомканно, но Мирон уже устал от собственных бесплодных попыток выглядеть круто. — Я не хочу быть твоим приятелем, — тут же выпалил Слава, разворачиваясь на крутящемся стуле к нему лицом. — Я так сильно тебя разочаровал? — вырвалось у Мирона в ответ так же внезапно. — Нет, просто ты не знаешь, что такое дружба, — медленно протянул Слава с лёгкой улыбкой. — Да и вообще тяжело непринуждённо общаться с человеком, которого хочешь засосать двадцать четыре на семь. Сейчас он смотрел снизу вверх и вместо агрессии излучал смесь из тоскливого нетерпения и робкой игривости. — Ясно, — Мирон прошел в комнату и сел на старый стул, поверх наваленных на него вещей. Такие признания выбивали почву из-под ног, лишали возможности шутить, стебаться или привычно задирать нос. Слава со своей честностью обезоруживал. — Зачем ты мне это говоришь? — хмуро спросил Мирон. — И что хочешь услышать в ответ? — Ты первый сказал, что соскучился, соврал? — Слава, упираясь ногами, подкатился к нему на стуле, после чего неуклюже сполз на пол и обнял колени Мирона, утыкаясь в них лицом. — Так, нет, что за коленопреклонение?! — тут же дернулся Мирон, вскакивая со стула. — Слава, это нездорово! Ты не знаешь меня, я — тебя, но мы познакомимся нормально, и тогда ты уже решишь, чего ты хочешь на самом деле, — выдал он взрослую и умную мысль. В голове при этом билось отчетливо, что все гораздо проще, — влюбиться можно в один взгляд или в смех. В честность и молодость, в вот этот смущенный прищур, в детскую стрижку и мягкие губы. Можно, но нельзя, совершенно точно нельзя ничего подобного делать и даже быть здесь тоже неправильно. — Может, я просто отсосать хотел, дебик, — неожиданно развеселился Слава, замечая его панику, и, хоть он и выглядел немного задетым словами Мирона, не спешил подрываться следом, лишь переменил позу, поджав одну ногу под себя. — Давай поговорим, — возвышаться над Славой было пиздец некомфортно, и Мирон сел на пол рядом. — Ты ведь хотел познакомиться, стать ближе, вот он я, — он потянулся и потрепал Славу по плечу. Из-за этих признаний и странных свиданий Мирон чувствовал ответственность за Славу и не мог просто забить на него хуй как на любого другого поклонника. И не хотел. — Мирош, ты как телка, которая не знает, как отшить, — с раздраженным вздохом Слава закатил глаза. — Нам нужно узнать друг друга получше, окей. Почему при этом мне нельзя тебя поцеловать, если хочется? У Мирона имелась четкая и прозрачная причина, почему делать этого не стоило, но он отчего-то не стал озвучивать очевидное. — Если бы я хотел отшить, пришел бы разве? — вместо этого выгнул бровь Мирон, неожиданно развеселившись на Славино сравнение. — Можно, конечно. Другого Славе и не требовалось: он налетел на Мирона, загребая руками и хаотично дёргая за футболку, пока губы нетерпеливо тёрлись о его, упрашивая приоткрыться. Но, когда Мирон сделал это, толкаться языком Слава не спешил, а лишь осторожно лизнул кромку зубов и снова присосался к губам, чем напомнил изголодавшегося по ласке кошака, что подставляется под руку, — Слава хотел и ждал ответный напор и инициативу, несмотря на собственную активность. Отказать ему в этом не было никакой возможности. Мирон в принципе никогда не был пуританином и легко заводился, а со Славой его перекрывало очень быстро — слишком сильно было чужое желание, не проникнуться которым он просто не мог. Мирон обнаружил себя прижимающим Славу к полу и шарящим руками под его футболкой уже через минуту. Возбуждение вышибло все барьеры, и хаотичные поцелуи сменились на вполне конкретные — в шею, за ухом и в подбородок. Останавливаться Мирон не собирался. Слава отзывался на каждое касание рваным вздохом, вздрагивал, выгибался и ерзал под ним, как наэлектризованный, не стесняясь ни своего стояка, ни чужого, настойчиво трущегося о бедро. — Я ни разу. Ну с мужиком. Не было, — с трудом выталкивая слова, вдруг сбито признался он, притягивая Мирона за шею и вжимаясь в нее носом. Тот пораженно застыл. — Бля-я, — хуже, чем пытаться разложить на полу влюбленного в себя фаната-девственника, может быть только… ничего. — В какой позиции не было? — вопрос прозвучал резче, чем хотелось бы, но Мирон привычно перебросил собственное раздражение на другого. — Ни в какой, — Слава сглотнул и, прежде чем ответить, отвернул голову в сторону, чтобы не смотреть на Мирона. К счастью, в его поведении не чувствовалось страха или неуверенности. — Тебе двадцать семь же! — воскликнул Мирон. — Как это, ни в какой?! Он резко сел и потер лицо ладонями, пытаясь успокоиться. Не хватало еще уводить на путь содомии невинную душу, блять! — Блять, ну вот так, — Слава нервно одернул задранную футболку и неловко свёл колени. — Я тебе ещё в первую нашу встречу сказал, что только с телками встречался, — он приподнялся на локтях, чтобы посмотреть на Мирона. — Боишься, что это будет худший секс в твоей жизни? — В твоей скорее, — Мирон выразительно посмотрел на него. — Слав, я не могу взвалить на себя еще и это, — признался он, нервно поведя плечом. — Тебе в процессе запросто