***
Дима, вопреки ожиданиям, не встречал его у двери. Он сидел на кухне в окружении сигаретного дыма и пустых чашек из-под кофе со своим пухлым блокнотом для стихов, вдохновенно черкал в него и тут же правил. — На языке крутится, не могу вспомнить слово, — поднял он на Мирона расфокусированный взгляд и пощелкал пальцами. — Вот собак усыпляют, а с людьми, что делают? — Эвтаназия? — на автомате отозвался Мирон, судорожно соображая, ждут ли его ревнивые разборки или Дима так увлечен, что не заметил его отсутствия. — Точно, — хлопнув ладонью по столу, Дима вывел слово на бумаге и небрежно отбросил ручку. — Почти закончил тот трек, что мы в туре задумали, помнишь? — он потянулся к сигаретам. — А ты где был? — Решал вопросы насчет битвы площадок, — небрежно отозвался Мирон, — все сложно. Он подошел к окну, чтобы впустить хоть немного свежего воздуха. Дима, похоже, в порыве творчества не задумывался о таких мелочах. — Я звонил Рестору часа три назад, он сказал, вы давно разошлись, — словно невзначай заметил Дима, скосив на него взгляд. — Ага, — кивнул Мирон равнодушно, решив, что можно попробовать просто проигнорировать это. — Ну так и где ты был? — все так же терпеливо повторил Дима, почесав щеку. — У тебя появились секреты от меня? — шутливо предположил он. — Никаких секретов, говорю же, решал вопрос насчет битвы площадок с «Антихайпом», но ничего не решилось, — Мирон сел напротив него, стараясь сохранять максимум спокойствия. «Ты не сделал ничего плохого, Дима ничего не узнает, если сам не спизданешь», — два столпа его воли достаточно шатко поддерживали новое вранье. — С кем решал и где? Пиздец, Миро, ты че в Нарнию смотался, что за хуева таинственность? — несмотря на улыбку, весёлым Дима совсем не выглядел. — Что за ебучий допрос? — Мирон выгнул бровь и быстро перечислил: — С Гнойным, Фалленом и Рудбоем. Дима хмыкнул, но ничего не сказал. Вместо этого он прикурил ещё одну следом, не спуская с Мирона я-вижу-тебя-насквозь-взгляда и странненько улыбаясь. Это было несомненно правильный ход: Мирон уже был готов защищаться и теперь не знал, чего ожидать, что жутко нервировало и выбивало из равновесия еще больше. — Короче, кроссовер организовать сложно, уебки со «Слово» не хотят славы и денег, — сказал он, чтобы не молчать. — Чего же они хотят? — Дима нарочно выпустил дым ему в лицо. — Ничего не хотят, им и так кайфово. Возможно, ради спортивного интереса Гнойный вышел бы против меня, но этого уже мне не надо, — на деле все было скорее наоборот, но Мирон не собирался говорить Диме ничего лишнего, осознав внезапно, что, в случае чего, будет отпираться до последнего. — А засос входит в понятие «спортивный интерес»? — прищурившись, тот склонил голову к плечу и, протянув руку, одернул ворот Мироновой футболки. — Это твой. Мирон не знал, что в нем есть такие внутренние ресурсы и такие актерские таланты, но, как принято говорить, на лице не дрогнуло и мускула, когда в голове неоном мигала огромная надпись «тебе пизда!» Дима смерил его таким пронизывающим взглядом, что под ним было тяжело даже сглотнуть, и, намотав ткань на кулак, резко дёрнул к себе с такой силой, что Мирон буквально впечатался в край стола. Сейчас ощущение его губ на шее казалось неприятным, щекотным и даже противным — Дима жадно и неосторожно терзал кожу, задевая щетиной, слюнявил ее и прикусывал, нарочно делая больно. Несмотря на это Мирон предсказуемо поплыл, поддаваясь и подставляясь. Строгая мысль, что он скатывается в полное мудатство, побывав с двумя мужиками меньше чем за час, быстро испарилась, оставляя только привычный жар во всем теле и желание позволять Диме делать, что ему хочется. Тот присосался к месту, где был засос, перекрывая одну метку другой. Кожу под его губами защипало, Мирон зашипел, обхватывая его за голову, но не отстранил, а наоборот, вжал в себя сильнее. Дима подавился воздухом и оторвался от него. — Сучка течная, — самодовольно протянул он. Мирон откинулся на стуле и выдохнул, сбрасывая весь этот жар и адреналин с себя как наваждение. Физическая власть Димы над ним иногда раздражала до злобы. Хотелось въебать просто потому, что с Димой было невозможно делать что-то еще: либо ебаться, либо драться. Или Мирону так хотелось думать сейчас, когда появился Слава, с которым невозможно было ни то, ни другое. Одно было неизменным: Дима одним своим присутствием толкал его на какое-то гадство и мудатство, вытаскивал из самого нутра все неблагородные качества. — Проверил на вкус? — Мирон между тем насмешливо выгнул бровь, приходя в себя. — Думаешь, заведись у меня любовник, он был бы настолько туп, чтобы оставлять следы? Или ты мне в уме отказываешь? — Может, ты хочешь найти повод порвать со мной, — предположил Дима, и было не понятно, шутит он или нет. — Захоти я порвать, поводов на стороне искать не нужно будет, — ответил ему в тон Мирон. — Как и тебе тоже, — вынужденно признал он, понимая, что перегибает. — Вот так просто? — поморщился Дима, повозив уже потухшим окурком в пепельнице. — Ты правда так считаешь? — Что у нас хватает внутреннего дерьма? — Мирон тепло улыбнулся ему — почему-то это его внезапно успокоило. — Сам знаешь, что это так. В этом и есть наша суперсила. Это была ебаная правда, и от нее сразу стало как-то легко. Дерьма хватало, да и даже блядства — неразборчивого, пьяного, дурного, даже вот такого странного, как сейчас со Славой, — но это не означало, что что-то не так с Димой, потому что… Блять, да потому что с Димой как раз-таки все было так, как было. С дерьмом, с ссорами, со всей нездоровой хуйней. Мирон схватил сигарету, прикурил и счастливо выдохнул дым: с чего он вообще решил, что что-то изменилось или должно поменяться, если не менялось столько лет? Дима, прежде чем встать, потрепал его за ухом и пододвинул свой блокнот. — Зацени. Мирон тут же погрузился в текст, начиная невольно шевелить губами, пытаясь прочитать его как трек, расставляя паузы и делая акценты. Выходило заебато. Он вообще был главным фанатом