Мой ангел-хранитель

Солт-Лейк-Сити был чудесным городом, непохожим ни на один другой из тех, где Барри доводилось бывать. Днём они с Леном пошли гулять, и Барри казалось, что они попали в один из тех старых фильмов, где царит сказочно-ненастоящая атмосфера, где все герои улыбаются и поют песни, а их лица окружает мягкий свет, в котором все до единого выглядят красивыми и молодыми. Осень здесь была красочной и тёплой, а горы, вырастающие прямо над городом, казались совершенно фантастическими. Вместе с тем его не покидало ощущение, что он находится во сне, окружённый иллюзиями. Он не мог сосредоточиться, и поэтому почти не воспринимал все окружающие красоты. Видел их, но не мог почувствовать, словно они были картинкой в книжке, миражом, который при приближении растворялся в воздухе. Лен был рядом, и наверное, он чувствовал состояние Барри, которому до одури хотелось просто взять Лена за руку, ощутить её тепло, убедиться, что Лен не исчезнет при прикосновении. Как бы он ни гнал от себя мысли об их утренних посетителях и загадочном Рипе Хантере, это всё фоном шло в его сознании, не давая расслабиться и насладиться оставшимся временем. Лен пытался отвлечь его — разговорами о фильмах, книгах, бейсболе, космосе, старательно избегая упоминаний Централ-Сити и того, что ожидает их в ближайшем будущем, но это не помогало. Ничего не помогало. Поэтому, когда они уже ближе к вечеру зашли в кинотеатр Salt-Lake Cinemark, купили билеты на ближайший сеанс и оказались в тёмном зале, где кроме них больше никого не было, Барри вцепился в Лена и весь сеанс просидел, прижавшись к нему и уткнувшись лицом в его шею. Лишь изредка он поглядывал на экран, но его совершенно не интересовало происходящее там, поэтому он даже не слушал, поглощённый своими эмоциями и мыслями, и терзаемый нежностью и страстью, которых не знал до этих пор. Ему отчаянно хотелось поцеловать Лена, задрать его кофту, усесться на него верхом, сделать тысячу подобных вещей, но секс в кинотеатре, пусть даже пустом, был его моральным табу. Моральное табу, думал он, закрывая глаза и вдыхая запах тела Лена, наслаждаясь им так, что все его нервные окончания горели, причиняя почти физическую боль. Ты ведь меня слышишь? — думал он, улыбаясь и улавливая краем уха, как кто-то признавался кому-то в любви на экране. Ты же читаешь мои мысли? Пойдём в наш номер после этого дурацкого фильма, иначе я наброшусь на тебя прямо посреди города, на глазах у всех его чёртовых жителей… Лен в ответ на это повернул к нему лицо, и Барри, глядя на его сумасшедшую улыбку и блестящие в темноте глаза, понял, что встречи, подобные его встрече с Леном, бывают не просто редко — они бывают настолько редко, что у него нет ни малейшего шанса испытать нечто похожее ни в этой, ни в тысяче его последующих жизней. Он шептал это Лену позже, когда они вернулись в мотель и снова оказались в постели. Прокручивал эти мысли в своей голове против воли, пока они не превратились в тихий гул, слившийся с его сущностью. Пока не стали чем-то, что останется с ним навсегда. Это больше не пугало. Его перестало пугать будущее, потому что (может быть, Лен приложил к этому руку) он осознал, что бессмертен, и даже если он больше не сможет увидеть этого мужчину за отведённые ему годы, это не имеет значения — они встретятся после, и снова, и снова, и снова. Их связало что-то большее, чем просто чувства, близость, влечение или даже любовь. Барри ни на секунду не сомневался, что он ни капли не одурманен, что это не минутный порыв; он совершенно точно знал — это настоящее, реальное, это «его», и теперь так будет всегда. Это осознание помогло ему справиться с болью и грустью. И хотя они не говорили об этом вслух, он мог чувствовать, что Лен слышит его, понимает и отвечает ему. Они за молниеносно короткий срок превратились в одно целое, стали единым организмом, разделили самые сокровенные эмоции. И когда Барри проснулся на следующее утро, всё в его голове окончательно утряслось. От смятения, владевшего им сутки назад, ничего не осталось. Исчезли страх, сомнения, неуверенность, злость — на своих родных, на судьбу, на Лизу и Мика, на Рипа Хантера. Он почувствовал себя готовым ко всему. Он почувствовал себя готовым к тому, чтобы снова быть Флэшем. — Поехали к озеру, — сказал ему Лен во время завтрака. Большое Солёное озеро было красивым, но и оно не тронуло Барри. Просто очередное место на их пути. Прекрасное в своей безликости. Всё, что было важным сейчас — рука Лена в его руке, тёплая сухая ладонь, длинные пальцы, поглаживающие его запястье. Улыбка на лице, в котором Барри видел отражение самого себя. Яркие на солнце глаза, глядящие на него голодно и нежно. Ощущение близости, приправленное запахом осени, настоящим, остро-свежим, кружащим голову. Это был неожиданно тёплый день, и пока они ехали к озеру через лес по пустому шоссе, Барри бездумно любовался окружающими красками, красными, оранжевыми, жёлтыми, что напоминали о детстве, пикниках с родителями, о том, как они были счастливы когда-то давно. Он подавил желание спросить о маме, понимая, что это будет лишним: Лен и так уже здорово облегчил его боль, когда рассказал, что смертью всё совершенно точно не заканчивается. Незачем это сейчас бередить. Его мама и отец ушли, но они всё ещё где-то есть, и даже если они не могут видеть его, слышать, они помнят его, и он был уверен, что они ещё встретятся. Когда придёт время. Тучи наползли внезапно, и стало душно. Когда редкие крупные капли стали срываться вниз, шлёпая по лицу, Барри потянул Лена к машине. Ему вовсе не хотелось смотреть на это дурацкое озеро, когда счёт, вероятно, шёл на часы. Последние метры до машины они уже бежали, потому что дождь, развеселившись, хлестал с такой силой, что они с Леном моментально промокли. Внутри Лен сразу врубил обогреватель, но Барри, не слушая протесты, стащил с себя и куртку, и свитер, чувствуя, что ему очень жарко. Словно по его венам — снова свободно — бежал спидфорс. Словно он мог в любую секунду сорваться на суперскорость. Они развернулись и поехали обратно в направлении города сквозь плотную завесу дождя, который, казалось, становился всё сильнее. Потемнело, будто близились сумерки, хотя было только чуть за полдень. Барри украдкой разглядывал лицо Лена, откинувшись на спинку сиденья. Несправедливо, подумал он, что люди не могут знать своих ангелов-хранителей. Почему бы им не знать, что есть на кого положиться, у кого спросить совета? Бардак, тут же ответил он сам себе. Тут же начался бы бардак. Ведь люди любят спихивать ответственность на других. Они попытались бы извлечь из присутствия такого существа максимум пользы. Разумеется, ничего хорошего из этого бы не вышло. Он снова посмотрел на профиль Лена, на его короткие серебристые волосы, красивый прямой нос, губы, которые могли доставлять ему такое наслаждение… Великолепные руки с длинными пальцами. Тело, скрытое под одеждой. Но он знал, что образ этого прекрасного тела навсегда выжжен у него под веками, и ничто не сможет стереть его оттуда. — О чём думаешь? — вдруг спросил Лен, и Барри увидел, что он усмехается, глядя прямо перед собой, на едва различимую сквозь ливень ленту шоссе. Барри улыбнулся в ответ, и улыбка вышла шальной, дикой. — Сверни с дороги, — сказал он, рассматривая Лена сквозь ресницы и чувствуя, как сердце начинает биться сильнее, громче. Отдаётся в ушах гулким «бум… бум… бум…», как набат, делает дыхание тяжелее. Он ощущал себя прекрасным и сильным животным, полностью в своей стихии, целиком и полностью познавшим себя, самую свою суть, гармонию, любовь и бога. Лен без слов повернул на первом попавшемся съезде, который уводил узкую дорогу в лес. Они проехали ещё минут десять, пока наконец Лен не заглушил двигатель, останавливая машину на глухой поляне, окружённой деревьями. Посмотрев на Лена с лукавой улыбкой, Барри открыл дверь и вылез прямо под дождь. — Барри! — смеясь, крикнул Лен. — Какого чёрта ты творишь?! — Иди сюда! — крикнул Барри в ответ, отворачиваясь и раскидывая руки в стороны, чтобы подставить лицо под струи дождевой воды. Здесь ливень не бушевал: кроны деревьев с ещё не облетевшими листьями защищали