может перехотеться, ты поймешь, что «не такой», будет больно, страшно, ты меня возненавидишь… — он тяжело выдохнул. — Первый раз таким не должен быть. — Не такой, ну да, — ядовито процедил Слава и тоже сел, подтянув колени к груди. — Пиздец, более нелепой хуйни я ещё не слышал. — Может, у вас на «Слово» всем на такое похуй, но я так не привык, — Мирон упрямо поджал губы и повторил с нажимом: — Первый раз таким не должен быть. — Я понял, завали уже, — тускло проговорил Слава, уставившись прямо перед собой. — И вообще топай давай, некогда мне тут с тобой рассиживать, мне еще нужно найти себе нежного и внимательного любовника. Зашкварно в двадцать семь ни разу в жопу не ебаться, а то вот так встретишь Оксимирона, а он тебя даже трахнуть побрезгует. — Че ты передергиваешь?! — рассердился Мирон. — Думаешь, я не умею нежно, что ли?! — он осекся, понимая, что падает в ловушку. — Здесь не только в сексе дело. В смысле, не только в физическом аспекте. Вышло совсем по-дебильному, и он хмуро уставился на Славу, будто тот и правда был виноват, что сохранил невинность. — По-твоему, я нежная фиялка и побегу после жаловаться в твиттер, ах, о, боже мой, коварный Оксимирон надругался над моими чувствами? Пиздец, кто из нас двоих девственник? — Слава вскочил на ноги и прошёлся по комнате. — Я и без твоего фальшивого благородства понимаю, что, если мы трахнемся, это нихуя не значит. Поэтому, ебался я раньше или нет, на этот факт никак не повлияет. — Никогда так долго не обсуждал секс, — признался Мирон, нервно потерев нос. Словам Славы верилось с трудом, учитывая его признания. — Обычно искра-буря-безумие, а не выяснения как и что значит. — Это ты истерику закатил, — буркнул Слава, зарывшись в штору, выглянул в окно, да так и завис, судя по звуку, ткнувшись лбом в стекло. — Не хочу гандоном быть, — Мирон медленно подошел к нему сзади и осторожно тронул за плечо, — поэтому и предложил подружиться для начала. Слава со своей открытостью, уязвимостью и порывами толкал на необдуманные поступки. Мирон сейчас сомневался во всем, действительно стараясь не навредить и не обидеть, но выходило из рук вон плохо. — И рыбку съесть, и на хуй сесть, угу, — не двигаясь, проговорил Слава, но голос его чуть повеселел. — Не знаю, как тебе, а мне нужно передернуть, прежде чем снова изображать с тобой друзяшек. — Я хуй знает, что в тебе такого, но я тебя пиздец хочу, — после небольшой паузы признался Мирон, проводя ладонью по его спине. — Очень хочется наплевать на все принципы и просто завалить тебя на кровать, но я так не могу. — Ты гений, Мирон Яныч, такие разговоры точно помогут мне успокоиться, — Славу заметно тряхнуло, когда рука достигла поясницы, и он рефлекторно прогнулся под прикосновение. — Нахуй тебя, заебал, — он не выдержал и погладил себя сквозь джинсы. — Я в давних отношениях, а ты ни разу не был с парнем, — Мирон перекинул руку и теперь осторожно прижимал его к своей груди — несильно, но нежно. — Странный вариант для любовников, но может, так и надо? — А есть вариант, где ты бросаешь своего мужика и мы счастливо ебемся без оглядки на твои принципы? — Слава вздохнул и нервно усмехнулся, выдавая свое волнение. — Ты даже не пробовал, а уже такие планы строишь, — резонно заметил Мирон, проводя носом по его шее, не отказывая себе в том, чтобы поцеловать у линии роста волос и за ухом, хоть для этого нужно было потянуться на носочках. — Может, ты сбежишь от меня уже после сегодняшнего. — После того, как ты меня в очередной раз отшил? — Слава чуть отклонился, подставляясь под губы, — Мирон чувствовал, что тот снова поплыл, но напряжение не отпустило сутулые плечи до конца. — Я не отшил тебя, — он прижал Славу к себе ближе, — но я не уверен, что ты не пожалеешь об этом. Он умолчал, что наверняка пожалеет сам, и еще как. Сегодня даже не было оправдания алкоголем, только странная тяга и отсутствие воли, чтобы сказать твердое «нет». — Ладно-ладно, я уже понял, что ты очень сложный человек, и вообще девочку-пиздец, видимо, списал с себя, — Слава резко развернулся и ответно стиснул его в объятиях. — Давай не будем торопиться? — Мирон осторожно погладил его по спине. — Я не могу дать тебе, чего ты хочешь. Слав, погоди, — он предупреждающе сжал его плечи, — я не говорю «нет», здесь все сложнее. Ты не поймешь сейчас. Но дело не только в моих чувствах и желаниях. Он сглотнул, понимая, что снова звучит как дебил, хотя и говорит правду. Не озвучивает просто ее всю, потому что признаться в том числе и себе было непросто. А признать надо было, что Дима не отпустит его никогда. — Сказал бы короче и проще — не еби мозги, — усмехнулся Слава и отстранился. — Я в душ, а ты пока можешь с пацанами потрепаться. Или тебе пора домой? — на последнем слове он скривился. Мирон взглянул на телефон: три пропущенных от Димы. — Посижу немного, Ванечка готовил что-то, — решил он и быстро чмокнул Славу в губы. — Все, иди, пока я не плюнул на принципы, — он быстро отошел на два шага. Слава закатил глаза, но промолчал и, быстро нарыв в шкафу футболку на смену, смылся в ванную.