Димы, наверное, искренне поддерживая его все эти годы и веря в его талант. Не то, чтобы строчки казались Мирону гениальными или оригинальными, но в них был весь Дима: где-то простой, а где-то пиздец неожиданный и сложный, вроде бы ничего особенного, но цепляло. — Круто, — он поднял на него взгляд, — это зайдет. Больше, пожалуй, правда, сказать было нечего. — Хочу с тобой записать, что думаешь? — Дима потянулся и устроил ладони у Мирона на плечах, надавливая на мышцы. — Дропнем новый трек почти сразу после тура, все охуеют, — большие пальцы с нажимом прошлись по шейным позвонкам. — Я все еще ничего толкового не родил, — пробормотал Мирон, жмурясь на чуть болезненное, но приятное прикосновение, — давай без меня? Массаж расслаблял, лишая всех сил, — хотелось упасть башкой в стол и распластаться по нему, пока сильные руки разминают шею. Дима умел сделать хорошо. — Помнишь наш первый раз? С этого все и началось, — усмехнулся он, продолжая надавливать на точки. Первый раз Мирон помнил. Не одна шлюха на двоих по пьяни после концерта, когда не ясно, кто с кем трахался на самом деле и что было в затуманенном мозгу алкоголем, а их с Димой первый раз. Настоящий, без допинга или других людей, честный и правильный. Это была середина тура, и Мирон был заебан в край. Тогда они притащились после длинного переезда в номер еле живые и спали часов десять мертвым сном без сновидений. Наутро все тело ломило, шея затекла от неудобной дешевой подушки, и Мирон буквально взвыл, пытаясь повернуть голову. До концерта было еще часов пять, но они лежали, не собираясь ни гулять по городу, ни даже завтракать. Глядя на Диму, развалившегося рядом на кровати, Мирон понимал, что не хочет сейчас видеть никого другого. И чтобы его самого в таком разобранном виде никто не видел — тоже. Они уже давно стали чем-то большим, чем друзья или коллеги, но названия этому не было. Тогда Мирон пожаловался на шею, и Дима впервые прикоснулся к нему — настойчиво, уверенно, как надо. Сперва руками, а потом губами, проследив дорожкой из поцелуев все линии усталых мышц. Мирон помнил свой ступор и молчаливое согласие — как продолжал лежать без движения, позволяя Диме делать это. Словно притворяясь, что не замечает, что это не с ним, что не его член стоит от этих прикосновений. Когда Дима прижался к нему со спины, выдавая свое возбуждение, Мирон зажмурился, то ли стыдясь светлой комнаты вокруг, то ли надеясь, что так наваждение исчезнет. Тогда Дима первый и последний раз спрашивал: его хриплое вопросительное «можно» в ухо до сих пор рождало мурашки. И тогда, и сейчас Диме можно было все. Мирон доверял ему слепо, безоговорочно, всегда. Но за этот первый вопрос он был благодарен, потому что ждал, хотел его и, поборов невольное волнение, решился. — Пойдем в кровать, Миро, ты устал, — вырвал его из воспоминаний Дима, потянув на себя. — Ага, — Мирон поднял на него благодарный взгляд. Дима все-таки очень хорошо чувствовал его, знал как никто другой, заботился и по-настоящему любил. Не как Слава — образ в своей голове, а настоящего. — Спасибо, — кивнул ему Мирон, поднявшись и прижавшись к давно ставшим родными губам. Чувство вины за свое поведение и ложь не давало сейчас поступить иначе.***
Счастливые часов не наблюдают, и Мирон с Димой, на время забыв все разногласия, провели вместе удивительно мирную неделю. Дни летели незаметно. Дима много рисовал, писал, почти не пил и креативил. Мирон тоже будто бы рождал какие-то новые идеи и даже строчки — у Вагабунда наступило счастливое время. Чувство вины — отличный стимул для улучшения отношений. Мирон не помнил, когда последний раз так часто бывал с Димой весел, не спорил и сам лез целоваться. Тот сперва принимал эти подарки судьбы хмуро и с присущим ему ехидством, но через пару дней растаял: Мирон отлично знал, как и что любит Дима, и пользовался этим знанием вовсю. Все это, правда, периодически вызывало в нем невольный внутренний протест и рефлексию. Мирон не мог понять, с чем в большей степени связаны его порывы: с эгоистичным желанием не быть мудаком, с чувствами к Диме или собственными проблемами с совестью. Вероятно, истина была где-то посередине, и склонного к крайностям Мирона частенько кидало то в бешеную страсть, то в необъяснимую тоску. Впрочем, такое с ним случалось регулярно и без романов на стороне. Славе он больше не отвечал, хотя тот предпринял пару ненавязчивых попыток продолжить общение. Мирон решил же, что лучше прекратить все на корню, и старался даже в разговорах не упоминать никого из другой тусы. Он не следил за его социальными сетями, не пытался ничего выяснить у знакомых. Умом он понимал, что так просто эта история закончиться не может, но как мог оттягивал неизбежное. Как и свой поход в магазин мерча — место по его мнению максимально опасное. Выходя из дома и обещая Диме не сильно задерживаться, Мирон ловил нездоровые флэшбэки, что дико бесило. Шанс снова встретить там Рудбоя или кого-то еще из нежелательного списка был не так уж велик, нервничать и накручивать себя не стоило, думал он, открывая дверь и застывая на пороге. Слава сидел спиной к нему на корточках в окружении пакетов и возился в большой коробке. Рудбой тоже был тут и ещё какая-то нелепая девчонка, что то ли помогала, то ли мешала Славе. Первой идеей было паническое бегство, но Мирон отбросил ее как недостойную и, сделав шаг в полутьму магазина, демонстративно кашлянул, привлекая к себе внимание. Троица синхронно подняла головы: на их лицах отразились разные эмоции от удивления до смятения. С последним Слава — а его по-настоящему перекосило — справился довольно быстро, и он молча вернулся к упаковке посылок. Сейчас Мирон смог различить, чем именно он был занят. — Салют, — Рудбой вырос перед Мироном, заслоняя Славу собой. — Мерч подвезли? — кивнул Мирон, чтобы не молчать. — У меня тоже, зашел пару вопросов решить. Вышло неловко, в голове сразу всплыли все подробности их последней встречи, и Мирон пожалел, что никак не объяснился со