The promised princess

Whatever I feel for you You only seem to care about you Is there any chance you could see me too? 'Cause I love you Is there anything I could do Just to get some attention from you? In the waves I've lost every trace of you Where are you?

      Та самая возбужденно-торжественная атмосфера перенеслась во дворец Грандмастера и захватила ближе к вечеру здесь каждый уголок. Сакаарцы достигли катарсиса. Импульсивно играли заводные барабаны, гудела толпа за окнами дворца, мимо которых величаво вел свою спутницу Локи, а в коридорах встречалась приодетая и эмоциональная «знать». Все умы были заняты расчетливыми, каверзными вычислениями, на того ли чемпиона были поставлены на досуге крупненькие суммы, и пока одни задавались вопросом, не прогадали ли, другие сохраняли верность избранному воину и уповали на его победу. Неискушенный в данных делах новенький фаворит Гроссмейстера лишь приглядывался пока к гладиаторам — к тем из них, кто оставался еще жив, ведь каждый бой завершался жертвой. Проникнуться сакаарскому азарту асгардский принц тоже не мог еще, тем более что теперь у него в качестве наблюдаемого объекта ходила под боком мало изученная принцесса, всецело занявшая его.       Поднявшись на лифте на верхний этаж, трикстер в сопровождении своей принаряженной наложницы, которую едва можно было спутать с представительницей бомонда, если б не разоблачающий браслет на запястье, отличный от того, что носил Локи, своим вычурно-красным цветом, направился в сторону зрительного места — самого респектабельного и удобного, где всегда мага поджидал прародитель.       Как Лафейсона мало будоражил близившийся бой, так и мысли Сигюн были явно далеки от размышлений, кто же победит. С особой старательностью она разглядывала дверные кабины лифтов, виды за окном, закоулки и прохожих, теша свои вдохновенные крамольные затеи.       — Вы, я смотрю, не отступитесь от идей побега? — подловил ее все же йотун в конце концов.       Девушка настороженно дрогнула, как будто ее оторвали от чего-то секретного и личного, бегло глянула на принца, уловила его мефистофельскую улыбку, но не поддалась ее игривому действию, сохранив на лице деловитую суровость.       — Локи, тут же, я полагаю, много заключенных? — неожиданно произнесла она вместо ответа совершенно серьезным, заинтересованным голосом, впервые обратившись к рабовладельцу по имени, так непозволительно фривольно и трогательно доверительно.       — Процентов пятьдесят всего населения, — ухмыльнулся Бог, приятно изумленный.       — Так это же прекрасно, — отозвалась девушка мудро и запнулась, притихши пояснив. — В том смысле, что… — она одарила мужчину спешным взором, — с вашим даром убеждения и дипломатическими способностями…       — Я польщен.       — …вы легко могли бы поднять восстание… — подытожила ванка оробело и при том с диковинной убежденностью в голосе.       Локи лишь рассмеялся ее неумолимому энтузиазму, чистосердечно позабавленный находчивостью его рабыни, и слегка запрокинул назад смоляную голову, кончиком языка типично касаясь нижних зубов.       — Я не перестаю на вас дивиться, — признался он весело. — Все принцессы как принцессы: балы, платья, танцы. Но вы буквально одержимы идеей революции! Нет, вот что: сегодня ночью мы Сакаар захватывать не будем, договорились? А вот потом, в будущем, одним прекрасным днем моя рука с ядом могла бы невзначай дрогнуть над бокалом Грандмастера и… — с юношеским максимализмом зазнался Бог, изначально руководствуясь одним желанием подыграть решительному настрою Сигюн, но неосознанно заражаясь им.       Тем временем они незаметно добрались до округлого, широкого балкона, нависающего с огромный высоты над гладиаторской ареной. Многочисленные ярусы были заполнены сакаарцами под завязку. Толпа кричала и бушевала в предвкушении зрелища, но только там, внизу. Привилегированный «верх» отличался большей сдержанностью, и, пока народ низшего класса бездумно вопил, придворные Грандмастера чинно разбирали напитки и мелодично прохаживались в такт немелодичной и рваной какофонии. Пробравшись через вполне сговорчивые и неконфликтные ряды, маг вывел свою рабыню к красному диванчику — тому самому помеченному «особенным» месту.       — А вот и он, кстати, — заметил ас, поднятием головы указывая на мгновения назад обсуждаемого сакаарца.       Едва завидев издалека седую макушку прародителя, принцесса круто затормозила на месте, а ее запястье безвольно повисло в руке мага. Тот отпустил бунтарку и в пол-оборота повернулся к ней, с немым вопросом изогнув темную бровь, имеющую обыкновение играючи приходить в движение.       — Только не он, — прозвучало категорично, отрывисто и пугливо.       — Не капризничай, моя прелесть.       Ласковое прозвище — что насмешка и вместе с тем не поддающийся обсуждению приказ. Девушка послушно вздохнула и, позволив магу обогнать ее, последовала за ним, ориентируясь по вьющемуся янтарному плащу.       Правитель Сакаара, наткнувшись карими подведенными глазами на лицо любимчика-фаворита, расплылся в приветственной улыбке.       — Ага, вот и ты, — он приглашающе пристукнул пальцами по мягкому дивану. — Садись скорее, вот-вот начнется.       — Мой друг, может Сигюн тоже присесть с нами? — беря свою протеже за предплечье и демонстративно подводя ее поближе к сакаарцу, любезно осведомился очаровательный царевич.       — Ты волен решать, — с прежней улыбкой милостиво разрешил Гроссмейстер, с недоверием глянув, однако, на Сигюн, дикарку, что сосредоточенно смотрела в неприметную точку между лопатками на спине трикстера и боялась поднять на такого ей неприятного и вместе с тем устрашающего ее своей невменяемостью властителя. — Если ты уверен в ней…       — О да, поверь, проблем не будет, она — само спокойствие, — заверил его иллюзионист, и ошарашенный, оцепенелый вид рабыни лишь подтвердил сказанное.       — Чудно-чудно, — счастливо произнес прародитель, вмиг переменившись, и дружески улыбнулся даме, настолько человечно и даже тепло, что, застигнутая врасплох, она машинально и безотчетно ответила ему тем же.       — Подойди-ка, — обратился он вдруг к ней. Ванка беспомощно-вопросительно глянула на Локи. Тот сделал быстрое движение глазами в сторону создателя Сакаара, призывая повиноваться, и девушка присела рядом с гостеприимным Гроссмейстером, напряженно встретившись с ним взором.       — Миленькая, — констатировал мужчина, тыкнув ее пальчиком в нос уже секунду спустя, когда насмотрелся и сделал какие-то свои выводы о приобретении его соратника. — Все, забирай ее, — тут же отмахнулся он, а трикстер ловко ухватил смятенную девушку за локоть и притянул к себе, утягивая на диван. Она безропотно опустилась на мягкие подушки справа от него и, с минуту помолчав, не переставая удивленно-недоумевающе созерцать пространство перед собой, повернула лицо к своему протекционисту.       — И все же, он безумен? — шепнула она, цитируя свои недавние слова сегодняшнего утра.       — Он гедонист.       — О…       — Он… безумный, верно, — немного подумав, тихо признал Локи неоспоримость очевидного, склонившись к уху соседки так, чтобы лишь она слышала. — Но доброжелательный. С ним можно договориться.       — Однако отравить ты его готов, — столь же негромко дразняще уточнила ванка, заговорщически приподняв уголки губ.       — О, не обессудьте, — принц развел руками. — Что поделать, я не даром Бог Обмана.       Сзади них возникла облаченная в зеленое коротенькое платье женщина с замысловатой куафюрой на голове, подносом в руках, стоящим на нем сосудом и неживой, кукольной полуулыбкой на лице и безмолвно подала Лафейсону бокал с напитком оранжево-коньячного, броского цвета, горящего в свете прожекторов рубиновым блеском. Сигюн бесстрастно наблюдала, как, поблагодарив официантку, ее компаньон испил скромный деликатный глоток уже ему явно хорошо знакомого коктейля: ее больше не могло удивлять после всего увиденного, насколько выгодно обустроился на Сакааре агардский царевич, имеющий множество талантов, позволяющих при желании и нужде всем нравится и находить людское расположение, почет и уважение. Три недели, и здесь ведали о вкусовых предпочтениях фаворита Грандмастера.       — Хочешь? — галантно предложил Локи, чуть приподняв свой фужер. — Или боишься, отравлю? — сардонически поддел он.       С секунду дама размышляла, подозрительно приглядываясь к неизвестному питью, потом с той же серьезностью и убежденностью, с какой говорила о перспективах государственного переворота, кивнула.       — Держи, — расщедрился мужчина, с готовностью вручая Сигюн напиток. — Как же быстро ты отчаялась, — мягко рассмеялся принц затем, наблюдая, как девушка, храня на лице выражение некоторой скорби и безысходности, словно не было у нее другого выбора, кроме как сидеть здесь и пить, пригубила алкоголь и чуть затем очаровательно поморщилась, сощурив глазки. Освободившуюся руку маг положил на спинку дивана, все равно что заключая сидящую сбоку от него девушку в полуобъятье, и принял раскованную, элегантную позу. — Что, невкусно? — поинтересовался он, заботливо заглядывая в женское лицо.       — Я просто боялась, что будет крепко, — неловко пояснила неопытная принцесса, смотря на принца поверх бокала и, сама того не зная, на мгновения покоряя красивым выражением медовых загоревшихся глаз. — Но… это вкусно.       «Высокопарность» этого ответа рассмешила Бога. Сигюн в целом забавляла его. По-хорошему. Ее робость, сменяющаяся слабым гневом или недовольством, ее энтузиазм, ее неопределенность, с которой она лавировала с обращения с ним на «вы» — на «ты», с манеры поведения благовоспитанной принцессы, не желающей мириться с унизительным положением, в котором она оказалась, и с почтением разговаривающей с асом, — на совсем иное поведение загнанной, измученной и смирившейся со своей судьбой рабыней. Все это приходилось ему по душе, и близость девушки казалась естественной и обыденной, словно так Лафейсон и сидел извечно рядом с ванкой, по-хозяйски вольно держа руку у нее за спиной. Несмотря на некоторую неловкость, девушка влияла на мага, привыкшего всех околдовывать, каким-то удивительным магнетическим образом, маня и притягивая. Особенно ныне, когда, сместив лишь с виду ровный и спокойный взор, мужчина увлекся созерцанием влажных полных губ.       Трубный глас предзнаменовал сиюминутное долгожданное появление чемпионов на арене, и все жадно подались вперед. Кроме Локи и, соответственно, его рабыни. Лофт лишь безучастно оглянулся на эйфоричного Грандмастера, что был на противоположном конце дивана, и вновь сосредоточил внимание на устах. Он, сидя близко, прекрасно видел оставшиеся капельки сладострастного напитка на губах наложницы и с каждой секундой, что он присматривался к ним, его все более одолевала мания, непреодолимая, томительная базорексия и жажда ощутить знакомый вкус, слившийся с другим, новым, неизведанным и влекущим.       Младшего царевича не особо баловали в детстве. