Всё было как в плохом кино: я сама, передо мной стоящий на одном колене женишок, тянущий ко мне свои грабли вместе с помолвочным кольцом, Цуна — мой босс/парень/возлюбленный (где нужное, надо подчеркнуть), и туева куча гостей, находящихся кто на грани инсульта от давящей на тело и мозг силы, а кто посильнее — недобро так зыркающих на Цуну. Так по-дурацки я себя ещё никогда не чувствовала.
И тут мне совсем захорошело. Занзас, всё ещё изображающий из себя Труффальдино Брианца и в целом довольный происходящим, поднялся с колен. У меня нехорошо так засосало под ложечкой.
— Жизнь без мафии — все равно, что любовь в резинке: движение есть, прогресса нет, — с пониманием закивал Занзас. В жопу твоё понимание, скотина варийская. — Моя невеста диво как хороша. Не удивлён, что какой-то сопляк недоволен происходящим. Ну и кто ты? — осклабившись, добавил Занзас.
— Ну и что он сказал? — на ходу спросил у Мукуро на японском Цуна.
— О-о, это было очень мило, Цунаёши-кун. Он говорит, что ты сопляк, и вообще не очень, — бодро отозвался Мукуро,
— коли хочешь посягнуть на его прекрасную невесту.
На меня обрушилась головная боль. Мало того, что меня давило к полу силой, игнорирующей гравитацию и силу тяжести, так я ещё и слушала то, как Мукуро строит из себя Табаки из «Маугли», наговаривая Шерхану-Цуне про жёлтую рыбу и прочие несуществующие обзывательства. Серьёзно, ощущение, будто всех окружающих меня мужиков в спешке делали. Вся моя жизнь — реклама безопасного секса.
В зале зрело недовольство, тягучим смрадом злости устремляясь на Цуну, Такеши и Мукуро. Как и зачем они сюда ещё и Такеши притащили, мне абсолютно не ясно. Но тут я заметила Шигуре у него за спиной, и всё встало на свои места.
Трио дебилов.
Цуна шёл с совершенно недоброй рожей, а я тем временем впервые видела его в костюме. Это полностью отличалось от того, как он выглядел в школьной форме: приталенный пиджак нараспашку, расшитый жилет, поддетый под него; белоснежная рубашка была без единой лишней складки; брюки отлично сидели по фигуре и отличались от свободных джинс и штанов, которые он обычно носил; начищенные до блеска оксфорды на ногах; завершали образ запонки и булавка на галстуке — всё с гербами Вонголы. Не знаю уж, кто одевал Цуну, но выглядел он превосходно. Я бы влюбилась в него во второй раз, но жаль ситуация не располагает.
— Мукуро, переводи! — Цуна встал передо мной и Занзасом, и его ничуть не волновало, что Труффальдино выше его почти на полметра, да и заметно крупнее. Он просто скрестил на груди руки и насмешливо выгнул губы. Я просто не узнавала Цуну.
— Я готов! — пропел соловьём Мукуро.
Я лихорадочно соображала, что мне делать и как сгладить ситуацию но, увы, происходило всё слишком быстро. Меня никто не ждал.
— Цуна, что ты делаешь?! — Из толпы вырвался Дино.
— Что я делаю? Мукуро, не переводи пока. — Цуна улыбнулся так, что мой желудок попятился крабом. Давление стало ещё сильнее.
— О-о, Дино-сан, я занимаюсь увлекательным делом. Знаешь, я недавно узнал, что мой хранитель выходит замуж, но вот в чём незадача, — Цуна бросил на меня тяжёлый взгляд, и мой желудок скрутило,
— меня позвать забыли. А я, если я не ошибаюсь… Разве я не следующий Дон? Неловко, да?
— Цуна, я могу всё объяснить…
Боковым зрением я увидела то, как Занзас встал рядом со мной. Бросив на него короткий взгляд, я отметила про себя, что он доволен, как чёрт среди грешников в Преисподней.