Славой. — Пакуем, нестыковка с заказами вышла, вот, разгребаем, — пояснил Ваня. Мирон снова кивнул. Сейчас он видел только девчонку, которая перестала коситься на него, а улыбалась Славе, что выглядело, как откровенное кокетство, и отчего-то очень хотелось посмотреть, как отвечает ей Слава. Рудбой качнулся в сторону, и желание осуществилось — из-за его плеча показалось Славино лицо, озаренное знакомой мальчишеско-дерзкой улыбкой. Адресованной не Мирону. Ревность кольнула быстрее, чем Мирон подумал, что это совершенно не его дело. — Помочь? — он шагнул к Славе, наклоняясь над коробками, уже начиная презирать себя за такое нелогичное поведение. Ему в ответ достался недружелюбный взгляд и кривой оскал в лучших традициях Гнойного. — Сами неплохо справляемся, — проговорил Слава, тут же опустив взгляд в коробку. — Вдруг спиздишь чего, жидам веры нет. — Я Мирон, — сообщил Мирон неизвестной девушке, проигнорировав провокацию. — Александра, — прежде чем ответить, девчонка глянула на Славу, словно хотела по его лицу понять, как ей следует реагировать, и тряхнула разноцветными волосами. «Александра» явно не фанатела по Оксимирону. Мирон перевел взгляд на хмурого Славу. Стоило попрощаться и уйти. А потом, может быть, написать Славе сообщение с извинениями. Как-то вырулить на нейтралитет. Это было бы верное решение. Мирон кивнул своим мыслям, отошел к стойке, где его дожидался сотрудник с отчетом. Собственно, надо было забрать отчет домой, еще раз все проверить и подписать его. Все. — Какие планы? — Мирон расписался, не заглядывая в бумаги. Повисла пауза — неловкая и душная, так что сразу захотелось забрать свои слова назад. Мирон давно не чувствовал себя так неудобно. Его снова выручил Рудбой: — Отмечаем Славино новоселье, — судя по резко вздернутой в его сторону лохматой голове, он получил от Славы далеко не самый добрый взгляд, но Ваня между тем продолжил с улыбкой: — Съехал наш нахлебник. — Куда съехал? — Мирон снова спросил быстрее, чем подумал. Тут уже на него косо посмотрела и Александра, и сотрудник магазина. Рудбой зато продолжал радоваться, словно происходило нечто забавное. Возможно, для него так и было: выглядящий глупо Мирон зрелище редкое. — Адресочек подкинуть? — процедил Слава, разворачиваясь к нему. — Планируешь в гости заходить? — Слав, а можно я его позову? — громко предложил Рудбой, за что получил ещё один раздраженный взгляд — на этот раз Александры. — Миша, Замай и Федя ужрутся, как всегда, ты с Сашей, а мы с Ванечкой скучать будем. — Я и сам могу позвать, если захочу, — буркнул Слава. — Не царское это дело с челядью возиться. — Ты с Сашей? — переспросил Мирон, даже не пытаясь скрыть ни свой интерес, ни раздражение. — Ясно-понятно, — Саша окинула его полным презрения взглядом, но Мирона интересовал сейчас только Слава. — Эта собачка умственно отсталая, — себе под нос проговорил Слава и посмотрел на Мирона сквозь прищур. — Моя девушка — Саша, — он ткнул пальцем в ее сторону. Вышло несколько пренебрежительно. — У тебя еще и девушка есть! — Мирон, ожидая нечто подобное, язвительно выгнул бровь. — Столько скрытых талантов! Стало ужасно обидно. Не потому что у Славы была девушка, а потому что выходило, что его снова пытались облапошить. Как и всегда. Стоило Мирону только чуть-чуть поверить в искренность, как он напарывался на подставу от концертных агентств, лейблов, прокатных компаний, друзей и коллег. А Славе он отчего-то поверил, причем сразу и целиком. Что ж, стоит иногда наступить на грабли. — И правда много талантов, — Саша тем временем покосилась на Славу, пробормотав еще что-то неразборчивое. Рудбой тоже удивился. — А когда вы встречаться начать успели? — беззастенчиво поинтересовался он. — Ещё утром кто-то радовался, что наконец будет жить как настоящий холостяк без влюбленных друзей под боком, — идея с переездом Ване явно не нравилась. Мирон просиял от этих слов так, словно выиграл в лотерею. Понять, что происходит, не составило труда: девушки у Славы явно не было, или еще не было. Это был лишь понт перед Мироном, такой детский, подростковый скорее, как в школе: у кого телка есть, тот и круче. Что его так обрадовало, впрочем, он не решил. — У Славы быстро все меняется, — тут же заметил он, насмешливо улыбаясь. — Сегодня свободен, завтра уже нет. — У тебя зато постоянство, радуйся, — поддел его Рудбой, пока Слава матерился из-за того, что нечаянно порвал один из пакетов. Мирон послал ему полный ненависти взгляд: Рудбой в этой тусовке был святым вместе со своим Ванечкой, и предъявить ему было нечего. — Я с удовольствием приду на новоселье, — объявил он Славе, — люблю холостяцкие квартиры! Это прозвучало максимально уебищно и почти в стиле «Антихайпа», но хотелось задеть Славу, вывести на эмоции, поругаться даже, чтобы как-то уже решить эту непонятную и неловкую ситуацию. Слава порвал ещё один пакет. — Один придёшь или с парнем? Саша, вздохнув, покачала головой и отобрала у него целлофан и вываливающиеся из него зажигалки. Вопрос вернул Мирона в реальность. Он вспыхнул, невольно вздрагивая и оборачиваясь, будто их могли здесь подслушать те, кому не стоило знать об особенностях его личной жизни. Тут же укорив себя за это малодушие, он выдохнул и кивнул, будто соглашаясь со Славой. — Один-один, — он криво усмехнулся. — Обнулим результаты? — Пять-ноль, не хочешь? — огрызнулся Слава, но Мирон почувствовал, что что-то в его настроении всё-таки изменилось. — Со мной лучше не баттлить, проебешь. — Я и не собираюсь баттлить, ты еще не дорос до отца, — Мирон с независимым видом скрестил руки на груди. — Так что с вечеринкой? Слава поджал губы, но всё-таки кивнул. — Если так неймётся, приходи. Рудбой довольно хмыкнул, а Саша отвернулась, сделав вид, что очень увлечена упаковкой. — Пришли новый адрес и время, — Мирон дошел до двери, махнул ему и кивнул Рудбою. Надо было срочно придумать, как объяснить Диме свое новое неожиданное отсутствие.***
