***
Феликс идёт в библиотеку, чтобы найти покой хотя бы на время. Несмотря на то, что сегодня, на удивление ни писем, ни статей о нём не было, он чувствует себя некомфортно, ожидая подвоха. Ему кажется, что его преследует каждый в этой школе. Поэтому, когда на него смотрит какой-то парень дольше положенного, он рычит грозное: ― Чего вылупился? Парень потупился и извинился, отведя взгляд. Феликс идёт к книжным полкам, он не планировал что-то брать, только если лёгкое, для вдохновения. Блондин прохаживается по уже хорошо изученному пути, зайдя в любимый раздел «научная фантастика». Проходит взглядом по полкам и замечает заинтересовавшую его книгу, берёт её. Он выходит из-за стеллажа и замечает вчерашнего Чудика, в плечо которого уткнулся Хёнджин. Последний здоровается с ним, на что Феликс здоровается с ним в ответ, а сам, потупив взгляд, смотрит на Чудика. Тот упёрся взглядом куда-то за него. Ли уходит, ничего не сказав. А что говорить-то? «Привет»? Нет, нет. Он же чудной какой-то ― Чудик. Ещё и угрюмый постоянно. На его лицо улыбку бы и лучше станет. Да и чего с ним здороваться? Чтобы напомнить, как у Феликса крыша поехала с этой анонимкой, что он на людей просто так срывается? Не надо, спасибо. Бр-р. Феликс садится поближе к окну и упирается в книгу. Но читать невозможно, потому что за соседним столом Хёнджину отчаянно пытаются вдолбить тему по геометрии. Блондин не выдерживает и в итоге достаёт наушники с блокнотом, включает новый альбом Khalid’а и принимается за наброски. Тема ― космос.***
В субботу Минхо в школу не приходит. ― Сто процентов уже начал праздновать, ― шутит Джисон, озираясь по сторонам. Но нет, его не было ни в школьном коридоре, ни в столовой, нигде, где они могли бы пересечься. От этого почему-то ни разу не спокойно. Весь день Хан чувствует себя как на иголках. ― Не передумал? ― переспрашивает Чанбин в который раз. Он заметил нервное состояние Джисона с самого утра. Последний мотает головой. ― Минхо, вроде как, отпросился у классной из-за семейных обстоятельств, ― поясняет Хёнджин. ― Значит, всё отменяется? ― в голосе Джисона мелькает надежда. ― Нет, всё в силе, ― Хван качает головой. ― Минхо бы сразу предупредил, если бы что-то пошло не так. «Значит, в силе», ― думает Хан, кусая нижнюю губу. ― «Может, притвориться больным?» ― Не волнуйся, всё будет хорошо, Джисон-и, ― Хёнджин ободряюще хлопает его по плечу. ― Вот увидишь, какие они на самом деле. ― Не называй меня «Джисон-и», сколько раз тебе говорил, ― Хан раздражённо скидывает его руку с плеча. ― Хорошо. Часы до вечеринки у Минхо тянутся слишком долго, и с каждым часом Джисон всё больше и больше начинает сомневаться в сделанном выборе. Слиться он не может ― Минхо обязательно припомнит. Минхо вообще злопамятный до одури. С чего он пригласил его, Джисона, заклятого врага с четвёртого класса начальной школы, на свою вечеринку? Хан думал над этим каждый день, изводя себя мыслями, но всегда приходил к одному и тому же выводу ― всё не будет так радужно, как описывал ему Хёнджин. Нет, это не в стиле Ли Минхо. «Как же ты меня бесишь, Минхо», ― Джисон смотрит на часы; половина девятого. Они с Чанбином собирались встретиться в это время. Хан стоит на улице, при свете фонаря пытаясь разглядеть, не идёт ли там где-нибудь его друг. Идёт ― чуть сгорбившись, руки в карманах. Мда, идея идти на вечеринку тоже для него не особо вдохновляющая. На Джисоне белые джинсы и рубашка в стиле гавайи, поверх ничего не надел; на Чанбине светлые джинсы и чёрная худи. ― Всё ещё не передумал? ― первым делом спрашивает Чанбин. ― Не-а, ― Джисон осматривает друга с головы до ног. ― Ты на вечеринку или на похороны собрался? ― А ты на вечеринку или в отпуск? ― Не, мой вопрос был более интересным, ― Джисон закидывает руку на плечо Чанбина и сжимает. ― Пойдём. Чанбин многозначительно вздыхает. Он до последнего надеялся, что Джисон передумает и они останутся у него дома, закажут пиццы и будут рубиться в игры до утра. Нет же, задница потянула его в совершенно другом направлении. Чанбин