Пока горит мой динамит

      С момента пробуждения, ощущая дикую слабость и борясь с приступами головокружения, я не находила себе места. Отшучиваясь, выслушивая раздражённый бубнёж Шамала и Теруко-сан, мне было крайне неуютно.       — Трайдент-сенсей, — между тем обратилась Теруко-сан к Шамалу, — я так понимаю, фиксировать как раны от стеклянных осколков, а не как ножевые?       Шамал вздохнул, одаривая меня тяжёлым взглядом.       — Да. Девочка упала на стекло. Кто тут виноват, как не она?       Теруко-сан с пониманием закивала, что-то фиксируя в документах. В Намимори это нормально. Город находился особняком от внешнего мира в своём закрытом мирке под кланом Хибари. Ничего необычного. Здесь чего только не происходило, если так подумать.       И тут у меня перехватило дыхание. Ком застрял в горле.       Один вид Цуны, посмеивающегося с возложенной на глаза рукой, вызывал во мне непрекращающиеся волны сожаления и грусти. Меня не отпускало чувство, будто я забыла нечто важное, но сквозь это, точно гной, продиралось самобичевание. Я буквально ощущала исходящую от Цуны ауру злости. И самое страшное тут то, что он вряд ли будет на мне срываться. Цуна и кричит-то всерьёз только в крайнем случае, а его истеричные бучи не в счёт. Сейчас меня пожирал изнутри стыд. Все предыдущие сомнения, скопившиеся за эти дни, просто исчезли. Бесследно испарились.       — Эй, Цуна… — сглотнув, всё же начала я, но меня оборвали:       — Хаято, сегодня ты ночуешь в больнице. Это не обсуждается, — сложив на груди руки, строго сказал Шамал. Едва взглянув на него, я поняла, что достала даже его. А учитывая, какой он пофигист… Да уж. Хватила ты сегодня лишка, Хаято.       Между тем на фоне ребят, медиков и мнущихся Червелло замаячила Вария. Я с удивлением обнаружила среди неё Занзаса. Этот-то тут откуда? У меня начало создаваться впечатление, будто он наблюдает за боями со стороны и являет свой обмороженный лик, только когда дело пахнет керосином.       — Попрошу внимания! — звонко воскликнула одна из Червелло, привлекая к себе внимание взмахом руки. — Как только кольцо Урагана соединилось, в этом бою победа была признана за стороной Цунаёши Савады!       Мы хмуро уставились на Варию. Обдолбанного, лыбящегося на манер законченного дебила, Бела погрузили на Голу Моску; Скуало придерживал его одной рукой, видимо, на всякий случай. Занзас стоял поодаль от них. Маммон изображал из себя восковую фигуру на плече всё того же Голы Моски. Леви маялся, как неприкаянная душа, поглядывая на Занзаса. Похоже, псину наказали и до сих пор воспитывали.       — Кабздец, нелепый финал, — сплюнул себе под ноги Скуало.       — Сейчас я объявлю боевую программу следующего боя, — между тем продолжили Червелло. Пришлось вслушаться. — Завтрашний матч — матч между хранителями Дождя.       Ухмылка на лице Скуало расцвела так, что меня аж саму перекосило. Я скосила глаза на Цуну, но его сплющило, как и меня. Скуало стоял такой гордый-гордый, весь из себя.       — Я ждал этого момента так долго! Наконец-то смогу разрезать тебя на куски!       Такеши, улыбаясь своей безмятежной улыбкой, поднялся с пола и отряхнулся. И тут что я, что Цуна почувствовали неладное. Но было поздно. Такеши подошёл к Скуало быстрее, чем кто-то из нас успел сказать: «Раз!»       — Ахахах! Ты такой бодрый, я смотрю.       Между Такеши и Скуало точно искра пробежала. Мне и без того было дурно, а теперь и вовсе замутило. Шамал подхватил меня, а я плотнее укуталась в плед, который мне предоставила скорая. Два дебила в одном месте — это жутко. Дебил сам по себе сила страшная, а две штуки на один квадратный метр… Ну, даже и не знаю. Как-то перебор.       — А ты больно борзый, мальчик-мечник. Для того, кто убегал от меня так, что пятки сверкали!       — А вот я сейчас так восхищён предстоящим с тобой боем, что сейчас усну! — Такеши, уперев руки в бока, расплылся в счастливой лыбе.       