Переехал Слава не так уж далеко от своего прежнего места жительства к какому-то Мише, о котором Мирон, конечно же, ничего не знал. Квартира также находилась в центре и на удивление выглядела приличнее обители на Маяковской. Было странно, что, имея отдельную комнату, Слава оставил двушку и предпочел ей диван в углу. На так называемой вечеринке собралось не очень много народа — сплошь антихайповские, что поначалу лишь недобро косились на Мирона, пристроившегося на этом самом диване. Слава же и вовсе игнорировал его присутствие, гогоча, прихлебывая пиво и сообщая всем «что его нулевочка охуенная». Мирон чувствовал себя максимально неуютно. К нему никто не подходил, ограничиваясь дежурными вежливыми фразами, и собственный приход сюда казался ужасным идиотизмом. Кому и что он пытался доказать? Однако уйти в начале вечера также не позволяла гордость. Теперь приходилось сидеть с лицом «все так и задумано», ожидая удобного момента, чтобы свалить, когда публика напьется до той степени, что не заметит его бегство. Напивался, между тем, сам Мирон. — Нахуя ты все-таки приперся, дядь? — спустя час к нему на диван внезапно плюхнулся Ванечка. — Нахуя, — подтвердил Мирон, снова поймав в поле зрения веселого Славу. — Вы заебали, — глубокомысленно изрёк Светло. — Вы ебетесь или нет? Если да, то хули ты такой мудак? Если нет, то опять же вопрос тот же. — Лучше бы ко мне второй Ваня сел, — покачал головой Мирон, — он добрее. Слава не рассказывает, значит, и я не должен, наверное, — протянул он неуверенно. На деле поделиться хотелось пиздец как. И дело было не только в алкоголе: Мирон бы с радостью услышал дельный совет от того, кто в теме. Желателен был еще тот, кто не стал бы его осуждать и остался бы на его стороне — друг. — Славе пиздец, поэтому добрым я быть не собираюсь, — прищурился Ваня. — Хороший полицейский не справился, я буду плохим. Ты мне сейчас быстренько все расскажешь. — Покурим? — Мирон кивнул в сторону балкона. В комнате, где было полно ушей, такое обсуждать не хотелось. Ваня кивнул, и они вышли в прохладу ночи. Балкончик был небольшим и узким, и Светло бесстрашно забрался на перила. — Внимаю, — отказавшись от сигареты, поторопил он. Мирон нервно поежился: он не очень-то любил высоту. — Слава утверждает, что влюблен в меня, — решил он начать не с себя. — Я уверен, что это не так. — Что утверждает Слава, мне известно, — оборвал его Ваня. — Чё насчёт тебя, дядь? Мирон тут же насупился и достал сигареты. Откровенничать сразу расхотелось. — Я предложил познакомиться поближе. Он любит не меня, а медийный образ! — добавил он для весомости. — Бля, я слышал, что у тебя биполярочка, но, похоже, еще и умственная отсталость, — вздохнул Светло, закатив глаза. — То, что Слава — твоя маленькая девочка-фанючка — не новость, другое дело, какого хуя ты этим пользуешься? Познакомиться поближе, зачем? Ты бросишь Шокка? — Ваня, видимо, совершенно не планировал избегать острых углов и неудобных вопросов. — Не знаю, — огрызнулся Мирон. — Ты же вроде сам в давних отношениях, понимаешь, что не все так просто. И еще девочка-фанючка наверняка не знает, на что подписывается! — он выразительно посмотрел на Ваню. — Ты в прошлый раз всего его облапал, а сейчас смотришь, как на щеночка, которого хочешь забрать домой. Не знаю, что у тебя на уме, но ты в любом случае доиграешься, дядь, — Ваня спрыгнул с перил и стрельнул у Мирона сигарету. — Он на меня не смотрит зато, — хмуро сообщил Мирон. — Прошла любовь, да? Что-то мне подсказывает, что, добившись кумира, Слава быстро найдет новую цель. Он на автомате прикурил Ванечке и кинул взгляд в окно, за которым продолжалась вечеринка. Их отсутствие оставалось незамеченным пока что. — Это ты про Славу сейчас пизданул? — нахмурился Светло, затягиваясь. — Вы оба нихуя друг о друге не знаете, что печально. Мой тебе совет — уходи. Ничем хорошим это не закончится. — А твой Ваня, наоборот, меня позвал, — заметил Мирон, — и кому из вас верить? Я хочу дружить. — Мой Ваня — наивная фиалка, верит в любовь с первого взгляда и что все обязательно поженятся, а потом умрут в один день, — Светло по-доброму усмехнулся. — Я тебе, увы, не верю. Даже не можешь признать, что втрескался в нашего Славика. — Враки, — хмыкнул Мирон, — мне Слава спалил все: у вас и было с первого взгляда, так что… — он затянулся и выдохнул струю дыма в ночной воздух. — Дело не только в моих чувствах, — для человека, который хочет исповедаться, Мирон был на удивление немногословен. — Может, стоило раньше об этом подумать? До того, как, — озвучил Ванечка очевидное, что совсем не хотелось признавать за собой. — Слава бесстрашный, не боится ни бога, ни Шокка. Ума это ему, конечно, не добавляет. — Ок, ты предлагаешь плюнуть на все, верно? — разозлился Мирон. — И на то, в том числе, что твой друг… Он мотнул головой, понимая, что все это звучит как-то совсем жалко и глупо. — Я хочу попробовать, — твердо сказал Мирон. — Слава это знает. — Видать, совсем ты его своим вниманием задушил, да? Иначе с хуя ли ему от тебя бегать? — все так же не жалел сарказма и правды Ванечка. — Не надо пиздеть, дядь, ты то хочешь, то не хочешь. Сегодня Шокк не выебал, тебе хочется Славу, а завтра он тебе снова мозги вставит на место. Так? — Ты, блять, нихуя помочь не хочешь по ходу! — Мирон сердито затушил хабарик. — Было б все просто, все б уже поженились бы давно, сам сказал! Я хотел отвалить, — признался он в итоге, — но не вышло, как видишь. — Так вот, может, теперь начнёшь так, как с самого начала надо было? — Ваня серьезно кивнул, не реагируя на его психи. — Я влюбился в Славу и не знаю, что делать, вот что следовало говорить мне, если ты надеешься на помощь. Если это так, то ок, я помогу, но это нужно признать самому. — А че не видно, что ли? Ты ж тут вроде самый умный, — огрызнулся Мирон, доставая новую сигарету. — Мне-то видно, — Ваня выжидательно скрестил руки на груди. — И? — Мирон выгнул бровь. Озвучивать очевидные проблемы не хотелось. Хотелось найти решение, которого не было. — Как хочешь, — вредный Светло не спешил облегчать ему