особо не выряжался, а зачем? Вечер будет супер неловким. До дома Минхо они добираются только спустя два часа, потому что, кто знал (Джисон и правда не знал, ему только адрес скинул неизвестный номер, а где это ― без понятия), что дом у него почти что за городом. За два часа у Чанбина полностью отпадает желание куда-либо идти (его на самом деле не было), а Джисон с каждым пройденным и проехавшим километром становится все более и более нервозным, из-за чего он начинает тараторить без умолка. Когда парни подходят к высоким воротам, Хан смотрит на адрес, убеждаясь, что они ничего не перепутали. Нет, не перепутали. Парень вздыхает. Слышатся глухие басы. Чанбин хочет спросить «Ты ТОЧНО уверен?», но Джисон уже открывает ворота. Как всегда, сначала делает, потом думает. Джисон, на самом деле, много об этом думал. Поэтому без лишних раздумий входит во двор. Чанбин следует за ним по каменной дорожке. У Ли во дворе всё озеленено, хотя листья деревьев уже начинают желтеть, а кустарники иссыхать, но даже это смотрится эстетично. Всё минималистично и дорого. На улице стоят немногие, держа в одной руке стакан, в другой ― сигарету. А кусты, вот там, поодаль, странно дрыгаются. ― Парни, вы пришли! Хёнджин встречает их с порога. У него в руках тоже стаканчик. Хван обнимает их, а от него несёт чем-то мятно-сладким. ― Серьёзно, я так рад вас видеть, ― он хлопает Со по спине, оставляя свою руку. ― Пойдёмте, как раз самое веселье началось. Внутри особняк просторный, всё в стиле модерн. Для придания праздничного настроения навесили огоньков, конфетти по полу разбросали и повесили диско-шар. Но и без всего этого настроение у всех очень даже праздничное. Чан с Феликсом отжигают на барном столе, Минхо снимает это на камеру, не прекращая смеяться, пока Чонин с Уджином соревнуются, кто больше шотов выпьет за минуту, под совсем не одобряющий взгляд Сынмина. Остальные гости тоже заняты: кто-то соревнуется вместе с Яном и Кимом, кто-то целуется около туалета, кто-то уже валяется на полу (время, на минутку, только без двадцати одиннадцать), а вот компания милых девушек танцует тверк. За всеми не уследить. ― Эй, Хёнджин, будешь играть с нами в бутылочку? ― к парням подходит красивая девушка. На Со и Хана она внимания не обращает. Чанбин отчаянно пытается вспомнить, кто она, потому что её лицо знакомо до чёртиков. ― Я позже присоединюсь, Йеджи, ― отвечает он, чуть улыбаясь. ― Ну, хорошо, ― девушка загадочно улыбается и уходит. ― Это что, сестра Минхо? ― удивлённо спрашивает Джисон. А, так вот, кто она. ― Да, ― Хёнджин берёт со стола две бутылки пива и отдаёт парням. ― Держите, нужно же с чего-то начать вечер. «Как бы его уже закончить», ― думает Чанбин, открывая пиво. Он не думал пить, обстоятельства вынуждают. Да и что будет от одной бутылки. ― Посмотрите, кто пришё-ёл! У Джисона от этого голоса всё холодеет внутри. Блять, ну он же знал, на что идёт! ― Опаздывать некрасиво, принцесса, ― Минхо уже откровенно ведёт, но его ухмылка всё равно не сползает с лица. ― Золушка же, верно? ― Ли протягивает руку. ― Ты на принца особо не смахиваешь, ― Джисон чуть кривится, ― разве что на его бюджетную версию. ― Я пригласил тебя в свой дворец, будь добр, следовать моим правилам, ― Минхо убирает руку и вместо неё протягивает стаканчик и сам чокается со всё ещё не открытой бутылкой пива в руках Джисона. ― Приятного вечера, принцесса, ― он подмигивает, отпивая из своего стаканчика, и уходит, пританцовывая. Хан агрессивно открывает бутылку и делает глоток. Чанбин припоминает его слова «Ни глотка не сделаю, вот увидишь». На деле, всё оказывается не так плохо, как думали парни. Конечно, в американских фильмах вписки очень идеализированы, но картина примерно такая же: пьяные подростки ― блюющие за углом подростки. Чанбину некомфортно, потому что людей слишком много и никого из них он не знает (как и они его). Но под боком ошивается Хёнджин, смягчая все отягчающие обстоятельства в лице незнакомых людей. Хван супер прилипчивый и его тянет на обнимашки. А ещё