поляну от хлёстких потоков, дождь казался мягким, шелест листвы — оглушительным, а сам Барри чувствовал, что ещё чуть-чуть — и он взорвётся от переполняющего его счастья и желания жить. Горячие руки легли на его талию, и его тут же прижали к себе, зарываясь лицом в волосы. Он закрыл глаза, улыбаясь и полностью расслабляясь в этих руках. — Сумасшедший, — прошептал Лен, и Барри слышал, как его дрожащее дыхание вырывается изо рта и обжигает ему шею. — На тебе ведь только футболка… — и он стиснул мокрую ткань, прижимая Барри ещё ближе, ещё сильнее. Барри открыл глаза, смаргивая капли воды с ресниц, и развернулся, чтобы оказаться лицом к лицу. — Ты же мой ангел-хранитель, — сказал он с ухмылкой, приближая свои губы к губам Лена. — Разве ты не собираешься спасти меня от холода, м-м-м? Это прозвучало настолько пошло и театрально, что Лен расхохотался, продолжая удерживать Барри в объятиях. — Ты невыносим, — смеясь, констатировал Лен. — Неужели? — Такой наглый и дерзкий мальчишка… — Наглый и дерзкий? — улыбаясь, эхом вторил Барри, распахивая полы куртки Лена и забираясь ладонями под его кофту. — … которого я так сильно люблю… — Любишь? — Всем своим существом, Барри, всем сердцем… — Люби меня, — прошептал он, хватаясь за Лена и втягивая его в страстный, разнузданный поцелуй. Он сам не понял, как оказался на мокром капоте. Лен с трудом содрал с него липнущую к телу футболку, беспрестанно целуя, вылизывая, кусая и мучая губами покрывающуюся мурашками влажную кожу, сладко-солёную от пота и дождя. Барри выгибался и стонал, и эти звуки тонули в опьяняющем шуме ливня. Он откинул голову назад и зажмурился, позволяя руке Лена забраться ему в джинсы. — Блять, — проскулил он, выпрямляясь. — Лен… я хочу… пожалуйста… Убрав руку и ещё раз влажно поцеловав его в губы, Лен сдёрнул его с капота и развернул, толкая к задней двери. Непослушными пальцами Барри с третьей попытки открыл её, забираясь внутрь, где было тепло, сухо, и пахло потрясающей смесью дождя и кофе с корицей. Лен стащил с него джинсы с бельём, нависая сверху и снова целуя, пока у Барри в голове не осталось ни единой мысли; всё, что он мог — воспринимать, чувствовать кожей, всем телом — другое тело, продолжение его собственного, гореть и сходить с ума, не обращая внимания на неудобную обстановку, тесноту, которая на самом деле только делала лучше, в сто крат лучше. В свой номер они вернулись спустя пару часов, и уже оттуда не выходили. Принимали вместе ванну, спали под тихое шуршание дождя за окном, смотрели старый вестерн с Клинтом Иствудом по маленькому телевизору, ужинали, занимались любовью, потом долго лежали рядом, в темноте и тишине, не говоря ни слова, но разговаривая безмолвно, дыша одним воздухом и деля одни и те же мысли на двоих. Из тягучей, сладкой дрёмы Барри вырвал короткий, сильный стук в дверь. Он очнулся, сперва не соображая, кто может стучать среди ночи. Потом увидел, что за окном, точно как двое суток назад, когда к ним пришли Лиза и Мик, уже занялся рассвет, а часы показывали половину седьмого утра. Он нахмурился, садясь в кровати и думая, что странные у этих ангелов манеры — заявляться ни свет ни заря, вырывая людей из сна. То, что за дверью был тот самый Рип Хантер, Барри понял сразу. Спасибо хоть, что этот не вломился в номер, как те двое. Лен тоже проснулся и завозился под одеялом, но Барри уже встал, на ходу натягивая джинсы и прыгая на одной ноге к двери. Пускай этот парень и главный, условия диктовать тут будет вовсе не он. Барри распахнул дверь и уставился на человека, который стоял за порогом в невыносимо пафосной позе. Он был вовсе не так высок, как представлял себе Барри, худощав и даже забавен на вид, со смешными рыжеватыми усиками и бородкой, воинственно выдвинутой вперёд; заложив ладони под мышки, он держался чересчур прямо, словно хотел казаться выше. Барри невольно оглядел его с ног до головы, щуря сонные глаза. Рип Хантер в ответ скорчил недовольную гримасу и, бесцеремонно отодвинув Барри с дороги, решительно прошёл в номер. — Ну здравствуйте, мистер Аллен, — сказал он с сильным британским акцентом, когда Барри закрыл дверь и повернулся лицом к «начальнику ангелов». Лен уже сидел на постели, успев натянуть штаны и включить ночник, и хмуро поглядывал на гостя. Барри поёжился, складывая руки на груди в защитном жесте. — Мистер Снарт, — Хантер зыркнул на Лена и снова посмотрел на Барри. — Рип, — бросил в ответ Лен хриплым со сна голосом. — Я надеялся, что вы не заставите меня бегать за вами и придёте сами, — сказал Хантер, обращаясь к Лену, но по-прежнему глядя на Барри. — Давай вот только без этого всего, — грубовато пробурчал Лен, проходя к столу, чтобы включить электрический чайник. Рип возмущённо посмотрел ему в спину, но, покачав головой, не стал ничего говорить. Оглядевшись, он подтащил к себе стул и уселся на него. Выражение его лица смягчилось. — Я не могу отрицать, что ваша ситуация выходит за привычные нам рамки, — сказал он. Барри ощутил уверенность в себе. Появление Хантера сперва сбило его решительный настрой, но теперь он снова почувствовал землю под ногами. Никто не кричал, не грозился, не стирал ему память с порога, а значит, всё действительно не так плохо. — Что вы собираетесь делать? — осторожно спросил он. — Я оставлю мистера Снарта вашим ангелом-хранителем, — помолчав, ответил Рип, глядя на свои руки. — Но я должен стереть вашу память. Ты что, тоже читаешь мои мысли? — подумал Барри, разозлившись, и Хантер резко поднял голову, посмотрев ему прямо в глаза. — Мистер Аллен, ещё ни один человек за всю историю существования человеческой расы не знал о присутствии рядом хранителей, — твёрдо, но без злобы сказал Хантер. Лен развернулся, закончив разливать кофе, и мрачно смотрел на Рипа, буравя тяжёлым взглядом его затылок. — Но вы сами сказали, что наша ситуация… — начал Барри. — Именно поэтому, — перебил его Рип, — мы сейчас находимся здесь и ведём этот диалог! В противном случае вы давно сидели бы дома и помнить не помнили ни про каких ангелов. Мистер Аллен, — добавил он несколько мягче, склоняя голову, — только ваша исключительность и важность вашей миссии в качестве Флэша заставляет меня танцевать эти танцы, в которых, смею вас заверить, для меня приятного мало. — Моя исключительность, — усмехнулся Барри и покачал головой. — Но не будь меня, был бы кто-то другой. Будет кто-то другой. — Нет, не будет. На этом временном отрезке есть вы — Флэш, и только вам под силу выполнить ваше предназначение. Поверьте мне, что тысяча флэшпоинтов не могла бы стать хуже по силе своего отрицательного воздействия на ткань истории, как стало бы ваше самоубийство. Которого вы ни по каким законам ни одной из вселенных не должны были замыслить. — Так как же это произошло? — нахмурился Барри, с трудом понимая логику этого разговора. — Я не знаю, — поджав губы, сказал Хантер. — Значит, Лиза и Мик были правы, когда говорили, что Лен оказал миру услугу, не дав мне прыгнуть с крыши? — Да, — нехотя согласился Рип, и тут же вскинул руку, поворачивая голову и скашивая глаза в сторону Лена. — Нет, мистер Снарт, — коротко бросил он. Барри непонимающе моргнул, а потом до него дошло, что они могут переговариваться друг с другом, не открывая рта. — В чём дело? — спросил он, глядя на Лена. — Мистер Снарт считает, что нам с ним следует побеседовать наедине, — холодно сказал Хантер. — Не нужно, — Барри ободряюще улыбнулся Лену и решительно посмотрел на Рипа. — Если всё, что вы говорили про моё предназначение и прочее — правда, то как вы думаете, чего вы добьётесь, стерев мне память? Я вернусь в своё настоящее и снова попытаюсь покончить с собой. Поверьте мне, это случится, рано или поздно случится, ведь я не симулировал, я действительно собирался сделать это. И очевидно, что вам нечего мне предложить. Единственное, что вы можете — оставить мне память, потому что только это позволит мне больше никогда не задумываться о подобном. Хантер молчал, внимательно разглядывая Барри, и у того пересохло в горле. Он смотрел на Рипа сверху вниз, но ему казалось, что он сам в сотню раз меньше, и этому мрачному ангелу-англичанину ничего не стоит раздавить его