Я втянула голову в плечи. Ой, что сейчас будет… Ой, дебил…       — Слышь, отброс, да кто тебя спрашивает? Я тебя нашинкую на капусту и закопаю во дворе этой школы. Понял?       — «Отброс»? — деланно подивился Такеши. — Неплохо сказано, Скуало. Я вспомню это в следующий раз, когда буду слезать с твоей мамаши!       Повисла гнетущая тишина. У меня не было сил разгребать всё это. Цуна только было собрался вмешаться, заручившись помощью Рёхея, но припёрлись те, кого и вовсе не ждали: с нижнего этажа, таща какого-то варийца за шкирку, как нашкодившего кота, гордо вышагивал Кёя, а позади него плелись Дино и его подчинённый Ромарио. Вот и вернулся потеряшка из Токио.       — Что вы тут устроили в моей школе? — отшвырнув мужика так, будто тот ничего не весил, в своей спокойной манере вопросил Кёя.       — К-Кёя… Это же Вария, в конце-то концов!.. Не кидай так их лю… — начал Дино, но тут же заткнулся, когда его одарили хмурым взором. Знаем-знаем, Кёя умеет смотреть на людей так, что и говорить-то не хочется.       Цуна заметно подобрался, бочком пытаясь капитулировать чуть в сторонку, чтоб не отсвечивать Кёе. Скуало тихо спросил Леви, не из его ли отряда был мужик. Занзас, изогнув бровь, стоял в стороне, будто его это всё не касалось. Вот же козлина.       Медики радостно загалдели.       — Молодой господин!       — Молодой господин вернулся!       — Так что тут происходит? — повторил Кёя свой вопрос. Заткнув покрытую кровью тонфу себе за пояс, он принялся загибать пальцы:       — Незаконное вторжение на территорию школы, порча школьного имущества, посягательство на жизни наших горожан… Назовите мне хоть одну причину, по которой я сейчас не забью вас до смерти?       — Ты ещё кто? — встрял Леви. — Как ты посмел тронуть моих подчинённых?! — Он выхватил из-за спины свои электрические зонтики, и, взяв быстрый старт, понёсся в сторону Кёи.       Кто-то на фоне тихо пробормотал что-то вроде «ой, дурак», и я была с ним согласна. То, что произошло дальше, ускользнуло от моих глаз. Я лишь увидела, как Кёя потянулся к поясу, в свете ламп блеснул металл, и… В следующий момент Леви вспорхнул в воздухе, подобно бабочке, и пропахал своей рожей грязный пол, проехав так пару метров, пока не врезался в стену. И затих, не двигаясь. Кёя, держа обе тонфы за рукояти, разогнул ногу и поставил её на пол.       — А вот и первое насекомое. Кто-то желает ещё оказаться избитым до смерти? — вежливо, как, впрочем, и всегда, проговорил он.       Шамал захлопал в ладоши.       — Ох, ну и крут же паря! Не налюбуешься!       Я сообразила, что он, как опытный наёмник, видел движения Кёи, тогда как это было пока за гранью моих возможностей. Мне ещё расти и расти.       — Эй, Шамал, — тихо позвала я, не сводя глаз с Кёи.       — А? — отозвался Шамал.       — Что он только что сделал?..       Шамал почесал ухо, прищурившись.       — Так ты не видела?       — Я видел подножку, — влез в наш разговор Цуна, разговаривая так же тихо, как и мы с Шамалом.       — Серьёзно? — Рёхей нахмурился.       — Всё верно, — кивнул Базиль. — Он одновременно и подставил Леви-А-Тану подножку, и ударил его тонфа в солнечное сплетение серией коротких ударов. Этот юноша на уровне учителя!       Я присвистнула. Мы заметно приуныли, чувствуя себя мало того, что бесполезными, так ещё и убогими на фоне «молодого господина».       — Мусор, уходим! — к нашей неожиданности, скомандовал Занзас. Рядовые вылезли из щелей, как тараканы, подбирая «тела», и Вария в полном составе позорно ретировалась, по всей видимости, не желая связываться с кланом Хибари раньше времени. Мы и глазом моргнуть не успели, как Червелло смотались за ними следом.       Кёю обступили. Он деловито раздавал указания, в то время как Дино жаловался Ромарио. Я устало опустилась на носилки, уже смирившись с тем, что сегодня заночую в больничке, и не слушая, чем мне там забивает голову Шамал. Такеши соизволил подойти к нам, а у меня закончились силы. Я не менее позорно, прямо как Вария, позволила себе потерять сознание и избежать дальнейшего общения со всеми.

