***
― Ты когда-нибудь думал о том, какая она ― жизнь на Марсе? ― спросил как-то Хёнджин, лежа под боком у Чанбина. Они только что посмотрели фильм «Марсианин», и Хван серьёзно задумался. Чанбин видел, как смешно у него хмурятся брови и как он облизывает свои пересохшие губы ― признаки тяжелого мыслительного процесса. Телевизор и свет были выключены, только луна освещала комнату сквозь неплотные шторы. Эта летняя ночь оказалась непривычно ясной. Грудь Со тяжело вздымалась. Джисона рядом не было: он на неделю уехал вместе с папой в Пусан к родственникам. ― Но на Марсе нет жизни, ― ответил Чанбин, ― никакой. ― А если есть? ― протестовал Хван. ― Я уверен, она есть. И не только на Марсе. ― Ну, смотри, ― начинал Со, ― на Меркурии всё сгорит заживо, потому что эта планета ближе всех находится к Солнцу, к тому же у него очень разреженная атмосфера. Венера ― самая горячая планета, и у неё атмосфера в девяносто раз плотнее, чем на Земле. Землю мы обходим стороной, ― он тихо посмеялся. ― На Марсе атмосфера состоит из углекислого газа. На Юпитере… ― Какой ты скучный, ― сказал Хёнджин, шутливо толкая друга в грудь. ― Я не об этом. А о других видах. Чанбину нравились эти глупые споры ни о чём, но признавать он это не собирался. ― Инопланетяне, что ли? ― А почему бы и нет? Может, это именно они написали сценарий к Звёздным войнам, ― серьёзно ответил Хван, прикрывая глаза. ― Может, они не хотят, чтобы человек знал про них, потому что считают, что мы ещё не готовы постичь тайны Вселенной. Они как бы оберегают нас от того, что может грясти, ― под конец его голос стал совсем-совсем тихим, а сам он обнял друга одной рукой. Чанбин умилялся с этой картины, не сдерживая глупой улыбки. Внутри тепло разливалось, кровь будоражило. ― Может, может. Всё может быть. Послышалось мирное сопение.***
― Чанбин. Чанбин отстранённо смотрит куда-то в даль. ― Чанбин. Джисон щёлкает у него перед глазами. ― ЧАНБИН, БЛЯТЬ! Чанбин наконец-то приходит в себя. ― Что? ― спрашивает он. ― Ничего, ― отвечает Джисон, ― ничего, просто ты уже пять минут смотришь на флиртующего с какой-то девочкой Хёнджина. ― Нет, ― начинает оправдываться Со, ― нет. ― Нет так нет, ― пожимает плечами Хан, ― но она уже запалила тебя. ― Что?! ― Да успокойся, нет, ― вздыхает Джисон. ― Давай вернёмся к истории. Хм, а ты знал, что в древнем Китае людей пытали варёным мясом? А кымбу* и пытка водой ― просто прелесть. И кто бы что ни говорил, но наши предки настоящие извращуги на пытки. Чанбин лишь мычит в ответ. Видеть Хёнджина с какой-то девчонкой ― вот это пытка. Осознание того, что они сейчас разговаривают, то, что его улыбка обращена к ней, капает на мозги холодной водой. Со весь напрягся, его нервы как струны. И снова он усмиряет ничем не обоснованную ревность. «Хёнджин ― не вещь, я не могу им владеть», ― думает Чанбин, сжимая кулаки под столом от осознания реальности. ― «Нет». Весь оставшийся день Чанбин ходит как в воду опущенный, стараясь избегать Хвана, лишь бы тот не стал мозолью на его глазах. Даже на уроках он садится с Джисоном, вытесняя его соседа по парте. Взгляд у него в пол опущен, но на себе чувствует, как недоумевает Хёнджин. Но Хван молчит, ничего не говорит, не спрашивает, просто принимает всё как есть. ― Что с ним? ― Хёнджин отводит Джисона после уроков в сторону. ― С кем «с ним»? ― Джисон строит из себя дурочка. ― С Чанбином. ― А, с Чанбином, ― Хан