задачу. Он развел руками, как бы говоря тем самым, что ничем помочь Мирону не может. Разве только, если он не выдаст признание. — Ну, и нахуй, — Мирон выкинул почти целую сигарету, — отличные друзья у Славы, заебись! — злобно выплюнул он. — Вот именно, что мы Славины друзья, не твои, — в тон ему отозвался Ваня. — Тебе забава, а нам его потом собирать по кускам, как наиграешься. Лучше сразу нахуй. — Я не могу обещать свадьбу и до гроба, — хмуро сообщил Мирон, — никто не может. Я поэтому и остановил его. Не собираюсь гнать коней. Это прозвучало так себе, но хотя бы здесь Мирон не был конченным мудаком в своих глазах. — Какой благородный хуй, — хмыкнул Светло. — Надоел пустой трёп. Сиди и облизывайся дальше. — Блять, да помоги ты! — не выдержал Мирон. — Другу помоги, раз мне не хочешь! — Я уже просветил тебя, что для этого надо сделать, — Ваня оставался тверд и не сдавался. — Я пришел сюда, хотя меня не очень-то звали, унижаюсь перед тобой, вру Диме, уж наверное, не потому, что мне не с кем поебаться! — взорвался Мирон. — Я мог трахнуть Славу в первую же встречу! Хочешь признаний? Ок, видимо, я ебанулся в край и таскаюсь за Гнойным, потому что… — он осекся, нервно облизнувшись, — не знаю, блять, возможно, это так, да. — Что ты? — чего Мирон меньше всего ждал сейчас, так это взволнованного вопроса Славы. Он обернулся и увидел того зависнувшим в дверях с сигаретой в зубах, которую Слава едва успел спасти от падения. — Не благодари, — хлопнул Ваня Мирона по плечу, протискиваясь к выходу, а Слава повторил одними губами дурацкое «что». — Сука, — выплюнул Мирон, — как в дебильном кино, блять, ебучий Ванечка! Сорри, я ухожу уже, — он мотнул головой, не глядя на Славу. Тот уйти ему не дал, преграждая путь, пару раз открыл рот, силясь что-то сказать или спросить, но в итоге не нашелся, а просто сгреб Мирона в охапку. Мирон не стал сопротивляться — в конце концов, он действительно пришел сюда не просто посмотреть на Славу. — Твой Ваня из меня всю душу вынул, — сообщил он куда-то в шею Славы, — безжалостный, хоть и мелкий. — Я так и понял, вас долго не было, — сказал Слава тихо, продолжая крепко сжимать руки, как будто Мирон мог куда-то сбежать. — Много слышал? — Мирон тоже перешел на шепот. Было волнительно, хотя он не сказал ничего криминального и необратимого. — Не уверен, — буркнул Слава, снова цепенея. Мирон чувствовал через футболку как ненормально быстро билось его сердце. — Ты и так все это знаешь, — продолжил Мирон, — ничего не изменилось, усложнилось только. Он провел носом по шее Славы, вдыхая запах, по которому успел соскучиться. — Завтра история повторится, да? — печально вздохнул Слава. — Блять, я походу ебучий мазохист, — он прикрыл глаза, когда Мирон коснулся шеи губами. — Скорее, завтра Дима или твой Ванечка меня прирежут в темной подворотне, — кивнул Мирон, продолжая неспешно целовать его, — но я готов рискнуть. — Я это уже слышал, пиздеж один, — Слава, не сдержавшись, простонал что-то матерное, чуть запрокидывая голову. — Слава, меня к тебе тянет, — Мирон оторвался от него и попытался заглянуть в глаза, — если скажу что-то другое, будет пиздеж. — Мы так и будем иногда встречаться на вписках, а после ты будешь возвращаться к своему мужику, пока снова не заскучаешь? — прямо спросил Слава, чуть наклоняясь к нему, но не решаясь поцеловать. — Херовый варик, знаю, — Мирон поджал губы. — Если думаешь, что я в восторге от перспектив, то ошибаешься. Но ты и ошибаешься, если думаешь, что я держу таких как ты с десяток или в каждом городе. Это сложно, Слава. Я бы мог тебе рассказать, наверное, но после этого ты, скорее всего, уйдешь сам, — признался он в итоге. — Мама и Ваня Светло говорят, что я умненький, — Слава нервно усмехнулся и отстранился, чтобы наконец прикурить. — Ты столько раз произнес слово «сложно». Сложно что? Довериться мне? Уйти от Шокка? Что? — Все, — кивнул Мирон, тоже прикуривая. Он помолчал пару затяжек, напряженно вглядываясь в пространство, выдохнул, и понеслось. Мирон, не глядя на Славу, принялся выкладывать все, что накопилось за долгие десять лет. Про Европу, вечные поиски в творчестве, в себе; про Диму и их союз, про ссоры, примирения и «вдвоем против всего мира»; про опасные ситуации и врагов, про везение и хитрость, про верность и измены, про собственное безумие и про чужой дикий нрав, про зависимость и любовь; про странные мысли о том, что все это неправильно и в каком-то месте будто бы колесо забуксовало, или был пропущен нужный поворот, а теперь не свернуть уже, потому что шоссе со всех сторон отгорожено отбойниками; про то, что Мирон не уверен, несет ли его вперед или он стоит на месте, продолжая жать на педаль, не понимая, что это не одинаковые березы и ели привычно мелькают за окном, а просто бензин давно кончился; про то, что на самом деле все правильно и что другого не надо и быть не может; про то, что новых треков нет, потому что он не знает, о чем писать и потому что хочет написать обо всем этом, но кому это нужно кроме него; про то, что рядом со Славой он чувствует нечто странное, чему не может найти определения, что не хочет наломать еще больше дров, чем уже есть, но не уверен, что можно соскочить теперь, хотя еще ничего не случилось. Мирон говорил и говорил. Кто-то, кажется, Рудбой, заглянул к ним, но тут же убрался, чтобы вернуться и осторожно поставить на пол бутылку. Ветер холодил кожу под легкой рубашкой, но Мирон не чувствовал этого, потому что продолжал свою спонтанную исповедь, не обращаясь к Славе, но чувствуя, что тот слышит. Замолчав наконец, он медленно опустился на пол и сделал очередной глоток, не особенно надеясь на какой-то ответ. — Все сложно, — добавил он, прежде чем снова присосаться к горлышку. Слава с трудом примостился рядом, кое-как устроив свои длинные ноги. — Ну хоть не зря я все это затеял, — он забрал у Мирона бутылку. — Ты о чем? — хмуро отозвался тот. После такого длинного монолога наступило опустошение и отупение, он не знал, что еще говорить. — Диссы