— Дино, кто этот юноша? — нарушил эту «идиллию» один из глав Альянса семей, и я поняла, что не могу уже не вмешиваться.
Целомудренно складывая на животе руки, я вышла вперёд, привлекая к себе внимание. Каблуки отвратительно цокали по полу, платье волочилось за мной. Раз Цуна явился сюда, то придётся взять его появление в расчёт и внести в план. А раз так…
— Босс, приветствую вас, — сказала я и покорно встала перед моим Доном на одно колено, как и полагалось подчинённому. Цуна знал простые слова итальянского, недаром Реборн взялся не только за физическую подготовку, но и за введение в основы. Как я и полагала, в глазах Цуны мелькнуло понимание, пусть и без благодарности.
— Ты не торопилась… с приветствиями, — с сильным акцентом произнёс на итальянском Цуна и протянул мне руку.
Не сомневаясь, выказывая своё почтение боссу, я прильнула к ней губами. За нашими спинами по залу прокатился ропот. Я слышала мелькающее от человека к человеку «Цунаёши Савада» с вопросом: он ли это.
— Поднимайся, — велел мне Цуна. Да уж, на большее его явно не хватило. Надо будет самой с ним позаниматься итальянским.
Я послушно встала и выпрямилась, вот только теперь готовая представить Цуну сама, что показала Мукуро взглядом, но он лишь пожал плечами. Зато Такеши подмигнул мне… подбитым глазом.
Так, Хаято, потом узнаешь, кто его опять засветил.
— Позвольте представить вам человека, которому я служу. Это Цунаёши Савада, тот, кто в скором времени встанет во главе семьи Вонгола как действующий Дон и «крёстный отец», — избегая смотреть на Цуну, гордо проговорила я.
Но ничто не могло пройти гладко. Если Дино, как Дон Каваллоне, один из глав Альянса, не был настроен против Цуны, то Доны Томасо, Нуэво, Беччио и Дифо не могли проигнорировать того, кто ставит им палки в колёса. Дон Бовино остался в стороне, как и Дино, что я отметила для себя на будущее.
— Синьорина, ещё неизвестно, станет ли он Доном Вонголы, — насмешливо произнёс Дон Томасо.
По залу вновь пронёсся рокот сотни голосов.
— Хаято-сан, кто это? — шёпотом спросил у меня Цуна.
—
Дон Томасо, — подсказала я. —
Отец знакомого нам с тобой Найто Лонгчемпа, который учится в нашей школе. И он недоволен тобой.
— Да? Отлично. Передай ему, что я его на банане вертел и «спасибо» ему за поданную идею о твоём замужестве.
Я в шоке уставилась на Цуну, но по его взгляду поняла: он не шутит. Выбирать мне не приходилось. Помогать некому, хорошо хоть Мукуро, Такеши и Вария стоят тихо… Относительно тихо. Скуало давился от смеха.
— Дон Томасо, — я повернулась к Дону Томасо — Марко Лонгчемпу, грузному мужчине с лёгкой проседью в висках, — босс «благодарит» вас за предложение Альянсу о моём замужестве и просит передать вам, что… — Я сглотнула. — Что на банане он вас вертел.
Повисла тишина. Оркестр перестал играть. Казалось, все звуки исчезли. За окном всё также хлестал ледяной дождь. Я смотрела на сизо-серое небо, которое отвернулось от меня; блик с его гладкой задницы освещал мой путь и дарил яркий свет.
— Что? — аж посинел Дон Томасо, стискивая кулаки.
Я посмотрела на Цуну.
— Молодой человек, вы многое себе позволяете. Вы пока никто, и смеете так себя вести, оскорбляя уважаемого Дона Томасо? — вмешался Дон Нуэво, пожилой старец давно за семьдесят. Опираясь на трость, он весь трясся то ли от негодования, то ли от банальной старости и тремора.
—
О, они так заговорили? — удивил меня Цуна, по всей видимости, поняв, что тот сказал. Хотя не понять было сложно.
