turn around and say good morning to the night

Родившийся и выросший в округе Хоуп Гаррет Рук знал не понаслышке, что, несмотря на название и красивые пейзажи, место было абсолютно мрачным. И даже отсутствие ландшафта не делало репутации этому месту. Население округа было разреженным: меньше пятисот человек на небольшую площадь даже меньше, чем Силвер-Боу. В этом районе не было государственных школ, кроме небольшого класса в старой церкви, что служила как начальной школой, так и средней школой для местных детишек. А когда уже приходило время старших классов, у тебя было три варианта: или тебя на автобусе возили до ближайшей школы в один из близлежащих округов, либо тебя обучали на дому, или же после восьмого класса ты работал на одной из многих ферм. Работала только одна радиостанция, и по некоторым причинам она чётко и громко работала только в ночное время суток. Эту проблему устранили, но в 90-х и в начале 00-х в лучшем случае лёгкая статика была поверх музыки, а в худшем случае ничего кроме белого шума. Не было никакой библиотеки, и единственный книжный магазин был подержанным и находился рядом с «Пирующий Орлом», и совмещал в себе функции антикварного магазина и углового магазина, где всё было просрочено на два месяца. Как он был всё ещё на плаву, Гаррет понятия не имел. Дело в том, что в округе Хоуп было достаточно мало хороших вещей, особенно когда он рос. А одним из приятных моментов в округе Хоуп был Уильям Фэйргрейв, отец Билли и Мэри Мэй. Он встретил этого человека с фингалами, когда ему было девять лет. Бармен сжалился над Гарретом и позволил ему приходить, когда он хотел, и позволял ему развлекаться на сцене на пианино, которое стояло без дела всё это время. Время от времени в течение многих лет он приходил и находил новый (подержанный, но ничем не хуже нового, ведь лучшего в округе Хоуп всё равно не найти) инструмент, ожидающий его. Гитара и труба были его любимцами, но фортепиано всегда было его первой любовью. В конце концов, Уильям сказал ему, что он может проводить уроки музыки в баре в течение дня, так как, в любом случае клиентов не так уж и много в дневное время. Гаррет навсегда был благодарен семье Фэйргрейв, особенно Уильяму, потому что этот человек был очень добр Гаррету в детстве, что было очень важно для него. *** Спустя несколько месяцев в бункере, Гаррет понял, что Иосиф не очень здоровый человек. Он это и раньше знал, но сейчас у него просто лучшее представление о нём. В обычные дни с мужчиной всё в порядке, ну, насколько в порядке может быть свихнувшийся религиозный фанатик, который думает, что «Бог» говорит с ним. И он остаётся спокойным, покуда тот всё продолжает нести свою чушь, правда Гаррету иногда удаётся уболтать его на некоторые другие темы, даже если это ненадолго. Гаррету нравится думать, что без моральной подпитки психозами от своих родичей, Иосифу намного лучше. Он не был настолько наивен, мол, тот когда-нибудь поправится от некоего ментального недуга, да и Гаррет не терапевт, но он делает всё, чтобы помочь Иосифу. Но увы многого не сделаешь без профессиональной помощи и медикаментов. Но так же, как бывают хорошие дни, бывают и плохие дни, когда Иосиф шагает по коридорам, обращаясь к «Богу» с ярким блеском в глазах. В те дни Гаррет обычно даёт ему несколько часов, чтобы попытаться вернуться к своему обычному полувменяемому состоянию. Чаще всего он заканчивает тем, что играет песню на пианино, звук музыки и его пение, как правило, достаточны, чтобы вытащить другого человека из его собственной головы. А между хорошими днями и плохими днями бывают ужасные дни, хотя их и мало. Такие дни обычно напоминают ему о детстве, когда приходится молчать и ходить словно по яичной скорлупе, однако тишина уже больше не вариант, сейчас ему не страшно за физические увечья, он может себя защитить, но Иосиф изолирует самого себя в такие моменты. Гаррет уже хорошо оценивает, когда такие дни наступают и, соответственно, научился их планировать. Он знает что нужно быть терпеливым с теми, кто психически болен, и узнал он это ещё в детстве, когда должен был заботиться о своей матери, которая была больна, так же как и Иосиф. Больной, но не то же самое. В ужасные дни полный бардак вне зависимости, играет он или нет, поэтому Гаррет коротает время, читая инструкции по обслуживанию и ремонту бункера и всех его механизмов, что Датч оставил после себя. (По-видимому, его друг придумал по крайней мере десять различных возможных исходов, один из которых Гаррет окажется один в бункере. Датч, казалось, был по крайней мере на