писал, пытался достать тебя… Получилось, блять, — Слава грустно улыбнулся, смотря перед собой. — Наверняка ты останешься с ним, но хоть сдвинулся с мертвой точки. — Звезда не так блестит вблизи, как ожидалось? — Мирон насмешливо посмотрел на него. — А я предупреждал. — Лысина зато блестит заебись, — хмыкнул Слава и неуклюже вывернулся, чтобы обнять одной рукой его за плечи. — Если ты думаешь, что я отстану, то хуй там был. — А вот это уже странно, — Мирон покосился на него, привалившись к плечу, — нормальный человек сбежал бы еще в середине моих излияний. Договорить ему не дали. Из двери снова высунулась голова Ванечки: — Все двигают в загул по городу, вы как, педики? — Не знаю, как ты, я и так надышался воздухом, — многозначительно протянул Слава. — Предсказуемо, — хмыкнул Ванечка. — Ебитесь, пожалуйста, свободная хатка! — объявил он и скрылся. Мирон многозначительно посмотрел на Славу, но промолчал. — Чаю хочешь? — тот поднялся и подал ему руку, чтобы помочь встать. — Голодный, может? Мирон рассеянно кивнул, и они вернулись в опустевшую комнату, где Слава раздобыл ему одноразовую тарелку с лучшими остатками с «праздничного» стола, а после смотался на кухню, чтобы поставить чайник. Его забота умиляла — такие незамутненные искренние порывы. Не хватало пледа, сказки перед сном и поцелуя в лобик. — Тебе не холодно? — подтвердил его опасения Слава. — Все хорошо, Слав, — Мирон покачал головой. Слава действительно был ребенком — порывистым, открытым и чистым. Мирон не представлял себе, как можно обмануть, предать или обидеть его, но был уверен, что наверняка сделает все это. Слава сел рядом, лишь когда приволок и поставил перед ним дымящуюся кружку с чаем. — Осторожно, горячий, — предупредил он, хотя этого совсем не требовалось. — Надо спать ложиться, — принял решение Мирон. Ехать домой он не собирался, наврав Диме хуеву гору про то, где он сегодня и почему можно не ждать. После выпитого голова была тяжелая, решать старые и новые проблемы сейчас было бесполезно. — Во сколько уедешь завтра? — Слава поковырял пальцем обивку на диване. — Я позвоню пацанам, чтобы не возвращались. — Уйду, пока ты будешь спать. По классике, — Мирон не удержался и чмокнул его в будто обиженно надутые губы. — А завтра ты проснешься и поймешь, что тебе нахуй не сдался старый придурок с кучей загонов и проблем. — Ты не намного старше меня, — Слава завалился на спину, дёрнув его на себя, так что Мирон оказался сверху. — Не уходи. В смысле, разбуди, как соберёшься сваливать, — попросил он, заглядывая в глаза. — Не проси, — Мирон покачал головой и провел пальцами по его волосам, убирая с глаз челку, — ненавижу людей будить и тебя не буду. — Жулик, — фыркнул Слава, нарочно тряхнув головой, чтобы волосы снова упали на лицо, — ни секса, ни утренних обнимашек. — На секс я сейчас не способен, — кивнул Мирон, возвращая челку на место. — Сон и забытье. Нет никаких проблем, нет никаких решений, — он растянулся рядом со Славой и мечтательно улыбнулся, представив себе эту жизнь без проблем в съемной однушке. — Вот сейчас верю, что ты старый, — Слава возбуждённо завозился. — У меня рядом с тобой все время стоит. — Тебе вообще будто пятнадцать по всем признакам, — кивнул Мирон, притягивая его к себе. — Секса не будет. Он скривился от собственного нравоучительного тона. — Ладно, я привык справляться своими силами, — Слава вдруг просунул руку между ними, чтобы расстегнуть свои джинсы. — Слава, ты нормальный?! — Мирон тут же перехватил его руку. — Я за честь и совесть переживаю, а ты провоцируешь! — Если я сделаю все сам, твоя совесть останется чиста, — Слава поерзал в попытке потереться о него. — Я не железный, Слава! — Мирон начал сердиться. Соблюдать правила приличия было совершенно не в его духе, а уж когда рядом был горячий и такой желанный Слава, меньше всего хотелось думать о моральных ценностях. Он, скрипя зубами, убрал его руки и выдохнул, стараясь максимально отключиться от собственных потребностей. — Да, ебаный свет, я тоже не железный! — застонал Слава. — Ты не представляешь, что я пережил за это время, пока ты налаживал ебучую семейную жизнь, мне нужна компенсация. Не хочешь меня трогать, не трогай, а я хочу в кои-то веки кончить не на фантомный образ. В Мироне всколыхнулась какая-то ярость. — Не железный он, блять, — рыкнул он, подминая Славу под себя и сердито целуя, — такой смелый, дерзкий! Потом не жалуйся тогда, что злой Мирон трахнул и кинул снова! Слава прерывисто вздохнул, приоткрывая рот, и вцепился Мирону в плечи. Он инстинктивно развел ноги, тут же сжимая его бедра коленями, и весь затрясся от предвкушения. — Блять, — Мирон скрипнул зубами от такой бурной ответной реакции. Похоже, Слава и правда был совершенно бесстрашный и отчаянный. Находиться с таким готовым на все, молодым и жарким и держать себя в руках было совершенно невыносимо. Мирон мысленно послал совесть до завтра нахуй и накрыл его губы своими. Слава целовался с такой самоотдачей и забвением, что мутнело перед глазами. Он словно выпрашивал этими блядски послушными податливыми губами сунуть в себя что-нибудь, кроме языка, — пальцы, член или кляп, потому что выдержать его словно удивлённые гортанные постанывания сил не было. — Пожалуйста, — промычал он Мирону в губы, подставляясь под прикосновения. Трахаться на не первой свежести диване и даже без простыней было так себе перспективой, но Мирон, похоже, уже дошел до точки невозврата. — Что ты просишь? — грубо спросил он, сжимая член Славы через ткань белья. Слава задохнулся, снова впиваясь пальцами ему в плечи. — Если сделаешь так ещё пару раз, уже и просить будет не нужно, — сбито проговорил он, дёргая бедрами навстречу. — Какой быстрый, — Мирон протиснул руку в трусы и сжал член у основания, блокируя возможность кончить раньше времени, — а как же я? — Могу отсосать, если тебя не пугает, что я это буду делать впервые, — Слава уже буквально хныкал от нетерпения и ерзал, пытаясь получить больше прикосновений. — Тебя, похоже, вообще