— Ямамото, Мукуро, вы готовы?
— Нагадить в душу Альянсу? Да хоть сейчас, Цунаёши-кун! — расплылся в ничего хорошего не предвещающей улыбке Мукуро.
— Ещё спрашиваешь? — Такеши запустил себе за спину руку, хватаясь за рукоять Шигуре.
— Эй, придурки!..— начала я, но была вынуждена заткнуться.
Главы Альянса и их люди готовились к карательному мероприятию. Дино и Дон Бовино помогали со своими подчинёнными, стараясь нейтрализовать вспыхнувшую волну паники у гостей, кинувшихся врассыпную.
— Что будет делать Вария? — Спохватившись, я дёрнула за рукав пиджака Занзаса, говоря так, чтобы меня слышал только он.
Занзас ответил мне кривой усмешкой и подал Скуало какой-то знак, видимо, принятый в Варии. Скуало и Бельфегор, к моему удивлению, присоединились к Цуне и ребятам. Я уже ничего не понимала.
— Что вы себе позволяете?! Мы главы Альянса! — возопил Дон Томасо. Ну да, не каждый день такое происходит, а Марко Лонгчемп, судя по всему, выдержкой не блистал.
— Вра-а-ай! А мы — Вария! — гаркнул Скуало, обнажая меч.
— Позвольте, я объясню причину моего недовольства? — Меня в дрожь бросило от спокойного, как океан во время штиля, голоса Цуны. За всей этой кутерьмой я не заметила, как он натянул на руки варежки, подаренные ему Реборном, уже превратившиеся в Х-перчатки. Пламя плясало у него во лбу; как спокойно горящая свеча, красно-оранжевый огонь отражал страсти, кипящие у Цуны на душе.
Смирившись с предстоящей бойней, которая вот-вот готова была разразиться в зале, слыша шум и крики, я лёгким движением подняла подол платья и выхватила из кармашков на подвязке две мини-бомбы и склянку с добытым через Шамала рогипнолом, готовая усыпить им неугодных мне. Тут-то я сообразила, что Цуна говорит на итальянском, и моё лицо вытянулось.
Репетировал? Или…
— Ты ещё смеешь так фривольно себя вести, юнец?! — А вот и у Дона Беччио, худосочного человека-жерди, подгорело. Его тонкие усики над губой жалко скукожились.
— А чего вы хотели, собираясь выдать замуж мою женщину? — постукивая пальцами по предплечью, отчеканил на итальянском Цуна, а меня в жар бросило. Щёки предательски вспыхнули. — Возможно, вы не знали, но Хаято Гокудера-Карбоне — моя возлюбленная.
Я едва сдержалась, чтобы не спрятать лицо в ладонях, сгорая от стыда. Едва ли я ожидала даже в смелых фантазиях, что Цуна скажет… Такое. Но тем страшнее мой проступок по отношению к нему. Если мы выживем в сегодняшней потасовке, то…
— Слышь, Савада, а это смело! — оскалился Скуало, чем добил меня окончательно.
— Знали, — нарушил идиллию Занзас-Труффальдино, ухмыляясь криво-криво, совсем уж по-мудацки. — И что теперь?
— А ничего. — Цуна убрал руки за спину. — Вот только больно ситуация странная. Меня, преемника, не позвали на помолвку, и это я считаю ненормальным. Знаете, я тут почитал на днях мафиозный этикет Вонголы… — Что он там почитал?! — И открыл для себя много нового. Особенно меня заинтересовали пункты с временным переходом власти к Альянсу семей в случае гибели Дона. И вот вы нарушили аж два важных пункта, — он показал два пальца, — так что скажете в своё оправдание?
— Цуна, прекрати их провоцировать! — взмолился Дино, но было поздно.
В своё оправдание Доны Альянса обнажили оружие.