он знает, что это успокаивает Бина, пусть последний в этом не признаётся. Постепенно Чанбин отходит и расслабляется. Но на предложение друга сыграть в твистер он отказывается, и тут вступает Джисон. Бин, скрестив руки на груди, со стороны наблюдает, как бесятся его друзья, и смеётся время от времени. И в какой-то момент он осознаёт, что влюблён в Хёнджина слишком безнадёжно. Это осознание приходит неожиданно, сваливается, как снег, да что там снег, метеорит на голову, давит на плечо, на всё его тело, и становится так тяжело. От тяжести этих чувств, тяжести этой безнадёжности и неизвестности, вернее, отчётливого осознания, что всё это не имеет смысла. Пока он держит все чувства в себе, они нарастают, въедаются, съедают изнутри. Сердце, глупое такое и избавиться бы от него лучше, продолжает биться слишком быстро каждый чёртов раз. Оно реагирует на касания Хёнджина, на его улыбку, голос, взгляд, на него всего. Чанбину ― больно, Хёнджину ― ничего. Почему? Почему страдает один Чанбин? Это несправедливо. У парня от этих мыслей ― ярость в груди клокочет. Хёнджин не виноват, ни в чём не виноват, но хочется винить именно его во всех бедах. Со дрожащими руками наливает себе виски в стаканчик, залпом выпивая. Оно жжёт, на вкус как отвратительное лекарство со спиртом, но парень допивает до дна. Если боль действительно можно запить, он так и сделает. После игры (Хёнджин обставил Джисона) Чанбин, не в силах смотреть на Джина, уходит. Хван замечает это, не обращая внимания на других, и следует за ним. Он боится оставлять его одного. Джисон остаётся в центре внимания. Чанбин пробирается сквозь толпу пьяных и обезличенных подростков, идя туда ― не знаю куда. Он натыкается на конец коридора, там дверь; заглядывает ― никого. Хёнджин юркает в комнату за ним. ― Бинни, ты чего? ― спрашивает он, прикрывая за собой дверь. Со останавливается. В комнате свет приглушённый, он исходит от ночников на прикроватных тумбочках. Чанбин знал, что Хёнджин за ним пойдёт. Такой он ― этот Хван Хёнджин. ― Я устал, ― честно отвечает парень. Всё равно бежать уже некуда. ― От чего? ― Джин подходит ближе. ― От тебя. Хван останавливается. Чанбин продолжает стоять к нему спиной, не готовый повернуться и столкнуться лицом к лицу со своими страхами. Страх быть отвергнутым, страх потерять Хёнджина, страх быть потерянным. ― Я что-то сделал не так? ― у Хвана в голосе озадаченность. Чанбин может видеть, как смешно тот хмурит брови. «Наивный», ― ему страшно, ему больно и он безнадёжно влюблён. Джин подходит к нему, кладя руку ему на плечо. У Чанбина в голове столько мыслей, и из всех он выбрал одну самую неправильную. Чанбин разворачивается, оказываясь Хвану почти по подбородок. В глазах напротив ― смятение, неуверенность и вопросы, ох, черт, там куча вопросов. К сожалению, на них у Бина нет ответов. Мысли окончательно дурманятся, когда Хёнджин приоткрывает рот. Чанбин привстаёт на цыпочки и касается губами его губ, беря за руку. Сердце делает кульбит, его бросает в жар от собственных действий. Момент кажется таким нереальным, словно это всё вовсе не с ним происходит. Хван не отталкивает. Он не знает, куда себя деть и что делать. Кажется, что это всё вовсе не с ним происходит. Опомнившись, Хёнджин всё-таки убирает руку Чанбина и отстраняется, делая шаг назад. ― Ты мне нравишься, Хёнджин, ― у Со на глазах слёзы стоят. ― Очень сильно. «Какой же я дурак, какой я дурак», ― повторяет как мантру. ― И я ничего не могу с этим поделать. Хёнджин так и стоит с приоткрытым ртом. Дверь в комнату внезапно открывается. ― Хёнджи-ини, мы тебя заждались, ― Йеджи беспардонно берёт его за руку и дёргает на себя. ― Пошли-и. Хван напоследок смотрит на Чанбина. Что в его взгляде ― не видит, не понимает, знать не хочет.***