ничего не пугает, — хмыкнул Мирон, наблюдая это рвение. Он чувствовал в себе сейчас странные порывы, глядя на Славу. Тот казался беззащитным, открытым, доверчивым. Он был как неожиданный подарок — желанный и красивый. Мирон вытащил руку из его штанов и с силой провел по открытой шее пальцами, чуть надавив на горло, как это любил делать Дима. Захотелось раскрыть этот подарок, рассмотреть его, попробовать, такой ли он сладкий, как представляется. Мирон переместил руку на грудь Славы и вздрогнул — так бешено стучало его сердце. — Давай снимем это? — предложил он, дернув за край футболки. Слава резво стащил ее с себя, открывая бледную безволосую, как у мальчишки, грудь и впалый живот с острыми выступами ребер. Их можно было пересчитать языком, что Мирон и попытался сделать, но Слава завертелся ужом, прыская от щекотки. Он приподнялся на локтях, чтобы ответно клюнуть Мирона в шею и ухватился зубами за ворот его рубашки, как будто рассчитывал стянуть ее таким незамысловатым образом. Мирон оттолкнул его обратно и быстро разобрался с этим. — Я еще не решил, что с тобой делать, — сообщил он, осматривая Славу жадным взглядом, — но обещать, что ты выйдешь отсюда девственником, уже не буду. — Я отсюда не выйду, я здесь живу. Могу разве что подохнуть от переизбытка эмоций, — Слава мелко подрагивал, и, казалось, что его можно даже не касаться, — достаточно продолжить смотреть, и он спустит от ощущения чужой власти над своим телом. — Сделай уже хоть что-нибудь, — между тем попросил Слава, потянувшись к волосам на груди Мирона, но вместо этого неожиданно ущипнул его за сосок и закусил губу, радуясь своей шалости. Мирон снова окинул его взглядом и неожиданно для себя решился на ответную провокацию. — Держись, Славик, — шепнул он, стаскивая с него штаны вместе с бельем, — кроличья нора разверзлась прямо под твоими ногами, и падение неизбежно. Не давая себе время для раздумий, он сместился вниз и тут же взял в рот влажную от смазки головку. — Еба-ать, — Славу буквально подкинуло на месте, он сжал пальцами затылок и наверняка вцепился бы в волосы, будь они у Мирона. — Блять, — снова проскулил он, запрокидывая голову. Мирон хмыкнул и взял глубже. В отличие от Славы, опыт у него был многолетний, и, как сделать мужику хорошо, он отлично знал. Не давая Славе привыкнуть, он принялся двигать ртом быстро и резко, вызывая ответные стоны и дерганья. — Я сейчас кончу, — очень быстро услышал Мирон его панический возглас. — Держись! — Мирон отстранился и снова сжал член у основания. — Минеты тебе девочки не делали, что ли? — Делали, — Слава зажмурился, пытаясь немного успокоиться. — Но это же, блять, ожившая фантазия! Мирон улыбнулся, наблюдая за ним. — Тогда смотри на свою фантазию, — он снова склонился над его членом, — я буду делать это, пока ты не кончишь, — пообещал он, облизывая головку и снова медленно заглатывая. Слава толкнулся навстречу, судорожно втягивая мышцы живота и мыча сквозь сжатые зубы. Ладонь на затылке была чуть влажной и давила все сильнее, Слава шевелил губами, что-то шепча под нос, но расслышать не получалось. От всего происходящего Мирон уже и сам был порядочно возбужден. Переместившись на диване, чтобы было удобнее, он сунул руку к себе в трусы и сжал собственный член, который уже тоже ныл, упираясь в ширинку. В таком положении дрочить и сосать было не особенно удобно, но желание перевешивало. Движения получались рваные и резкие, однако Славе наверняка хватало и этого. Чувствуя приближение у себя, Мирон сменил рот на руку и, с силой проведя ею вверх-вниз, выдохнул: — Кончай, Слав. Однако ни через пару, ни через десяток фрикций этого не случилось: Мирон успел спустить в собственный кулак, пока Слава бесполезно дёргался навстречу ласкающей его руке. — Не получается, — попытался вывернуться он, как-то нелепо прикрывая лицо ладонью. — Что не так? — Мирон нахмурился и остановился. — Понял, что все-таки не пидор и нужны сиськи? — Перевозбудился, блять! — Слава опалил его обиженным взглядом. — Теперь ещё долго не получится, ладошки сотрешь. — Слав, если ты осознал, что лысый мужик за тридцать — не мечта всей твоей жизни, так и скажи, я не расплачусь, — Мирон испытывающе посмотрел на него. С подобной проблемой он столкнулся впервые и не знал, что делать. Обычно люди испытывали оргазм от одного факта, что с ними Оксимирон. — Сейчас расплачусь я, — огрызнулся Слава, — как обычно облажался. Он вздохнул, скосив глаза на свой по-прежнему стоящий колом член. — Забей, я просто слишком сильно старался не кончить. — Нет уж, блять, я Оксимирон, еще никто не ушел недовольным! — рассердился Мирон. — Кончишь как миленький! Он быстро смотался в ванную, чтобы отмыть руки от спермы, глянул мимолетом на свое раскрасневшееся ебло и цапнул со стеклянной полочки попавшийся под руки крем после бритья. На всякий случай. Слава остался лежать на диване так же, как он его и оставил — с раздвинутыми ногами и спущенными до колен джинсами. На возвращение Мирона он никак не отреагировал, продолжая смотреть в потолок, и казался немного пришибленным, словно на него наложили обездвиживающее заклинание. Если бы не прикрытый рукой стояк, Мирон и правда бы подумал, что Слава решил остановиться в своих экспериментах. — Ну, привет, Слава, — Мирон навис над ним, упираясь рукой в диван, — пидорская реальность оказалась хуже, чем ты фантазировал, но мы еще можем это исправить, — он улыбнулся. — Расскажешь мне, что ты представлял? Слава охнул от прикосновения прохладных пальцев и смущённо потупился. — Когда именно? — дурашливо переспросил он. — Когда дрочил одинокими вечерами, — Мирон улыбнулся шире и улегся рядом с ним. — Ты говорил, что дрочил на мой светлый образ. Как это было? — Ну, как правило, в ванной или туалете. Один раз в примерочной, но тогда пиздец накрыло, у меня даже салфеток с собой не было, пришлось обтереться новой футболкой, — торопливо выдал Слава. — Ладно, я даже не купил ее, кинул в кучу шмотья и сбежал. До сих пор стремаюсь