— Ясно, ничего. — Цуна, этот дебила кусок, понимающе закивал головой. У меня начало складываться впечатление, что он находится под контролем, но от него не исходила аура Мукуро. К слову, Мукуро стоял, облокотившись на свой трезубец, и с интересом наблюдал за происходящим. — Словами этот конфликт не решишь, я понял.
— К чёрту вонгольскую кровь, убить его! — возопил Дон Томасо, скомандовав своим людям.
— Цуна, прекрати! — Дино, ты пытался.
Стоявший до этого в состоянии покоя, Цуна встал в стойку, и его кулаки объяло пламя Неба. Мы с ребятами и варийцами приготовились к атаке; я связала на бедре в узел подол платья, чтобы оно не мешалось, готовая оказывать поддержку в бою со спины. Дино, плюнув на всё, тоже встал с Ромарио и людьми из Каваллоне рядом с нами, но всё равно был перевес сил, причём не в нашу сторону. На этом приёме было слишком много людей из мафии и охраны.
— Не пора ли мне уже появиться? — Раздался со стороны соседнего стола с закусками до боли знакомый голос, и в следующее мгновение скатерть шевельнулась. Из-под стола выглянул Реборн, вот только вид у него был чуть помятый, а взгляд осоловевший; галстук был лихо закинут на плечо, рукава закатаны. В руке он держал бутылку вина.
— Опаздываешь, Реборн! — обрадовался Цуна.
— Дон Томасо, это Реборн из Вонголы! Осторожнее! — Узнал кто-то из шестёрок Реборна.
— Плевать, что он один может?! Убить их всех!
— А кто сказал, что я один? — насмешливо поправляя на голове шляпу, усмехнулся Реборн. — Братва?!
Как по команде перегородка, отделяющая зал от другого зала, где отжигали «экологи», отлетела в сторону, и оттуда высыпала шумная компания… ТОПа-приблизительно-сто профессиональных убийц, на который и укатил Реборн.
Ясно, кто отделал Шамала. Стоило раньше догадаться.
— Как вам теперь положение? — очень недобро улыбнулся Цуна.
— Убить! Убить! Убить! — вопил Дон Томасо.
Вот только тяжёлая сила, приковывающая в последние минуты к полу, стала ещё гуще, насыщеннее. Я почти что видела всполохи в воздухе, нависшие над противниками. Мне удалось увидеть только вспышку пламени Неба, а потом раздался взрыв. Не веря своим глазам, я видела результат, с которым не могла смириться.
Цуна держал за горло обугленный труп… Дона Томаса. Вторая рука вошла ему глубоко в грудь. Боже мой, он что, взорвал его изнутри?!
Мы все потеряли дар речи.
Посреди зала стоял невысокий паренёк. Цуне можно было дать и меньше, чем ему есть, но язык не поворачивался назвать его сейчас Никчёмным. Но я не могла поверить в то, что он замарал свои руки в крови. Пытаясь отвлечься от горечи на самом кончике языка, я помогла Реборну, Варии и убийцам из топ-100 разобраться с остатками мятежа.
Дальнейшее можно было описать коротко: «Чао, братья Пиноккио, можете даже писать письма с того света до востребования. Меня зовут Себастьян Перейра,
торговец чёрным деревом. Шутка. Меня зовут Цунаёши Савада, и на банане я вас всех вертел».
Банкет в честь помолвки возобновился, но уже под другим флагом. Удалось обойтись малой кровью, убрав лишь несколько шестёрок. Из Донов пострадал только Дон Томасо, но я краем уха услышала, что титул перейдёт к Найто, и не знаю, что лучше. То, что преемнику Девятого подчинился топ-100 лучших убийц мира и Вария, заткнуло языки многим.
— Ох, что теперь будет… — Я устало опустилась на диван у стены, наблюдая за тем, как Цуна общается с главами Альянса, а у него под боком вьётся подхалим Мукуро.
— Да всё нормально, не переживай ты так! — Сев рядом со мной, Такеши по-дружески похлопал меня по плечу. В его руке был бокал с вином, но я не собиралась ничего говорить ему по поводу алкоголя. Я и сама держала за ручку бокал с белым вином, болтая остатки на дне.