десять шагов впереди других оккультистов Судного дня; он даже создал оранжерею на нижних уровнях бункера. К сожалению, его друг не учёл одного — Иосифа Сида). Плохие дни и ужасные дни всегда заканчиваются одинаково: Иосиф находит Гаррета и обнимает его, словно пытается успокоить самого себя, что Гаррет здесь, с ним, а не висит в той петле. *** Гаррет влюбляется в звук пианино, прежде чем начинает играть на нём в «Пирующем Орле». Всё началось с радио. Однажды он нашёл старый, избитый FM-AM радио, когда прибирался в сарае позади семейной фермы. Крепко держа радио, он пробирался обратно в дом и поднимался по лестнице мимо вдупель пьяного отца, развалившегося на диване, в воздухе — слабый запах пива; прокрадывается мимо двери в родительскую комнату, где была его мама. Дело в том, что мама Гаррета была больна как физически, так и психически. Он всегда знал о депрессии, но он не знал, отчего она была словно прикована к кровати, и он не узнал этого, даже после её смерти. Она лежала в постели, глядя в окно, когда послышался скрип двери (она скрипела всё время), и сегодня, должно быть, был один из её хороших дней, потому что она улыбнулась ему, когда тот подошёл к кровати и протянул ей радио. — О, вау, посмотри на это! Я не видела эту старую вещь с тех пор, как ты родился, — говорит его мама с задумчивой улыбкой, когда она берёт радио из рук сына и возится с циферблатом. Ничего, кроме статики. — Хм, кажется, что у радиостанции всё ещё есть проблемы с частотой. Она выключает его и передаёт Гаррету с заговорщицкой улыбкой на лице. — Ты должен пойти в сарай сегодня вечером и настроить его на частоту 97.9 и посмотреть, что получится. Гаррет кивает и аккуратно ступает на деревянные половицы, дабы они не скрипели, максимально держась близ стены, затем также аккуратно выходит за дверь. В ту ночь он делает всё, как говорила его мама и пробирается из дома через высокую неухоженную траву в сарай и поднимается на редко используемый сеновал. Отсюда он может видеть шоссе и случайные фары машин. Он поднимает антенну маленького радио и настраивает на чистоту 97.9. Радио-Диджей произносит несколько шуток и рассказывает о некоторых предстоящих событиях, прежде чем объявляет следующую песню. — А сейчас время семидесятых, и играет «Маленькая танцовщица» Элтона Джона*. Когда Гаррет слышит вступительные ноты, ему как будто открывается совершенно новый мир, и он задерживает дыхание Он считает фары на шоссе, слушая песню. *** Однажды Гаррет наконец-то использует проигрыватель. Горькая улыбка появляется на его лице, когда он находит запись Элтона Джона в коллекции Датча. (Ему кажется, что название альбома — это начало плохой шутки, о том, как всё это началось, но воздержался от высказывания вслух). Он ставит иглу на пластинку и песня, которая дала ему надежду в детстве, заиграла. Его глаза закрываются, и парень немного качается под музыку, прежде чем он берёт Иосифа за руку, и они начинают танцевать. Ни один из них не хорош в этом, но, по крайней мере, у Гаррета есть чувство ритма, хотя это на самом деле не спасает их от того, чтобы наступать друг на друга. Вскоре их танец перешёл в игру «кто больше наступит на ноги партнёру», и они в конечном итоге спотыкаются и падают на пол, сплетая свои конечности. Гаррет смеётся так сильно, что плачет и говорит, что не помнит, когда в последний раз он так смеялся или чувствовал себя достаточно счастливым, чтобы смеяться. И Иосиф улыбается ему, и Гаррет легко забывает на мгновение, что этот человек сотворил ужасные вещи, что они оба сотворили, как оторвали от сердца дорогих и близких. Это лёгкое мгновение легко забыть, так что он просто целует мужчину. *** Гаррету никогда не удавалось хорошо работать с приборами, что было одной из причин поступления в колледж, вместо того, чтобы остаться в церквушке Хоуп и после работать на ферме, или быть торговцем. Но он всё равно учится азам, чтобы бункер был в работоспособном состоянии. Хотя не то чтобы постоянно требовался ремонт, Датч чертовски хорошо знал своё дело при проектировании этого бункера. Что удивительно, Иосиф хорош с техникой, поэтому он берётся за более сложные работы. Либо рвёт к чертям схемы Датча и делает всё с нуля, либо завершает полузаконченный проект. (По крайней мере, это отвлекает его от извечной болтовни о Боге, Эдеме и прочей ерунде). Это заставляет Гаррета задаться вопросом, что случилось прежде, чем появился культ. Он хочет спросить, но странно вспоминать жизнь Иосифа до того, как лишился рассудка. Гаррет думает, что, возможно, братья и сестра всегда были