ходить в торговые центры, вдруг там повсюду мой фоторобот с подписью «разыскивается оксидрочер». — Они же не знают, кого ты представлял, — резонно заметил Мирон, снова накрывая его член своей рукой, — и что. И я не знаю, кстати. Так что ты представлял в примерочной, что вышло так горячо? Он не был уверен, что его слова не звучат порнушным бредом, но узнать действительно хотелось, как и осуществить что-нибудь из чужих тайных желаний. — Сука, — выругался Слава, растекаясь от его хриплого полушепота, — Мирон хорошо знал свои сильные стороны и отлично умел ими пользоваться. — Пальцы, я представлял их везде, где только можно и нельзя. А ещё там было зеркало, а на мне пиздецки узкие джинсы, — скомкано закончил Слава, окончательно застыдившись своих откровений. — Посмотри на мою руку, — проговорил ему на ухо Мирон, — она на твоем члене сейчас, все пальцы, — он провел рукой, чуть надавливая большим пальцем на головку. — Спасибо, что напомнил, — Слава, наоборот, крепко закрыл глаза, сбиваясь на шумные вздохи в такт движениям руки. — Смотри, Слава! — Мирон провел языком по его шее и, не удержавшись, чуть оттянул кожу зубами. — Это происходит прямо сейчас. Слава послушался и стал следить за ним из-за прищуренных ресниц. Губы его блестели, потому что он то и дело мазал по ним языком, и вообще вел себя очень беспокойно — елозил руками и макушкой по дивану, дергал задницей и поджимал пальцы на ногах. — Так что? — продолжил Мирон. — Мы можем воплотить в жизнь что-нибудь еще. Что ты хотел тогда? От жаркого Славы рядом и собственных слов его член тоже начал снова с интересом подниматься, но Мирон решил сконцентрироваться на Славе. — Не сложно догадаться, я думаю, — даже такой возбуждённый и взмокший, Слава умудрялся ерничать. — Стащил с меня джинсики и трахал пальцами прямо перед зеркалом в тусклом свете в примерочной, — хотя больше он напрашивался, конечно. — Только пальцами? — поддел его Мирон, продолжая дрочить. — Да я пуританин! — Я просто кончил раньше, все зеркало ебучее виновато было, — Слава снова закрыл глаза. — Обычно ты на этом не останавливаешься. — Смотри на меня, раз нет зеркала, — предложил Мирон, снова кусая его. — Хочешь палец внутрь, а, Слава? — Я хочу не только палец, только ты разве дашь? — Слава совсем невыносимо задёргался, задурел, почти выстанывая слова, что вставить ему захотелось с удвоенной силой. Мирон несильно хлопнул его раскрытой ладонью по лицу, заставляя таки посмотреть на себя, но взгляд был мутным, почти стеклянным от возбуждения. — Хочешь палец? Оближи, — Мирон сунул ему руку под нос. — Я хочу, чтобы ты кончил, как в своих фантазиях, но по-настоящему, — продолжил он двигать второй рукой. Слава открыл рот и обхватил палец губами — одну фалангу, но не принялся тут же обсасывать его, а осторожно погладил подушечку языком, казалось, заводясь от этого даже больше, чем от дрочки. — Оближи его нормально, Слава, смажь слюной, — Мирон сунул второй палец в рот и вытащил, не дав Славе увлечься. — А теперь иди сюда, — он притянул его к себе, вовлекая в требовательный поцелуй, отвлекая им от других своих действий. Мирон уже был порядочно возбужден, и на краю мысли были идеи забить на пальцы и мораль, но он сдержал себя. Действовать надо было с начала. Хотелось следить за лицом Славы и ловить его слабые полувздохи-полустоны, потому что пальцы он принял легко и без какого-то усилия, не зажимался, как когда-то давно в свой первый раз сам Мирон, а наоборот, хотел больше и глубже. Мирон старался. Не обращал внимание на собственное возбуждение, продолжал дрочить и двигаться внутри так, чтобы Славе было хорошо. — Я с тобой, — шептал он в губы Славе, — я здесь с тобой, и я хочу тебя очень сильно. Ты такой красивый, такой горячий. Слава был близок: он стонал уже в голос и насаживался на пальцы, пока не распахнул глаза, встречаясь с Мироном взглядом, и не замер, прежде чем ломано выгнуться, пачкая руку спермой. Он даже вскрикнул и задышал загнанно, уткнувшись Мирону в плечо. Мирон выдохнул, чувствуя, как горячая струя заливает ему наверняка не только руку. Шанс, что Дима спалит его именно в этот раз, увеличился. Подумать об этом было решено позже. Он вернул руки Славе, но теперь только обнимал, прижимая его к себе и слушая сбивчивое дыхание. — Пиздец, — многозначительно выдал тот. — Просто охуеть. Ничего сверхъестественного Мирон, конечно, не выдал, но не согласиться с искренним восторгом Славы просто не мог: хотя бы ради его стонов, это того стоило. Ебаться от этого, правда, хотелось ещё больше. Славе, похоже, не терпелось спизднуть ещё какой-нибудь романтической поеботины, но это явно было бы лишним, учитывая, сколько и без того произошло. Мирон даже спихнул с дивана тюбик с кремом — от греха подальше. — Ага, — он осторожно поцеловал Славу в мокрый висок. — А теперь спи, Слава, завтра волшебство закончится и начнется похмелье. Не понимаю, чего ты от Ванечек съехал, они за тобой смотрели хоть, кормили. — Заебало быть третьим лишним, — ворчливо отозвался Слава и вдруг выпутался из объятий. — Я хочу в душ и нормально расстелить, может, из теплой уютной постельки тебе подольше не захочется съябывать, — чтобы не выглядеть жалко в своих надеждах, он поспешил сбежать в ванную, захватив с собой свежее белье. Мирон кое-как привел себя в порядок и вышел на балкон. В голове был полный бардак, а в штанах полуупавший хуй. Отличная метафора для этого периода его жизни. Мирон прикурил сигарету, ежась на холодном ночном ветру, и подумал, что с радостью перемахнул бы сейчас через перила и растворился бы в этой холодной темноте, как птица или летучая мышь. Возвращаться к Славе не хотелось, как не хотелось ни разрушать, ни давать ему ложную надежду. Тот словно понял этот его дерьмовый настрой — не лез к нему, пытаясь загнать обратно в тепло и вообще вырубился лицом в подушку, видать, заебавшись ждать, когда он вернётся. Мирон осторожно собрался и тихо ушел, не разбудив, как и обещал. Когда он вышел из дома, уже занимался рассвет.