***

      Шамал закончил переливание. Мне как раз надоело наблюдать, как содержимое капельницы перестанет действовать мне на нервы, капая так мерзко-премерзко. С тех пор, как я вновь очнулась в уже ставшей для меня родной больничной палате, слушала брюзжание Шамала, улавливая флюиды нетерпения со стороны Цуны. Тот, к слову, стоял напротив жалюзи, облокотившись о подоконник, и смотрел в окно. Ему тоже явно не терпелось заняться воспитательными беседами.       — Савада, тебе принести плед? — вздохнув, Шамал обратился к безмолвной фигуре Цуны. Тот, обернувшись через плечо, кивнул:       — Да, если можно. Я сегодня тут заночую.       Лицо Шамала выражало смесь усталости и раздражения, а на лбу будто приклеилась табличка «Как же вы меня, блин, достали».       — Долго не сидите только. Я зайду вас проведать через полчаса. Не поубивайте друг друга только. — И с этими словами мой обожаемый, наилюбимейший опекун, которого мне хотелось подорвать не меньше, чем ему — придушить меня, задвинул за собой дверь. Мы с Цуной остались в палате вдвоём.       Я прикрыла глаза, изображая из себя труп, в общем-то, и не надеясь, что меня минует небесная кара в прямом смысле этого словосочетания. Хотелось только взмолиться, чтобы Цуна бил словами не так больно. Я сама была готова прикопать себя под ближайшей сакурой, дабы не отсвечивать. Уж что-что, а «моральные давилки» Цуны — страшная сила. Когда он переходит в режим курицы-наседки, то остаётся только бежать.       Отстранившись от окна, всё ещё держа руку на подоконнике, Цуна повернулся ко мне лицом. Всю иронию, которой я пыталась себя взбодрить, сдуло, точно ветром. Цуна хмуро взирал меня, а его затемнённое отражение тонуло в ночных огнях Намимори.       — Хаято-сан, неужели ты не в курсе, насколько дорога мне? Да и нервы у меня слабенькие. Я о чём только не успел поперемыслить и попередумать за эту ночь. Удивительно даже, что не поседел! И на том спасибо! — Его слова тонули в моих ушах. Цуна, прошу, ну не надо. Умоляю. Мне и без того хочется пойти и добить себя, морально, конечно же, только сил подняться с кровати пока нет. Но Цуна был безжалостен. — И очень-очень прошу! Ты ну хоть немного обо мне-то думай, прежде чем что-то вытворять, что ли!..       Меня проняло до самой печёнки. Я и сама понимала, что дала сегодня лихача с излишком, а тут еще передо мной стоит человек, который сам из-за моих выделываний вновь пережил тот ужас. Наравне с убитыми мною людьми из Лямбды меня преследовали в кошмарах друзья и одноклассники, которые приходили прощаться со мной, когда я лежала в гробу, мне снился и Цуна. Его печальный голос, то, что он кричал в первый день в запале, а потом как я издевалась над ним, будучи Хойши из клана Хибари.       — Ты вот понимаешь, что у меня сердце может не выдержать в следующий раз, а? Я ж не железный! — добил он меня окончательно.       Я знала: Цуна говорит это всё постфактум, уже не преследуя никакую цель. И он не воспитывает меня, просто делится эмоциями. Злится, но не обижается, хотя кто-то другой бы прибил на месте за подобные фокусы или просто махнул рукой. А Цуна ещё и волнуется, жалеет и смотрит так, как будто пачками тебе грехи твои все отпускает.       Поджав губы, отводя взгляд и упираясь им в потолок, я ухватилась пальцами за одеяло, под которым лежала. Меня всё ещё знобило после потери крови, но сейчас трясло не только от озноба. В глазах начала собираться влага. Мне пришлось сморгнуть, чтобы смахнуть непрошенные слёзы.       Послышались шаги. Шурша бахилами по полу, Цуна подошёл к моей койке. Матрас, отпружинив, прогнулся под его весом. Пальцы Цуны коснулись моих щёк, и почувствовала, как он стирает слёзы.       — Хаято-сан, — подхватывая мою обессиленную руку и поднося её к губам, слишком надломлено сказал он, — ты же знаешь, зачем мы всё это делаем?       — Да, — только и могла ответить я.       — Нет никакого смысла, если ты умрёшь. — Поцелуй, пришедшийся на тыльную сторону ладони, обжёг мне кожу.       