Пока горит мой динамит

      — Каждый в Италии и в мире мафии знает Реборна: если есть дело особого характера — это к нему. Реборн притворяется киллером, он хочет быть киллером; он даже своей семье говорит о том, что он — лучший в мире киллер. Только из него киллер точно такой же, как из меня гамадрил. Реборн считает, что быть киллером — хорошо для репутации и бизнеса. Обычно это помогает, но не сегодня, — себе под нос бубнил Цуна, прижимая к груди лихорадящую Хаято. — Реборн, скотина, где ты, когда ты так нужен?!       Его тирада и вопрос пали жертвой лесных звуков и шорохов.       Пять минут для Цуны прошли уже почти полчаса назад — он сверился с часами на смартфоне, — а для Хаято около двадцати с лишним минут. Сидя в гробу среди пахучих лилий, которые создавали своего рода подстилку, Цуна отгородился крышкой гроба от ветра, чтобы на Хаято не дуло, и погрузился в размышления. Тело в его руках всё ещё пылало, температура была не меньше тридцати девяти градусов.       Что делать? Пять минут прошли довольно давно, Цуне хватало мозгов сообразить, что что-то пошло не так. Да хоть бы брать в расчёт главный нюанс: его отправило в будущее не Десятилетней базукой, но похожим способом, если судить по много раз стрелявшим в себя Ламбо. Реборна не было, а Хаято сейчас лихорадила и не приходила в себя, периодически бормоча что-то в бреду. Так что делать? Как быть?       Цуна поднял лицо к небу, загороженному пышными кронами деревьев. Что ж, очередное испытание не заставило себя долго ждать. Нет, Цуна догадывался, что до церемонии наследования ещё напасть какая явится, но беда пришла оттуда, откуда не ждали.       Вдыхая зловонный аромат ненавистных лилий, Цуна выбрался из гроба, оставляя среди цветов Хаято, и чуть прикрыл сверху крышкой, но не плотно — чтобы воздух поступал.       Путешествие в одиночку из Каира в Александрию многому его научило. Первое: нужно трезво оценивать обстановку, второе: понимать, где ты находишься, третье: знать, чем располагаешь. Цуна почти на все сто был уверен в том, что находится как минимум в Японии, а как максимум в Намимори. Их двое: он, Цуна, и лихорадящая Хаято, которая сама не может передвигаться. С третьим пунктом же стоило разобраться прямо сейчас.       Неподалёку лежал кейс, который был при взрослой Хаято и остался после её исчезновения. Не брезгуя ковыряться в вещах своей женщины (к сожалению, после возвращения из Италии пришлось опуститься до подобного, ибо она чудила), Цуна осторожно открыл кейс и заглянул в его содержимое. Добычей стали: носовой платок, запечатанный под оттиск конверт, пачка сигарет (за что беременной женщине захотелось надавать по шее, но она уже смоталась), бумажник, странного вида небольшая коробочка, покрытая мхом, прозрачная пластиковая упаковка с кольцом, ещё какая-то небольшая шкатулка и ежедневник.       Цуна решил начать с конверта. Внутри обнаружились белые листы с рисунками от руки, являющими собой шифр. Цуна много раз видел этот код у Хаято в записях, так что как-то раз спросил, что это. Она сказала ему, что создала Г-шифр, когда ей было скучно плевать в потолок на уроке алгебры. Больше Хаято ничего не ответила, но Цуна сообразил, что «Г» — это от Гокудеры. Сложнее оказалось со шифром. Цуна тогда ещё не был умудрён опытом в отношениях, а потому хотел знать всё о своей девушке. Он смог выяснить, что шифр этот относится к квадрату Полибия, также известному как шахматная доска Полибия, — оригинальному коду простой замены. Так что все эти бомбочки, черепа и прочая мелочёвка были зашифрованными буквами или даже словами. Кое-что Цуне даже удалось расшифровать в своё время, хотя он всё равно путался в этой кодировке.       Хаято была той ещё занозой в заднице. Из-за её шифра Цуна составлял кучи таблиц шифрования, пытаясь подставлять и романджи, и катакану, и хирагану, стараясь выяснить количество пронумерованных столбцов и строк, но сейчас это пригодилось.       — О, а я понимаю написанное… — восхитился Цуна, изучая первую строчку шифра. — «Хранителей» и «сбор»… Или «собрать»?..— Но шорох неподалёку прервал изучение бумаг. Вздрогнув, Цуна быстро закинул листы обратно в кейс и, на бегу закрывая его, кинулся к гробу, в котором лежала Хаято.       — О, так это правда… — Раздался несколько низкий женский голос.       