чешет затылок, а затем пожимает плечами. ― Не с той ноги встал. К тому же, у него такой напряг сейчас дома. Ему просто нужно дать побыть одному, ты же его знаешь. Всю последующую неделю Чанбин продолжает «вставать не с той ноги». Он всячески избегает Хёнджина, обходится с ним «приветами» с утра и дежурными фразами на уроках, когда парень поворачивается к нему и спрашивает что-то. В основном, это «не знаю». Или же Со называет страницу, где есть пояснение. В столовой Джисон, пытаясь хоть как-то заполнить неловкую тишину, становится единственной вечно трещащей болтушкой. Сам Хёнджин старается не доставать Чанбина какими-либо вопросами и вообще не надоедать своей компанией, но обеспокоенные взгляды в его сторону бросает. Долгие, изучающие. Внутри сам себя спрашивает, что же всё-таки произошло, но ответа найти не может. Не знает ведь. Ни о чём. Зато снова посещает вечеринку, на сей раз у Чана. А там уже «берёт от жизни всё, что ему она даёт». Кутит на всю катушку, словом. Чанбин отвлекается. Отвлекается на учёбу, погружаясь в неё с головой. Игры в приставку до утра и коробки пиццы на вынос. Его мама не знает, что с ним происходит, потому что на каждый её вопрос он отвечает довольно кратко, но ёмко. «Всё в порядке». Она ему не особо верит, но вмешиваться в его дела не собирается. Она не из тех мамочек, которые будут навязывать заботу своим детям. Она даст ему разобраться со всем самому. Если всё станет хуже, тогда наступит её черёд. «Помочь утопающему можно только тогда, когда он сам этого хочет. Главное, чтобы он не потянул тебя за собой на дно». «Прекрасный совет, мам, вдохновляющий», ― с нотками сарказма в голосе отвечает Чанбин, понимая, что из своего болота он может не выбраться. А что, на дне его никто не достанет, никто сердце уже не разобьёт (потому что, со слов его мамы, то, что разбито, не разбить дважды, только если очень постараться), иголка в него не будет противно втыкаться. Он по рукам и ногам связан крепкой верёвкой, зато там темно и реальность в глаза не светит. Уютненько. ― Знаешь, первая влюблённость быстро пройдёт, ― говорит ему Джисон. Он остался у него на ночёвку. Хёнджина с ними нет. Он, кажется, кутит у кого-то. ― С улыбкой потом об этом вспоминать будешь, ― Хан противно хрустит суставами рук. ― Ну, мне так старший брат говорил. Он, как-никак, уже три года женат. На своей второй любви. ― Мне не нужны услуги психотерапевта, сам всё знаю, ― грубовато отвечает Со. ― Давай продолжим раунд. ― Как хочешь, ― Хан берёт в руки джойстик, искоса взглянув на хмурого Чанбина. ― Но тебе лучше восстановить с ним контакты. Перестань его игнорировать, он волнуется, между прочим, ― с упрекающими нотками ― Ему важно общение с тобой. А теперь давай играть. «Ему важно общение с тобой». Чанбину тоже.***
Раздаётся злое «агрх», а затем звук рвущейся бумаги. Феликс находит эти записки везде, даже в своём дневнике. Мало этого, фанатка начала написывать ему с незнакомого номера. Ли не отвечает, игнорирует, всё ещё надеясь на то, что она от него сама отстанет. Минхо скидывает ему очередной пост об «очаровательном блондине» на школьном сайте. Автор статьи, та самая фанатка, написала о том, какой Феликс замечательный художник. Она каким-то волшебным образом узнала, что парень занял первое место в городском конкурсе, и теперь написанная им картина висит в одном из холлов музея Национального Сеульского