— Не уверен, — подтвердил мои мысли Емицу, сидящий рядом со мной.
Я мазнула по нему взглядом. Насколько мне удалось понять, кто-то помог Цуне попасть на помолвку, подсказав, где она проходит, где в коридоре отеля отец и сын пересеклись. Поговорив между собой на повышенных тонах, Цуна узнал от Емицу, что рядом обретается Реборн. План действий был прост: навести шороху и заручиться поддержкой Варии и топ-100, раз там во главе Реборн. То, что всё прошло по цуниному плану, меня порядком удручало. Нет, я рада, что всё хорошо разрешилось, вот только…
Вино золотилось в бокале. Качнув бокал, видя, как жидкость плещется по стенкам, я чуть пригубила напитка, чувствуя терпкую сладость на языке.
Меня не покидало ощущение, что всё слишком гладко прошло. Будто так кем-то и спланировано. И, что ещё хуже, Цуна действительно собирался стать боссом Вонголы. Видя, с каким рвением он говорит с людьми на этой сорванной помолвке, ставшей дебютом для него, я не могла не огорчаться. Цуна из кожи вон лез, играя сегодня образ преемника. Ему не хватало, как в «Большом куше», шутить, что, мол, если хоть ещё кто-то пойдёт против него — на обугленный труп Дона Томасо посмотрите.
— Цуна многое пережил за этот месяц. — Вырвал меня из мыслей голос Такеши.
— Догадываюсь… — Я потягивала из бокала вино.
— Пойду, присоединюсь к нему, — Емицу поднялся с дивана, и тот прогнулся, — а вы не скучайте, детишки.
Когда Емицу удалялся от нас, то я словила на себе один короткий взгляд со стороны Цуны, но прежде чем успела среагировать, он уже отвернулся. Мне стало невыносимо тошно. То, за что я боролась, Цуна просто взял и решил за один вечер. И дело тут не в харизме, которой у него нет. Было что-то в Цуне такое, что притягивало людей, как магнитом. Он решал дела малой кровью, а не то, что я. Даже Занзас сейчас, притворяясь Труффальдино, демонстративно для всех решил с Цуной всё полюбовно, уступая женщину сильнейшему.
Я спрятала лицо в ладонях, понимая, что слишком устала и перепила.
— Может, пойдёшь к себе в номер? — обеспокоился Такеши.
Разжав пальцы и убрав от лица руки, я посмотрела на него.
— Знаешь… А это неплохая идея, — натянуто улыбнулась я.
— Сбегать иногда тоже полезно. — Такеши показал мне большой палец.
Я встала с диванчика, поправляя подол платья, и передала пустой бокал проходящему мимо официанту. Голова чуть кружилась, а ноги не держали. На мне были классические шпильки с блочным каблуком. Туфли отвратительно жали, хотелось их снять.
— Тогда я пойду.
— Отдохни, а я пригляжу за Цуной. — Кивнул мне Такеши.
Я чуть улыбнулась и тихо двинула прочь — к выходу. Перегородку не восстановили, так что было видно, как в соседнем помещении веселятся «экологи». Я качнула головой, потирая на ходу виски.
В коридоре стало заметно лучше. Не было той нестерпимой духоты. Из закрытых окон дуло — недаром на улице рыдало небо, проливая на грешную землю дождь. Сняв туфли, я подхватила их за задники и пошлёпала босиком по ковру. Мимо меня прошла официантка с подносом, уставленным пустыми тарелками, удивлённо задерживая на мне взгляд. Ну да, я же должна была стать звездой этого вечера…
Интересно, чем я больше расстроена: срывом моих планов или из-за Цуны, купающегося во внимании вместо меня?
Исследования, борьба со снами, преследующими меня — всё вновь отошло на второй план. Я осталась просто Хаято. И не сказать, что я хотела большего, просто…
Всё же я слегка перепила.