Феликс весь вечер проводит, как обычно, веселясь и дурачась со своими друзьями. Но при этом всём его не покидает странное чувство нервозности. Минхо предупредил его, что Чудик должен прийти. Минхо уже сам всё спланировал, сказал, что Чудика только напоить, подловить в нужный момент и организовать допрос. Всё до смешного просто. Как только Чудик пришёл, Феликса об этом уведомил Чан, которому парень рассказал, что собирается сделать. Чан неодобрительно посмотрел на него, но сказал, что если ему от этого полегчает, то пусть делает так, как надо. Феликс преисполнен решимости. Он должен узнать, кто скрывается за этим анонимным номером. ― Он в той комнате, один, ― говорит ему Минхо, указывая на самую дальнюю дверь в коридоре. ― Не забудь заснять. В ответ кивок. ― Будем надеяться, что сегодня произойдёт разоблачение, ― Минхо подмигивает. Перед тем, как войти в комнату, Феликс делает выдох и включает камеру. В самой комнате свет приглушённый, парень не сразу понимает, что и где. Только после он замечает маленькую фигурку, скрючившуюся на кровати. Ликс ставит телефон на комод. Запись идёт. ― Эй, эм, привет, ― парень не знает, с чего начать разговор. Допрос, то есть. В ответ ― ничего. «Уснул уже, что ли?» Он подходит ближе. ― Привет, ― говорит он громче. Чудик лежит в позе эмбриона, спрятав лицо руками. Феликс рядом замечает бутылку виски, заполненную наполовину. ― При― ― Уходи. Он говорит это тихо, но Феликс всё равно слышит. ― Почему? ― Все уходите. ― Я один, ― Ликс не понимает, о чём этот парень. «Умом тронулся?» ― Что случилось? ― как можно более участливо спрашивает Ли. Чудик молчит, и Ликсу приходится переспросить. Парень всё равно не отвечает, и Ли думает, что тот точно уснул. Но нет. ― Вот бывает так, ― начинает Чудик чуть заплетающимся языком, продолжая лежать в позе эмбриона, ― ты человеку всего себя отдаёшь. И любишь его всего. А он тебя, ― парень шмыгает носом, ― оказывается, нет. И, вроде бы, понимаешь, что он тебе взамен ничего не обязан, и это только твои проблемы, потому что чувства тоже только твои. Он только жертва этих чувств, ― шмырг. ― И жалко: и его, и себя. Его, ведь он жертва. Себя, потому что идиот. Феликсу кажется, что он не должен здесь присутствовать. Словно он слышит то, что не должен слышать. Этот парень исповедуется, а Феликс, он ведь не тот, кто ему для этого нужен. ― Чувства не выбирают, ― Ликс не психолог от слова совсем. Но он почему-то уверен, что должен сказать что-то успокаивающее. И уйти он тоже должен. Феликс уже оборачивается, чтобы пойти к двери, но замечает телефон на комоде. Стоп. Он здесь не для того, чтобы чьи-то сопли выслушивать. А вдруг и речь о нём, Феликсе, идёт? ― Так, значит, ― Ликс откашливается, ― ты кому-то письма слал? ― Я идиот, ― Чудик произносит сонным голосом и притихает, ― но не помешанный долбоёб. ― Значит, нет, ― скорее для себя произносит Феликс. ― А печенье? ― Он больше шоколад любит, чем печенье. У Феликса две несостыковки, и одна точная уверенность. Во-первых, (та самая уверенность) этот бедный паренёк перед ним ― гей под прикрытием. Во-вторых, у Феликса на шоколад аллергия. В-третьих, печенье он любит. «И что мне делать?» ― Хёнджин с детства шоколад любит, особенно который молочный с орехами, ― Чудик переворачивается на живот, утыкаясь лицом в подушку. ― Наверное, поэтому Джинни такой сладкий, ― кажется, он улыбается, но Феликс не уверен из-за освещения. «Oh my fucking God, за что мне это всё?» Шестерёнки Феликса хаотично крутятся. Этот Чудик точно не его анонимная фанатка. Феликс заснял его каминг-аут на камеру. Что ему делать со всей этой информацией? ― Слушай, ― Феликс подходит ещё ближе к кровати, чуть наклоняясь, ― а ты… В этот момент дверь в комнату резко открывается. (Это слишком неспокойная комната). ― Отойди от него, ― Джисон, словно фурия, подлетает к кровати и грубо отталкивает Феликса. ― Чанбин, пойдём! Ликс только глазами хлопает. ― Что ты с ним сделал?! ― Джисон непривычно злой, его движения резкие и быстрые. ― Я ничего с ним не делал, ― удивлённо отвечает Феликс. ― О боже, нет, это не то, что ты подумал! Хан рывком поднимает спящего друга, пока тот бормочет себе под нос какую-то чушь, Феликс только различает имя Хёнджина. Джисон берёт его подмышки и выводит из комнаты, оставляя Ликса в полном недоумении.