И в жизни, и в смерти, и в жизни после смерти

- И сколько, всё-таки, стоит эта скрипка? - Дело не в цене – от неё только на моей памяти избавилось уже больше десятка владельцев, перепродавая из рук в руки. Так она и попала в Японию. - А почему избавлялись? Скрипач с удивлением посмотрел на собеседника. Найти редкий, старинный инструмент – большая удача, и, пусть эта самая удача часто стоила немалых денег, но отдать за хорошую скрипку было не жаль. Сама она лежала тут же, в открытом футляре, поблёскивая в свете лакированным боком, и то и дело притягивала взгляд музыканта. Звучала – он уже успел опробовать её – превосходно, и просто оставить её было бы грешно. - Я не знаю, - мужчина с небольшой сединой на висках поправил очки и покачал головой. - Но все, кто её покупал, говорили, что не могут сладить с ней. - В смысле? – а вот это уже интересно. - То новые смычки в момент треплются так, словно ими играли несколько часов кряду, то колки за ночь слабеют, будто не настраивали неделями, то струны лопаются, даже без прикосновений смычка, стоит только в руки взять или зажать скрипку плечом, и не всегда безопасно. Одного из хозяев даже поранило так, что остался шрам на лице Он скользнул пальцем по лицу, проводя черту от самого носа, через щеку вниз и почти до подбородка. Скрипач задумчиво хмыкнул, глядя на это, потом посмотрел на скрипку, и еще раз на собеседника. - И всё же, я её беру. Мужчина пожал плечами. Его дело предупредить, а остальное – на совести покупателя. Но музыкант так и не отступился, и через пол часа уносил скрипку с собой. У него уже была не одна такая красавица, но эта, почему-то, зацепила его сразу же, как только на ней остановился взгляд. И в руки ложилась, как надо. Что в ней не так было предыдущим обладателям? - Взгляни-ка. - О-о-о, поздравляю с приобретением, Ясунори, - друг и коллега, гостивший тем же вечером у музыканта, одобрительно кивал, разглядывая принесённый хозяином дома инструмент. – Всё пополняешь коллекцию? - У меня вся эта коллекция работает, - откликнулся Ясунори, подтягивая к себе стакан с алкоголем. Следующие репетиции с оркестром начинались только через неделю, как раз хватит времени, чтобы привыкнуть к новой скрипке, которую мужчина хотел практически сразу же «вывести в свет». - Дашь послушать? Музыкант кивнул, и взялся за смычок, другой рукой вытаскивая скрипку из футляра. Уложил её на плечо, прикрыл глаза на пару секунд, чтобы настроиться и припомнить какую-нибудь композицию. Первые такты пошли отлично, Сугияма кивнул сам себе, продолжая играть неторопливую мелодию. Отпустил себя – руки и так знали, что нужно делать, за столько лет-то. Звук по комнате плыл чистейший, завораживающий, скрипач чуть покачивался из стороны в сторону, пальцы скользили по струнам, пока вдруг не послышалось изумлённое: - Быть того не может… Музыкант остановился, открыл глаза, и хотел только опустить смычок, но застыл на пол пути. - Что за чертовщина? Практически половина натянутого между краями конского волоса висела ошмётками. - Ты играл, всё было в порядке, а потом вдруг оно махом рванулось всё, - пояснил чуть привставший с дивана мужчина. - Да быть того не может, – проговорил Ясунори, и отложил уже бесполезную вещь на стол поверх футляра. - Вот и я о том же. Скользнув пальцами по струнам, музыкант всё-таки уложил скрипку в футляр, и защелкнул замки. Как нельзя кстати в памяти всплыли слова продавца. Неужели это то, о чем он говорил? Уже засыпая, Ясунори снова вернулся мыслями к скрипке. Сегодняшнее происшествие можно было бы счесть случайностью - конский волос рвется, порой, на раз-два при исполнении - если бы не одно "но": смычок он взял совершенно новый, качественный, а мелодия не была быстрой или наполненной хоть сколь сложными украшениями, чтобы лопнуло сразу так много. *** - Да чтоб тебя! Инструмент не давался. От слова "совсем". Словно и не было первых испытаний, у продавца и тогда, дома, а Ясунори вместо старинной отличной скрипки купил дешёвую, да ещё и сильно бракованную подделку. Пальцы то и дело соскальзывали, а если даже и нет, то выходила какофония. Будто он не провел большую часть жизни, стирая струнами руки в кровь, а едва только учился. Музыкант взмахивал смычком, будто мечом перед битвой, и раз за разом пытался что-то играть, пока не уставал, и не откладывал инструмент в сторону, уходя куда-нибудь на кухню. Можно было бы взять другую – уже испытанные «спутницы» не доставляли никаких проблем – но нет. Ясунори не бросал дело на пол пути. Вот только нередко хотелось швырнуть упрямую скрипку куда-нибудь. Из кухни он вернулся уже с