Открыв картой дверь в номер, я вставила её в слот и бросила у порога туфли. Плюхнувшись на кровать, я зарылась носом в подушку, поджимая под себя ноги. Платье неимоверно бесило меня, но молния и крючки на боку — то, с чем сейчас не хочу возиться, так что можно полежать и так.
Отвратительный день. Отвратительный месяц. И я отвратительная. Говорю, что всё ради Цуны, но это правда лишь наполовину. Я стала слишком жадной. Признайся, Хаято, тебя вывело из колеи то, что Цуна так сильно вырос, и я не говорю о росте.
Моя женщина.
Жар вновь охватил меня. Щёки, шея и уши горели.
Не знаю, как это возможно, но я ещё сильнее полюбила Цуну, увидев сегодня эту его взрослую сторону. Ему ведь скоро семнадцать, да? Ну да, он не мог больше оставаться милым мальчиком, он…
Моя женщина.
— Ааааааааааааааааааааааа! — заорала я в подушку, ударяя ногами по матрасу.
Как мне теперь на него смотреть? Как себя вести? Не знаю, что с ним произошло в последнее время, но он какой-то… Другой, что ли. Ощущался иначе. От одной мысли о его новом взгляде, новом выражении лица меня поглощало пламя, отдаваясь в низу живота жгучим ощущением.
Это не страх, но нечто подобное. Я боюсь этого нового Цуны?
Я так и лежала, слушая тишину и лёгкое гудение проводки, пожираемая мыслями, и не заметила, как начала погружаться в дрёму.
Из объятий сна меня вырвал шум открывающегося замка с клацаньем, когда дверь после контакта с картой открывалась. Вздрогнув, я обернулась и увидела в ореоле света силуэт, который мог принадлежать только Цуне.
— Где здесь свет?
Голова была тяжёлой. Не стоило спать после выпитого. Я тряхнула головой. В это же время Цуна нащупал выключатель. Свет, включившись, больно ударил по глазам. Я зажмурилась. Пока я была дезориентирована, хлопнула входная дверь.
— Ты сбежала. — Раздалось совсем рядом.
Когда я разомкнула веки, то увидела стоящего неподалёку Цуну, подпирающего плечом стенку у окна.
— Да, я сбежала.
— Почему? — с нажимом спросил у меня Цуна.
Я не ответила, только стыдливо опустила глаза, разглядывая смятое в ногах платье.
— Я много думал. У меня было много времени подумать. И знаешь, к какому выводу я пришёл?
Я отрицательно качнула головой, всё ещё боясь взглянуть в глаза своему страху.
— Ты в меня не веришь. В тебе есть хоть капля уважения ко мне? Ты даже телефон выключила и общалась только с Бьянки.
Всё верно. Это отвратительно, но Цуна, я знала, на что шла и с чем в итоге столкнусь.
— Ты ведь собиралась продаться Вонголе ради меня?
Да, собиралась. Но я снова молчу.
— Ты хоть думала о том, что я чувствую? Думала, я скажу тебе спасибо за такую жертву?
Нет.
— Хаято-сан, ты хоть понимаешь, как я тебя люблю? Я не говорил этого вслух, но ты самое дорогое, что у меня есть. И знаешь… От тебя получить удар в спину было отвратительно и очень больно.
Зашуршала одежда, скрипнули половицы под ковром, и я поняла, что Цуна отстранился от стены и идёт к двери из номера. Я подняла голову, глядя ему в спину, и его опущенные плечи с запущенной в волосы рукой вырвали из моей груди рыдание. Если сейчас позволю ему уйти, то между нами образуется пропасть.
— Цуна, стой!
Отталкиваясь от матраса, я собиралась соскочить с кровати и кинуться к Цуне, но запуталась в подоле платья. Теряя равновесие, я замахала руками в воздухе, точно пытаясь плыть в пространстве, но физические законы — вещь страшная. Голова коснулась пола быстрее, чем я могла себе представить. Жуткая, клокочущая от затылка боль поглотила моё сознание, и всё перед глазами помутилось.