одним крохотным движением. И всё же он должен был закончить, пойти ва-банк. Или всё, или ничего. — Я также прошу вас позволить Лену быть со мной рядом, — сказал он, силой воли заставляя колени не дрожать. — Не препятствовать его нахождению рядом со мной в… физической оболочке. Я могу… могу поклясться, что никто никогда об этом не узнает. Я никогда и никому не расскажу об ангелах-хранителях, обо всём, что узнал от Лена или вас, но клянусь, что если вы сотрёте мне память и отнимете у меня Лена, никакого Флэша больше не будет, и некому будет исполнять предназначение, о котором вы так печётесь. Пускай я забуду и это обещание тоже, но поверьте, я знаю, что оно останется глубоко в моём подсознании, и не позволит мне вернуться к жизни в качестве Флэша. Учитывая последние события моей жизни до встречи с Леном, мне не придётся долго себя уговаривать. Он наконец замолк, чувствуя, как противная капля пота ползёт под волосами к виску, а сердце бьётся в груди почти болезненно сильно. Лен всё так же сохранял молчание, Хантер всё так же внимательно и мрачно смотрел на Барри, чуть прищурившись и словно просчитывая варианты. — Он не блефует, — подал голос Лен. — И судя по тому, что сказала мне Лиза, многие на нашей стороне. Признай, Хантер, здесь практически нет рисков. В конце концов, если что-то и случится, ты всегда можешь прийти и всё исправить, не так ли? Повисло тяжёлое молчание. Рип, встав со стула, прошёлся по номеру, запустив руку в волосы, и остановился напротив Барри. — Проклятье, — буркнул он. — Вы двое сведёте меня с ума. Мистер Аллен, — он посмотрел исподлобья Барри в глаза. — Вы смелый шантажист. Но должен признать, что выстроенная нами система в этот раз не работает, и если бы я слепо следовал ей, я сделал бы всё правильно, но последствия были бы непредсказуемы. Хорошо. Я отвечу согласием на ваш… ультиматум. Но, — он строго посмотрел на Барри и оглянулся на Лена, пресекая их синхронные улыбки. — Малейшее нарушение вашего обещания, данного мне, повлечёт за собой неприятные для вас обоих последствия. Если по вашей вине кто-либо узнает о нас, мистер Снарт будет развоплощён, и вы больше никогда его не увидите — ни в этой жизни, ни в следующих, я вам это гарантирую. Барри серьёзно кивнул, понимая и принимая условия игры. И всё же он не мог сдерживать ликование, бросая на Лена счастливые взгляды. — Это ещё не всё, — хмуро сказал Хантер. — Моё второе ответное условие — испытательный срок. — Что? — не понял Барри. — Сейчас вы отправитесь домой, вернёте себе скорость, продолжите заниматься всем, чем занимались, и в течение одного года вы не будете иметь возможность видеться с мистером Снартом. Он останется вашим ангелом-хранителем, — предупредил он возмущённый возглас Барри. — Но я должен знать, что вы относитесь к этой ситуации серьёзно. Одних слов здесь недостаточно. Если за этот год вы ничего не натворите, если будете верны своему слову, если не поддадитесь обиде на меня и будете молчать, ответственно подходя к своей миссии — я обещаю, что все ваши условия будут удовлетворены. Какой в этом смысл? — хотелось крикнуть Барри прямо в лицо этому существу, но Лен покачал головой, мягко улыбаясь. Очевидно, он не считал это чем-то таким уж страшным. Наверное, это и не было таким уж страшным. Барри потёр лицо, пытаясь собрать мысли в кучу. — Больше никаких сделок. Считаю этот разговор оконченным, — сказал Хантер, направляясь к двери и берясь за ручку. — Я дам вам ещё несколько часов, но в течение этого дня всё должно вернуться на круги своя, и отсчёт начнётся, — он замолк, и, оглянувшись, добавил. — Желаю удачи, мистер Аллен. Когда дверь за Рипом Хантером захлопнулась, Лен медленно подошёл к Барри и обнял его. Барри закрыл глаза, прижимаясь к своему ангелу и длинно, тяжело вздыхая. На смену непониманию и обиде приходило спокойствие и уверенность: это действительно совсем не страшно. Они смогут с этим справиться, ведь что такое один год в сравнении с целой вечностью, которую они проведут вместе? Барри улыбнулся, на ощупь находя ладонь Лена и прижимая её к своей груди.