Цуна, не зная, кто перед ним — друг или враг? — положил кейс на крышку гроба и отработанным движением достал варежки.       Из-за деревьев вышел человек то ли в накидке, то ли в балахоне светлого цвета; на плече красовалась отвратительно вида морда животного, смахивающая на обезьяну; привлекла внимание обувь — сапоги были обмотаны бинтами, что и не выдало гостя раньше времени. Ходил он явно почти бесшумно. Лицо было спрятано за устройством, напоминающим прибор ночного видения, показывая лишь тёмную макушку.       — Привет, — вновь произнёс незваный гость женским голосом, из чего Цуна заключил, что это, всё же, женщина. — И прощай.       Активируя Х-перчатки, Цуна уловил какое-то движение у женщины под балахоном и звон, но он бы не был учеником Реборна, если бы позволил себе мешкать. Жалея, что сейчас в одних носках, а не кедах, он встал в боевую стойку.       — Не активируешь кольцо? Не можешь или не умеешь? Впрочем, не важно. Ты всё равно умрёшь.       Цуна не ощущал от этой довольно жутковатой женщины угрозы или жажды убийства, к которым он привык, столкнувшись с миром мафии. Реборн как-то сказал ему: «Если твой противник много говорит, то тут возможно несколько вариантов. Первый — он дурак. Второй — тянет время. Третий — проверяет тебя или пытается вывести из себя. Четвёртый — ему не с кем поговорить». Цуна склонялся к третьему, но стоять и ждать, пока тебя атакуют — тоже не выход. Всё же, он не тот Цуна, которым когда-то был, а сейчас позади него Хаято, которую нужно непременно защитить и вытащить из этой передряги.       Цуна атаковал первым, вырываясь вперёд. Женщина двигалась молниеносно, отточенными движениями. Не сдвинувшись с места, только широко расставив ноги, она распахнула свой балахон и наставила прикреплённое к руке неизвестное оружие прямо на Цуну. С глухим гулом из устройства вырвались заряженные пламенем снаряды, будто живые. Цуна отклонился в сторону, на пламени отскакивая в сторону ближайшего дерева и повисая на ветке, но держась неподалёку от гроба с Хаято, готовый в случае чего среагировать.       Женщина поступила так, как от неё и ждали. Направив оружие на гроб, она выдала очередь. Девять лучей-вспышек с пулями понеслись вперёд. Спрыгнув с дерева, двигаясь на силе «мягкого» пламени, как его называл Реборн, Цуна оказался перед гробом. Выставив руку вперёд, он принял на яркую вспышку «жёсткого» пламени атаку, сжигая всё на своём пути.       — Пули девятимиллиметрового калибра блокированы высокоплотной энергией… Я ждала тебя, способного на гипер-режим Предсмертной воли, — стоя в состоянии покоя, не двигаясь, как-то подозрительно радостно произнесла женщина. Цуне очень не понравились эти нотки радости в её голосе, и он, не теряя бдительности из-за её речей, строго спросил:       — Почему ты напала?       — Это экстренная ситуация. Сначала стреляем, а вопросы потом.       «Она прям как Колонелло, — фыркнул про себя Цуна. — Солдафонша».       Женщина вскинула полы балахона, вновь обнажая оружие на своей руке.       — Сейчас будет нечто иное, чем пули. Даже твоё пламя не способно это уничтожить, — произнесла она крайне уверенно и атаковала.       Вспышки света, вибрируя и искажая звуки вокруг, рванули к Цуне со скоростью молнии. Он едва успел среагировать и на «жёстком» пламени взмыть вверх, произведя мини-взрыв в воздухе. Но лучи следовали за ним. Нахмурившись, Цуна уже на «мягком» пламени, стараясь не выпускать из виду женщину и гроб, попытался уйти от столкновения с неизвестным видом пламени, рубанув по нему объятой атрибутом Неба рукой. Но всё произошло не так, как ожидалось. Лучи вдарили по телу, вышибая дух. Потеряв концентрацию от лёгкой контузии, Цуна полетел вниз. Женщина что-то вновь говорила, но он не слышал — все звуки превратились в глухое шипение.       «Любит же она… Потрепаться! — Извернувшись в воздухе, Цуна видел, что женщина вновь атаковала его, выдавая очередную тираду, благо, которую он не слышал из-за контузии. — Всё же, прав был Реборн… Четвёртый вариант…»       Он просто поглотил атаку ещё ни разу не использованной им в реальном бою техникой Первого Вонголы, поглотив Адаптированным чужое пламя, делая его своим. Больше не играя по правилам женщины, Цуна вмиг сократил между ними расстояние и нанёс удар локтем и пяткой, от которых, впрочем, она увернулась, но это были удары-приманки. Как и учил Реборн. Крутанувшись в воздухе, игнорируя законы физики, как того и требовало Море, Цуна со всей силы заехал женщине коленом в грудь, стараясь бить не по животу. Болезненно охнув, она совершила сальто назад и приземлилась на дальнюю ветку.       — Цуна?.. Что происходит?..       Вздрогнув, Цуна резко обернулся. Чуть стащив крышку в сторону, Хаято, сидя в гробу, хмуро смотрела по сторонам. Но выглядела она, мягко говоря, плохо, учитывая то, что она вцепилась в края гроба, пытаясь не завалиться назад.       — Так вот, где вторая скрывалась? — стирая с губ кровь, усмехнулась женщина.       — Вашу ж мать, да что у вас тут происходит?!       Цуна понял, что дело плохо — в порыве он отлетел далеко от гроба и Хаято.       Женщина и Цуна бросились к поражённой Хаято одновременно. Он боялся не успеть. Хаято попыталась вывалиться из гроба на землю, но, занеся одну ногу, она так и повисла.       — Хаято-сан!!! — в испуге закричал Цуна.       Увы, женщина находилась ближе, и настигла Хаято она быстрее. Оружие было наставлено на совершенно безоружную Хаято в одной цуниной толстовке, где не было ничего для атаки, а пламенем она бы вряд ли могла сейчас воспользоваться.       — Что ж, будем считать, что в защите своей семьи ты плох, — вздохнула к его неожиданности женщина. — Какой позор, а ещё Десятый Вонгола.       — Но-но! Вообще-то ещё неофициально! — возмутилась Хаято, буравя взглядом женщину.       Цуна вздохнул. Похоже, чувства его не обманули. Его действительно испытывали.       — Хаято-сан, просто помолчи, а? — снимая с рук варежки, взмолился Цуна. — Мне и без того неловко. Она ведь права.       — Значит, признаёшь это? — усмехнулась женщина, убирая руку с оружием от лица Хаято. Хаято заметно выдохнула и положила руку на сердце. — В любом случае, ты прошёл испытание. Ты оказался не так плох, как я предполагала.       — Ну уж спасибо… — пробурчал себе под нос Цуна и, подойдя к гробу, склонился перед Хаято, трогая её лоб ладонью: — Ты как?       — Хреново от слова совсем. А где мы? А ты кто? — Хаято показала пальцем прямо на женщину.       — Я? — Женщина распахнула балахон, упирая руки в бока, и обзору открылось довольно субтильное женское тельце. — Лал Милч. — И опустила очки на шею, открывая молодое европейское лицо.       — CEDEF? — в один голос поразились Цуна и Хаято.       Женщина, назвавшаяся Лал Милч, удивлённо вскинула тонкие брови.       — Верно… Я порядком удивлена, что вы в курсе… Но у нас нет на это времени. — Она полезла в карман коротких шорт и достала две тоненькие короткие цепочки. — Мы слишком шумим. Если и дальше будем здесь торчать, то нас точно найдут. Это вопрос времени. Возьмите, это, — Лал Милч бросила на землю цепочки, — цепи Маммона. Они блокируют силу колец. Быстрее, обмотайте кольца цепями.       Цуна и Хаято переглянулись. Хаято кивнула. Цуна, вздохнув, поднял с земли цепочки и обернул их вокруг своего перстня Неба и кольца Урагана Хаято, как было обёрнуто множество колец на руке у Лал Милч.       — Бери девушку и пошли. Нам нужно убираться отсюда, — скомандовала Лал Милч.       Цуна, которому совершенно не нравилось происходящее, подал Хаято кейс и встал к ней спиной, чтобы та на неё забралась. Как принцессу он бы её не дотащил.       — М-да, цепи нашего еврейского друга, странная баба-солдафон, я в гробу… — пробурчала Хаято, хватаясь за цунины плечи. — Знаешь, это очень странное пробуждение…       — Согласен…       — Говорят, бабы из CEDEF очень опасные, а эта вообще со всех сторон ненормальная…       — Так и есть, — плетясь позади Лал Милч, пропыхтел Цуна, которого заносило под весом Хаято.       — А как она нас нашла? — не сдавалась Хаято, ёрзая у него на спине.       Лал Милч, отошедшая довольно далеко, остановилась, недовольно зыркая на них исподлобья.       — Не знаю. Я ведь не эта Лал Милч, Хаято-сан. Спроси у неё. Может, она, блин, самонаводящаяся, или типа того! — огрызнулся Цуна.       — Цуна, ты совершенно безжалостный пиздюк, вот, что я тебе скажу…       — Я тебя сейчас сброшу, — клятвенно пообещал Цуна.       — Ладно-ладно, молчу… — шмыгнула носом Хаято и действительно замолкла.       Цуна подумал, что сегодня восхитительно-отвратный понедельник, а его девушка — та ещё заноза в заднице.