чашкой чая и чуть более спокойный, но не менее решительный. Отпил из чашки, убрал её в сторону, принимаясь перебирать партитуры. Это музыкант уже играл, это не получалось, а тут струна чуть не рванулась. А завтра начинались репетиции с оркестром, поэтому времени практически не оставалось. - Да что тебе не так? – проворчал Ясунори, продолжая просматривать листы, пока не наткнулся на одну композицию. - А что, если… Он хмыкнул себе под нос, и взял скрипку снова, зажимая плечом, и поглядывая в ноты. Смычок лёг на струны, мужчина сосредоточился. Первые звуки шли плохо, пропадая через раз, но Ясунори не сдавался, продолжая выводить такт за тактом, периодически отслеживая композицию на бумаге глазами. И вдруг мелодия начала постепенно становиться всё более цельной, руки всё увереннее скользили по грифу, звук стал звонче и ярче. А как раз там, где в оригинале впервые громко вступали трубы, Ясунори почувствовал такую легкость, которой не бывало ни за всю прошедшую неделю мучений с этой капризной скрипкой, ни с любой другой, имеющейся у него. В воображении по озеру плыли лебеди, а в реальности по комнате – знаменитая мелодия из «Лебединого озера» Чайковского*, переложенная музыкантом для одной скрипки. Ясунори оторвал взгляд от партитуры – дальше он знал наизусть. Выше, выше, прижать струну, заставляя скрипку заплакать в его руках. Сильнее – там, где снова тревогу нагнетали трубы, а после почти ласково скользить по струнам, пока звучание становилось всё тише. Наконец, последние ноты растаяли в воздухе, а Ясунори, повинуясь какому-то внутреннему порыву, вскинул смычок, прикладывая его параллельно к лицу прямо посередине – как в молитве. А несколько мгновений спустя опустил его, и скрипку вниз, облегченно выдыхая. И только тогда до него дошло окончательно: сейчас инструмент не упрямился. *** Репетиции с оркестром шли полным ходом - они должны были дать пять концертов, а потому каждый выкладывался, не жалея сил. Сам Ясунори приходил домой порой под полночь, просто чтобы лечь и уснуть. Скрипку - ту самую - он всегда оставлял в футляре, но не уносил в кабинет, где держал остальные, а клал на низенький комод почти рядом с кроватью. После того неожиданного "перемирия" музыкант практически не расставался с ней, а, так как он всё время пропадал на репетициях, то и не приходилось. В первый день общего сбора Ясунори принёс с собой новый инструмент, и это не прошло мимо коллег, которые традиционно в шутку поздравили его с «пополнением в семействе»: за неполных семь лет работы в оркестре это была уже шестая приобретённая скрипка. А сегодняшний день и вовсе заставил понервничать. Дирижёр дал знак – круг в воздухе свободной ладонью, сжимая пальцы в кулак в конце – и все синхронно умолкли. - Перерыв пять минут. Отыграем третью часть, и на сегодня всё. В отличие от большинства музыкантов из своей секции, где сидели первые скрипки, Сугияма решил не покидать место – времени на полноценный отдых и перекур не было, поэтому проще было дождаться, пока репетиция закончится. Только отложил свой инструмент на стул, а после поднялся, чтобы переставить партитуры на пюпитре поудобнее, и собрать то, что они уже прошли. За спиной послышалось шевеление, но скрипач не обращал на это внимания, так как вокруг него были люди, и мало ли кто что делал в перерыве. Народ негромко переговаривался, кто-то таки вышел размять ноги, кто-то кого-то приглашал пропустить по стаканчику – кажется, трубач одного из контрабасистов – к ним в компанию тут же подвязался и перкуссионист. - Суги-чан, не хочешь с нами? – внезапно, обратились и к нему тоже. Мужчина поднял взгляд на трубача-зачинщика, и, усмехнувшись, покачал головой. - Нет, ребята, я пас сегодня. - Я с вами пойду, - донеслось сзади. Ясунори обернулся, и прищурился – говорил Такахиро Кимура, тоже один из первых скрипок, как и он. Играл Кимура прекрасно, вот только взаимоотношения у них были… мягко говоря, не очень. Такахиро почему-то счёл скрипача едва ли не своим личным врагом. Причин не объяснил ни разу, но мелких проблем от него было предостаточно. Благо, сидел тот всегда довольно далеко, так сразу не дотянуться ни одному, ни другому. - О, Такахиро! Тогда сразу после окончания репетиции, тут как раз бар недалеко. - Замётано. Перерыв заканчивался, музыканты возвращались на свои места. Ясунори подобрал скрипку, полурассеянно оглядывая сцену и коллег – мысли его были не здесь. Пока не почувствовал странное, как будто натянулось в груди и зазвенело тревожно. Скрипач вскинулся, его взгляд упал на Кимуру, который как раз пытался подстроить свой инструмент перед