Первая любовь

      Питер никогда не задумывался над своим будущим соулмейтом, его не особо это волновало, да и думать о своей жизни в шестнадцать ему не особо хотелось, его больше интересовала учеба и достижения, которые он зарабатывал честным трудом. Жизнь мальчишки шла своим чередом и была спокойной, до тех пор пока злосчастный паук не цапнул его, оставив частицу себя в молодом подростковом теле. Уже дома он понял о своём изменившемся ДНК и впал в некую депрессию, впервые, из-за соулмейта, ведь кто сможет полюбить… мутанта. Да, пусть он особенный, пусть у него появились новые способности, но какой нормальный решит связать свою жизнь с недочеловеком, чей организм может в любую секунду дать сбой и вовсе погубить? Кто знает, какой был паучок.       Питеру было десять, когда Бог Лжи решил поработить землян, мальчик вовсе не догадывался, что подвергал себя возможной смерти, когда подошел к рогатому принцу почти вплотную и, подняв голову, подал нож, который зеленоглазый уронил, но был послан куда подальше и оттолкнут. Тогда парень забрал с того места одну вещь, которую хранил всю свою сознательную жизнь — нож, с золотой рукоятью, на которой светились инициалы «Л.О»* и узор в виде рогов, похожий на шлем принца. Правда, один вопрос беспокоил душу: почему с той встречи, каждый раз вспоминая её, внутри всё переворачивается, будто кто-то вторгся в него и, устроив беспорядок, покинул?       — Что… что было в 2012? — Спросил Питер, когда он, со своим наставником, пришёл в башню Старка, после событий в аэропорту. — 2012? 2012… — Тони нахмурил брови, пытаясь вспомнить всё дерьмо, которое творилось с ним. — А, один сумасшедший решил захватить Землю. Локи Лафейсон — младший брат Тора. — Миллиардер вздрогнул, вспоминая душащие холодные пальцы на его шее, и как вылетел из башни через окно. — Если брат, то почему Лафейсон? — Ой, в эту семейную драму даже лучше и не ввязываться, там целый сериал можно снять.       Старк тихо засмеялся и сразу зашипел от боли в сломанной руке. Мальчик как-то печально улыбнулся, а в голове снова всплыл величественный образ захватчика, который просверливал зелёными глазами полные лживой ненависти и презренности. Возможно, стоило позабыть наконец о нём, но как бы сильно Питер ни пытался, как бы безумно этого не желал, что-то заставляло вспоминать всё чаще и чаще, образ даже стал появляться во снах, просто стоял, смотрел и хитро усмехался, зазывая к себе. Паркер не помнил, точнее, не знал какой голос был у его таинственного гостя, поэтому во снах синеватые губы просто открывались, четко и беззвучно проговаривая: «Иди ко мне». Тем временем Локи правил Асгардом, часто засыпая поздней ночью и во сне, а может даже и в бреду, шептал, просил помочь ему, спасти, освободить от оков, что мешали ему жить, что не давали покоя, и не отпускали мысли о соулмейте, если, конечно, он у него есть, хотя… не может же Локи быть без соулмейта, не могла же жизнь его ещё и любовью обделить? Дни шли, а мысли не покидали обоих, не давая покоя ни днём, ни ночью, сдавливая сердце, утяжеляя душу…