больны, так или иначе, но они, вероятно, держались вместе, как могли, пока какое-то огромное событие в жизни, наконец, не столкнуло их с края, и они все упали, таща друг друга всё дальше и дальше по этому скользкому склону. Всем им было бы хорошо, если поговорили бы с терапевтом (хотя Иосиф наверняка соскочил бы с крючка и не посещал бы врача); им всем не помешала бы помощь. Разумеется, он знает, что это не оправдывает содеянного, а натворили они много делов. Гаррет просто иногда задаётся вопросом, если бы всё закончилось по-другому, если бы братья и сестра получили бы профессиональную помощь, в которой они все явно нуждались, или, может быть, всё произошло бы точно также. Он недолго об этом размышлял. В конце концов, ему от этого никакого проку. *** Они лежали на своей кровати, простыни были слегка пропитаны потом, а свет был выключен. Гаррет лежит без сна, уставившись в потолок, рассеянно перебирая пальцами волосы Иосифа, который спит на нём сверху, слегка придавив его своим весом, хотя это беспокоило Гаррета всё меньше и меньше, и это обнадёживает; это означало, что он не был один здесь на закате времён, даже если с ним был человек, которого поначалу ненавидел всем своим естеством. Часть его всё ещё ненавидит Иосифа, вероятно, всегда будет, но намного меньше, чем было раньше. Он думает, что… привязан к Иосифу, хотя порой ему хотелось, чтобы мужчина перестал говорить о «Боге» и злодеяниях государства (он в курсе, что оно несовершенно) и прочей ерунде (хотя с другой стороны он не возражал, не обращал внимания, ведь сам не был особо разговорчив). Это единственное слово, которое он позволит себе использовать. Отказывается называть это любовью, потому что это было бы слишком предательством по отношению к Шерифу и Пратту, и Хадсон, и семьи Фэйргрейв, и всех остальных из округа Хоуп, которые пали на жестокость и очарование этого человека. Если бы всё было по-другому, если бы этот проклятый культ никогда не был сформирован, если бы Иосиф не убил людей, о которых заботился Гаррет, и если бы Гарретт не сделал с ним то же самое, если бы мир снаружи не был облит пламенем и радиацией, тогда Гаррет мог бы назвать это любовью. Но он не может, поэтому и не будет. Гаррет делает глубокий вдох, выдыхает и закрывает глаза, пытаясь заснуть. Если бы всё было по-другому. *** Джозеф не видит Гаррета — молодого музыканта из бара — до 2011 года. Он и его братья больше не ходят в бар «Пирующего Орла», ищя новообращённых. Они скупили больше земли и освободили собственность от неверующих, слишком гордых, чтобы подчиниться и принять Слово Божье о грядущем Коллапсе. Он не перестаёт думать об этом прекрасном голосе или о тех пленительных зелёных глазах, заставляя его шрамы, что на языке тела можно перевести как жадность и похоть, гореть. Уход за своей паствой и подготовка к Коллапсу обычно могут отвлечь его от мыслей о молодом человеке. Итак, он и его братья заложили основу для нескольких потенциальных обращённых, и часть Иосифа надеется снова увидеть Гаррета. Только когда он идёт в бар и заказывает напиток — редкое явление — он знает, что Гаррет здесь. Он знает, потому что бармен Фейгрейв выключает радио. Иосиф поворачивается, чтобы посмотреть на сцену, и там стоит Гаррет с гитарой вместо того, чтобы сидеть за пианино, также есть трое других за музыкальными инструментами, но Иосиф не обращает на них внимания, его внимание сосредоточено только на молодом человеке. — Это из-за Мэри Мей, которая никак от меня не отстанет, — произнёс Гаррет в микрофон, уворачиваясь от затрещины. Гаррет наигрывает на аккорды и ритмично притопывает ногой, а остальные один за другим присоединяются к нему. По мере того, как песня* идёт по бару, посетители присоединяются к хору и ритму топания, который заставляет деревянный пол дрожать. Месса для этого молитвенного текста тянется на данный момент несхоже только с последним разом, и в это время Иосиф напротив бара отталкивается от того места, к которому прислонился, намереваясь поймать Гаррета, но его останавливает ладонь Фэйргрейва, коснувшаяся его руки. — Послушайте, мистер, — начинает бармен, — мне всё равно, что вы и ваша группа делаете на нашей земле, но вы оставите этого мальчика в покое. Иосиф смотрит на то, как Гаррет и его друзья выходят из бара, и хватка на его руке усиливается, обращая внимание на Фейргрейва. — Я присматриваю за этим ребёнком с девяти лет, так что держись от него подальше. Ему не нужна эта культовая чушь в жизни. — Ну что вы, мистер Фейргрейв, ваши слова ранят меня, — с приятной улыбкой говорит ему Иосиф.