***
В лицо ударил запах розмарина. Такой сильный, душащий аромат сладости и камфора, напоминающий сосну, и очень пряным, слегка острым привкусом на языке. Я даже поморщилась.
Открыв глаза, я обнаружила себя посреди розмарина. Линейные листки, точно иголки у ели, и маленькие сине-фиолетовые цветки.
— Эх…
Афродита вздохнула, сокрушаясь, как мать над ребенком, что выпачкал минуту назад надетую одежду, стоило лишь отвернуться. Мне стало стыдно. Такое молчаливое: «Опять?..»
— Опять, — сокрушённо признала я.
Она присела на корточках передо мной, в своих одеждах — белых хитоне и гиматии напоминая сошедшую со страниц книги древнегреческую богиню. Впрочем, она действительно напоминала Афродиту: то ли волосы светлые, то ли седые, лицо то ли юное, то ли старческое. Она просто была прекрасна в своей внеземной красоте.
— Ты расстраиваешь потомка моего любимого Джотто. — Прозвучало с укором.
Афродита держала в ладонях пиалу с живительным настоем. Я поднялась на локтях, отмечая, что на мне всё ещё дурацкое вечернее платье, и приняла протянутую пиалу, отхлёбывая из неё. Афродита подпёрла щёки кулачками, точно ребёнок. Её тонкие брови были недовольно сведены на переносице. Напиток таял на губах, будто мёд — сладкий, вкусный, с привкусом трав.
— Я не хотела…
— Ты и в прошлый раз не хотела, дитя, — заметила Афродита, а мне даже нечего было на это ответить. Вместо этого я спросила:
— Почему это место так отличается от того, что было в прошлый раз?
— Ах, это…
Я утопала в розмарине. От этого запаха уже начинало подташнивать, а в глазах рябило от сине-фиолетовых цветков. Казалось, розмарин был везде.
Афродита поднялась на ноги, и её белые одежды заструились на её складной фигуре. Она подала мне руку. Держа пиалу в правой руке, я ухватилась левой. Афродита помогла мне встать.
Поле розмарина действительно простиралось далеко. Вот только посреди него стояла стена из стекла, разделяя поле напополам, как Китайская стена. И вдали, за этой стеклянной стеной, я видела беседку, в которой кто-то находился.
— Давай подойдём поближе, дитя, — предложила мне Афродита.
Я поплелась за ней, двигаясь к стеклянной стене. Стоило мне подойти ближе, как я ахнула, прижимая пальцы к губам.
— Как это возможно?
— Эта стена разделяет параллельные реальности, — Афродита возложила на стену руки, — и ты видишь то, что сейчас происходит в соседней реальности.
— Почему она… Такая?.. — Слова давались мне с трудом.
— Она пошла по иному пути, ежели ты. Развилка произошла, когда ты призналась в своих чувствах. — Руки Афродиты мягко легли мне на плечи.
По другую сторону стены я видела себя, беседующую с Афродитой. Вот только это были другие Хаято и Афродита, а не мы в отражении зеркала. Другая я выглядела иначе: причёска, выражение лица, одежда. Хаято словно нацепила на себя лик скорби.
— Значит… — слова встали комом в горле, — если бы я не призналась во время инцидента в Кокуё, то стала бы… Такой?
— Верно, дитя. И я нахожу это грустным. В той реальности и ты, и потомок моего любимого Джотто несчастны, и я не в силах помочь.
— Только ли из-за признания? — чувствуя подвох, спросила я.
— Не только. Ты вспомнила свою прошлую жизнь, и это стало для тебя ударом.
Мне припомнилось то, о чём мы говорили с Афродитой в прошлый раз.
— Мы ведь не должны были пока встречаться, верно?
— Да, дитя, — прошептала мне на ухо Афродита, обнимая меня за плечи, — нам ещё рано встречаться, но ты вновь всё сделала по-своему.