В моей голове не укладывалось: ещё совсем недавно я всерьёз собиралась плюнуть на произошедшее между мной и Цуной, начиная с весны и заканчивая последними событиями. И ведь если присесть, остепениться и чуть задуматься, то ведь очевидно всё. «Гокудера Хаято» настолько дорога ему, что он очень быстро, быстрее, чем следовало, прощает любую, самую лютую хрень, на которую я только способна. И именно в такой ситуации Цуна меньше всего желает на меня давить. Просто потому, что человек — я, натворил лютую хрень, и он, Цуна, искренне надеется, что мне самой стыдно. Цуна очень совестливый, и обычно всех по себе судит. Да ему сейчас самому стыдно, ведь он, такой нехороший, ещё и давит на меня.       И я решила поступить в своих лучших традициях, выкуривая нас из этого мерзкого состояния:       — Эй, Цуна! — максимально бодро, насколько мне позволяло состояние, промурчала я.       Цуна удивлённо выпучился на меня, так и застыв, держа мою руку у своего лица.       — А?       — Ты мне должен денег за стриптиз!       Он поперхнулся воздухом.       — Да с какой стати?! Тебя ничуть не смущает, что помимо меня там была куча народа?! — взорвался возмущениями Цуна. — Тебя, мою девушку, обнажённой видела куча мужиков! Какая, нафиг, плата за стриптиз?!       Ах нет, значит. Ну-ну.       В ярости я полезла второй рукой в карманы Цуны, сломив жалкое сопротивление за считанные секунды, нашаривая там член — буквально. Цуну так часто оставляли без бабла местные гопари, что у того в карманах, окромя дырки, отродясь, ничего не было.       — Х-Хаято-сан?.. — заливаясь румянцем, проблеял он, в то время как я через трусы крепко ухватила Цуну за «его мужское достоинство».       С трудом приподнявшись на локте, я очень вкрадчиво зашептала Цуне на ухо:       — Выгружай кэш блохастый! Считаю до… — И многозначительно замолчала.       Он сглотнул.       — До скольких?..       — Моего терпения не хватило даже до одного. Не искушай судьбу, селёдка!       В меня упёрся переполненный немого укора взгляд.       — Тебе не кажется, что пока ты держишь меня… вот так… я признаюсь, в чём угодно, и отдам, что угодно?       — Ну да? — усмехнулась я.       — Не вздумай проверять!       Очень некстати дверь открылась, и в палату вошёл Шамал, заставая нас в том положении, до которого мы и докатились. То ли хмыкнув, то ли хрюкнув со смеху, он положил у входа гелевый матрас и постельное бельё.       — Не смею вам мешать. Играйтесь, детки! — благословил нас Шамал и, только было, начал закрывать дверь, но остановился и добавил: — Не забывайте предохраняться! Не увлекайтесь, главное, и если что — зовите. Сестринская рядом. Часов до девяти утра, так уж и быть, не побеспокою вас.       — Шамал, прекращайте! — пунцовея пуще прежнего, воскликнул Цуна, хотя и в пределах разумного — всё же, мы в больнице, а на дворе ночь.       — Развлекайтесь. Ночи! — И Шамал захлопнул дверь.       Честно говоря, смутилась и я сама. Ладно, мы вдвоём шалим, но не при других же. Мне как-то не очень нравится заниматься такими вещами на публику.       Стало тихо. За окном свиркали сверчки. В углу палаты бился мотылёк. Цуна прочистил горло, кашлянув.       — Эм… Может, всё же отпустишь?       — Ладно уж, — буркнула я и нехотя отпустила Цуну.       Он, словно мне больше не доверяя, с кислой миной и пунцовыми ушами пошёл забирать оставленное Шамалом добро. Вздохнув, я улеглась на подушках, наблюдая за тем, как Цуна деловито развил бурную деятельность, укладывая чуть в стороне от моей койки гелевый матрас. Ситуация напоминала мне недавнюю ночёвку в доме семейства Савада, вот только сегодня было огромное НО: я даже если бы хотела чего-то, то была на это не способна.       Цуна подошёл к выключателю.       — Давай спать?       — Надо бы, — кивнула я, вмиг почувствовав, что мне и правда хочется спать. Было почти три часа ночи.       Погас свет. Немного послушав, как Цуна возится на полу, я задремала, напоследок задумавшись: вдруг мы живём в фенолфталеиновой вселенной?