университета. Работу на конкурс он отправил самостоятельно, не сказав об этом своим родителям. Они довольно скептически относятся к его увлечению «рисованием» (и это даже после того, что он окончил художественную школу с отличительным дипломом), считая, что юрист из него будет лучше, чем художник. О том, что он победил, Феликс им так и не сказал, а надо бы. Пусть погордятся, а потом уже побурчат. Минхо пишет ему, спрашивая, пойдёт ли он к Бану на privat-вечеринку. Каждую неделю ходить по пьянкам так утомительно, но для Феликса это единственный способ отвлечься от всего. Останься он наедине со своими мыслями, они непременно его съедят изнутри. Феликс сидит в машине, когда ему приходит очередное сообщение с незнакомого номера. Парень его даже не читает, только выезжает из гаража. Главное, чтобы родители не узнали о том, что он снова взял их машину.***
― Йеджи, я же тебя попросил удалить те статьи с сайта, ― Феликс откровенно раздражается. По ушам бьют громкие биты музыки. ― Нет, ― девушка отрицательно качает головой, хитро щурясь. ― Разве тебе не нравится, что о тебе пишут статьи? ― Пожалуйста, ― сквозь зубы произносит парень. ― А вот это уже что-то новенькое, ― девушка отставляет недопитый стакан с виски (и куда только Минхо смотрит) в сторону. ― Хорошо. Но есть условие. Феликс воспревает духом. ― Мы идём на свидание, Феликс-оппа. У Феликса чуть челюсть не отпадает. ― Прости? ― Ты меня прекрасно расслышал, милый, ― девушка серьёзна как никогда. «Боже, и что мне делать?» ― спрашивает Феликс сам себя, смотря на неё. Йеджи хороша, с этим не поспоришь: дерзкий взгляд, гордый вздёрнутый носик, чёрные глаза с хитрым прищуром, высокая, стройная… Словом, та ещё ягодка. Но вместо всего этого Феликс в первую очередь видит младшую сестру его лучшего друга, и не больше. Ту самую младшую сестру его лучшего друга, которая доставала его в прошлом году своими истериками, вечными подколами и просто своим присутствием. Девушка выжидающе смотрит на него. Как назло Феликс ловит на себе взгляд Минхо. ― Нет, Йеджи, прости, я не могу, ― честно отвечает Ли. ― Ну что ж, ― она берёт свой стакан, ― ты сам потом прибежишь, ― Йеджи, делая глоток, усмехается. Она уходит, оставляя надежды Феликса на спокойную жизнь. Минхо проверяет свой инстаграм в который раз. Он выложил сторис час назад, но среди просмотревших нет того, кого надо. Он оглядывается по сторонам и замечает Феликса с Йеджи. Кажется, малая снова качает права. «Мне тебя жаль, Феликс», ― говорит его взгляд. ― Эй, убери свой телефон, звезда инстаграма, и наслаждайся жизнью, ― говорит Бан Чан, забирая у Ли телефон из рук. ― Ты же знаешь, что этого не произойдёт, ― он словно читает мысли Минхо. ― Чего? ― Идём трясти булками! ― Чан тянет Минхо за собой, заодно засовывая его телефон в карман своих джинсов. Ли, вздыхая следует за ним.***
― Опять пьют, ― вздыхая, произносит Джисон. ― М, ― всё, что выдаёт Чанбин. ― Бля, убирай телефон, сейчас проиграем. ― Убираю, ― Джисон напоследок заинтересованно смотрит в экран, но после выключает и отбрасывает телефон в сторону. И зачем он только подписался на эту чёртову «звезду инстаграма»? Пора бы отписаться, а то, что ни день, то новая порция фотографий этой пьяной рожи, танцев и прочей херни, связанной со «звездой». Джисону такого счастья не надо. Ли Минхо обязательно ему скажет что-нибудь по этому поводу. Ли Минхо тоже это знает.