— А разве ты не можешь читать будущее? Разве ты не знала об этом?
— Я же говорила, что дозволенное мне читаю по солнечным бликам в воде? Об этом там ничего не было. Мы должны были встретиться, когда ты полностью вспомнишь свою прошлую жизнь и встретишься с
ней.
Я поняла, что «с ней» — это с той другой Хаято по ту сторону стекла, и что-то мне подсказывало, что разговор будет не из приятных, если судить по её физиономии. Мне даже представить было трудно себя с таким лицом. Неприглядное зрелище.
Афродита потянула меня прочь от стеклянной стены. Я пошла за ней, чувствуя мягкость чужих пальчиков у себя на запястье, и обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на другую себя.
Какое-то время мы шли по розмарину, утопая в нём по колено. Платье цеплялось за листочки-иголки, пачкаясь в пыльце и земле. Я тонула в этом отвратительном запахе, а мы всё шли, шли, шли.
Наконец, показался знакомый пейзаж: берег, усеянный зелёной травой, узловатые деревца и кустарник; маслянисто-чёрная вода с плавающими кленовыми листьями знакомо играла бликами солнца, а огромное древо-исполин жутко нависло над водной гладью.
Мы сели на берегу. Я чувствовала под собой песок и мелкую гальку, но сменить место оказалось неплохой затеей.
Солнце лучилось в зените ярко, проникновенно.
— Не люблю солнце, — неожиданно заговорила Афродита, притягивая к себе колени. — Дитя, только представь: нечто огромное, что вы не в силах контролировать, и оно движется по своим законам; да, солнце несёт свет и тепло, но Солнечная система как пороховая бочка. Однажды Солнце всех погубит.
Я тоже находила это весьма ироничным.
— М-м, если так подумать, — подхватила я, попивая настой, — то зайдя, оно вместе с ночью приносит холод и темноту. В общем, Солнце плохое. Нафиг Солнце.
— Дитя, ты такое забавное! — Афродита хлопнула в ладоши и заливисто рассмеялась. Точно колокольчик на ветру.
— Стараемся. — Я пожала плечами.
— Дитя, — Афродита мягко мне улыбнулась, — я приму любое твоё решение.
Прежде чем я успела что-либо ответить, меня выдернуло из этого мирка с маслянисто-тёмной водой и упавшим древом.
***
Ловя рвотный позыв, содрогаясь всем телом, я дёрнулась вперёд, больно ударяясь носом обо что-то. Потирая нос и сопя в обе дырки, я открыла глаза…
…Чтобы увидеть перед собой натужную улыбку и чуть припухшие веки.
— Неужели ты плакал? — Не поверила я увиденному, протягивая руку и касаясь его щеки кончиками пальцев.
Цуна, весь взъерошенный, поникший, сжимал меня в объятиях.
— Сколько ещё раз ты собираешься проверять мою выдержку? — прижавшись лбом к моему лбу, пробормотал он. — Думаешь, я мало настрадался?
— Нет! — Я обвила его шею руками, утыкаясь ещё немного ноющим носом в его всклокоченную шевелюру. От волос пахло ментолом и дорогим табаком, видимо, кто-то рядом с Цуной курил сигару. — Прости меня, пожалуйста. Я…
— Ты самая невыносимая девушка на свете, Хаято-сан…
Мои уши уловили шмыганье носом, но я не попыталась увидеть его слёз, а лишь плотнее прижалась к Цуне, сцепляя руки в замок. Он дрожал. Я чувствовала, как рукав напитывается влагой. Мне оставалось делать вид, будто я ничего не вижу.
— Нечестно, Хаято-сан…
Я улыбнулась, задыхаясь от переполняющих меня эмоций.
— А ты знал, что хорошие мальчики влюбляются в плохих девочек?
— Не смешно. — В его глазах полыхнула ярость.
— А я и не шутила…
Когда наши лица оказались близко друг от друга, мне подумалось, что Вонгола — это заразно, и передаётся воздушно-капельным путём.