***

      Цуна проснулся от громкого стука в дверь. Сонно оторвав голову от неудобной больничной подушки, он попытался продрать глаза. За окном уже светило утреннее солнце, пробиваясь сквозь неплотно прикрытые жалюзи. Запоздало опомнившись, Цуна взглянул на Хаято, но та крепко спала на своей койке. Стук её не побеспокоил.       Едва передвигая ноги, Цуна, так почти и не разлепив глаза, отправился открывать, удивляясь, кого там нелёгкая принесла. Так-то дверь не запиралась, это же больница. Значит, кто-то из посетителей.       На пороге стоял Занзас.       — Уважаемый мусор, — слегка запинаясь, начал тот.       Если после выяснения личности ночного гостя сон как рукой сняло, то после произнесённой фразы Цуна чуть не рухнул в обморок.       — Уважаемый мусор, — повторил Занзас уже более уверенно.       — Да? — От удивления Цуна даже не стал спорить.       — Мне нужна твоя помощь! — на одном дыхании выдал Занзас.       Глаза Цуны были до того на выкате, что грозили вывалиться из орбит. Рот раскрылся максимально широко и непрерывно открывался-закрывался, пока хозяин пытался вернуть себе дар речи.       — Такеши Ямамото и Скуало Суперби, — Занзас запнулся и замолчал.       Это немного встряхнуло Цуну, и он взял себя в руки.       — Скуало и Ямамото, — напомнил он, постепенно возвращая себе духовное равновесие.       — Да, они, — согласно кивнул Занзас. И тут знаменитую плотину его выдержки прорвало, а ведь даже тот знаменитый газ, которым Хаято траванула Варию, не отразился на выдержке их босса. Дальнейшая речь Занзаса на протяжении пяти минут состояла из различных интерпретаций имен двух Дождей, слова «мусор» и самых разнообразных комбинаций из всего этого.       Цуна, привалившись к дверному косяку, зевнул. Его даже порядком повеселило это состояние Занзаса.       — А если ближе к делу? — наконец, не выдержал Цуна. Он настолько устал, перетрусил за Хаято и не выспался, что его борзометр взметнулся к отметке максимума.       Занзаса поразила эта реакция парня. Тот, вроде, даже и не жалко выглядел. Скорее, они поменялись местами. Жалким тут сейчас Занзас был, а никак не Цуна, на лице которого расплылась насмешливая улыбка.       — Когда твой подчинённый подошел к моему крикливому мусору, меня это напрягло, — на полном серьёзе заговорил Занзас. Его глаза не смеялись. Цуна и сам перестал улыбаться, начав предчувствовать подвох. — Туповатый мусор мог вполне себе устроить какую-нибудь глупость, но, в итоге, они вчера ругались. Думаю, ты и сам слышал?       — Эм… Ну да, — был вынужден согласиться Цуна. — И?..       — И я успокоился.       Цуна сглотнул.       — Но?..       На лице Занзаса мелькнуло странное выражение. Будто словил судорогу.       — Суть оказалась крайне проста. Пока вы с бешеной самкой дрыхли, а я отвлёкся на выбивание дерьма из Леви, ваш Дождь, недолго думая, цапнул крикливого мусора под локоток, как клянутся очевидцы. Что он ему втирал и как — осталось загадкой даже для меня. Но эти два дебила не придумали ничего лучше, чем прихватить с собой одну из Червелло в качестве судьи и наблюдателя и отправились разыгрывать кольцо в… Салон пачинко… — как на духу, выдал Занзас.       Цуне показалось, что он ослышался. И тут он заметил, что на скуле у Занзаса ссадина, и сам он как-то потрёпанно выглядит.       — Когда я пошёл разнимать этих дебилов и заодно вынимать их из салона пачинко, то мне насовали в торец простые обыватели. Твоё узкоглазое племя. Первое, что я хотел сделать — это просто поубивать всех нахрен. Включая дуру Червелло, которая это одобрила. Но, как оказалось, дурацкая игра в пачинко уже была признана официальным поединком. И вмешайся я один — махом бы получил дисквалификацию. Потому я вынужден просить о помощи тебя, и просить вежливо. Приятного, конечно, мало, опыта совсем никакого, но стараюсь, как могу. Я скорее пообедаю своими собственными туфлями, чем допущу розыгрыш кольца таким образом! Так что, уважаемый мусор, — красные глаза яростно блеснули, — помоги мне прекратить эту хрень. Ещё немного — и они разыграют кольцо Дождя в пачинко. Твою мать, да у нас нет времени!       Глаз Цуны задёргался в конвульсиях, как и уголок рта. Его пробрали нервный смех и икота.