началом, и, почему-то, шипел сквозь зубы, потому что та почти не издавала нормальных звуков. Каждое прикосновение чужого смычка к струнам неприятно отзывалось внутри Ясунори, казалось, что те вот-вот порвутся, но он не мог понять, что происходит. И вдруг увидел на скрипке в руках Такахиро, в том месте, где гриф соприкасался с декой, небольшой, но отчётливый иероглиф «樹» – такой же, как тот, который он обнаружил на своей накануне вечером. Музыкант посмотрел на ту, что держал сам, заглянул в основание грифа, и понял, что там пусто. Скрипка оказалась не его, хотя по цвету идентичная той, что была у Кимуры, ровно такого же коньячного оттенка. Вернувшийся дирижёр только хотел было призвать всех к порядку, как Сугияма поднялся с места и повернулся к коллеге. - Такахиро-сан, будь добр, верни скрипку на место. Музыканты непонимающе взглянули на них обоих, а Кимура удивлённо – на говорившего, опуская смычок. - Зачем тебе моя скрипка? - Твоя сейчас у меня, и я понятия не имею, что она тут делает, - голосом, полным сдерживаемой ярости проговорил Ясунори. Он не любил, когда вот так вот воровали у него из-под носа, а уж с этим новым приобретением у него и вовсе проснулась необъяснимая ревность. - Что происходит? – дирижёр попытался вмешаться, но Такахиро вскинул подбородок с вызовом, но ответил насмешливо конкретно Ясунори: - Думаешь, я украл её? И чем докажешь? Они же абсолютно одинаковые. Сугияма скрипнул зубами, едва не запустив смычок в наглеца. Вместо этого он проговорил: - Тогда ты не будешь против, если, например, Аяко-сан возьмёт её у тебя? - Зачем? - Если она твоя, то к тебе и вернётся, - съязвил Ясунори. - Кимура-сан, Сугияма-сан, объяснитесь, - дирижёр снова обратился к музыкантам, постучав палочкой по пюпитру. Сугияма обернулся к нему, и произнёс: - Имамура-сан, я уверен, что Такахиро подменил скрипки в перерыве. - Бред! Это моя скрипка, – отозвался обвиняемый, но дирижёр оборвал обоих жестом, так как был в курсе напряжённых отношений между ними. Но в этот раз конфликт перешёл все границы. - Кимура-сан, передай скрипку Аяко-сан - сказал Имамура. Дождался, пока Такахиро отдаст инструмент виолончелистке, потом обратился ко второму: - Сугияма-сан, что ты хотел сказать? - Если эта скрипка его, то он точно знает, что на ней есть или чего нет. Хотелось засветить Кимуре в глаз, но ситуация еще не решилась, поэтому Сугияма продолжал. Он подхватил с пюпитра завалявшийся там карандаш, взял первый попавшийся лист, и начертил в уголке символ, читавшийся как "ки", попросив передать это виолончелистке. - На моем инструменте есть вот это, так что пусть Аяко-сан посмотрит на основание грифа справа внизу и проверит. А что на той, которая принадлежит Такахиро, я понятия не имею. Мужчина поднял за гриф вторую скрипку на уровень лица и помахал ею. - Кимура-сан? - дирижёр Имамура обратился к обвиняемому, который заметно занервничал. Чертов Сугияма! Неужели пометил своё? - Нашла, - раздалось из секции виолончелей. Женщина смотрела то на листок, то на указанное место, сверяясь. - Итак, Кимура-сан, что на этой скрипке? – дирижёр выжидающе держал взгляд обвиняемого. Он понял всё, что нужно было. Конечно же, Такахиро ответить не смог. Весь остаток репетиции и сборы музыканты косились на Кимуру – ему в итоге пришлось вернуть скрипку хозяину. Но раньше такого в оркестре не наблюдалось, поэтому у всех остался неприятный осадок. - Ребята, так что насчёт в бар? – Такахиро подошёл к укладывавшему трубу в чехол коллеге, который зазывал приятелей на выпить вместе. Но тот посмотрел на скрипача, и сухо отозвался: - Извини, Такахиро-кун, мы передумали. Завтра концерт, сам понимаешь. *** Выступления прошли с блеском. После последнего в гримёрную зашла пожилая уже женщина, которую, впрочем, приветствовали едва ли не как родную мать – у профессора Бубнòвой-Òно** училась большая часть скрипачей этого оркестра. Недавно прошло известие, что она собралась вскоре возвращаться на родину, поэтому музыканты пригласили её в качестве особой гостьи. Тепло попрощавшись с воспитанниками и не только, женщина уехала домой. Засобирался и Ясунори – отбыл одним из первых. После концерта хотелось только домой и спать, что он с удовольствием и сделал, уже привычно уложив скрипку на комод почти рядом с кроватью. Несколько лет спустя известный молодой скрипач так и не доехал до театра на репетицию – такси попало в аварию. На лежавшей в футляре внутри неповреждённого багажника скрипке обнаружилась одна-единственная трещина: гриф откололся от деки полностью, провиснув на струнах. Больше она не звучала даже после восстановления.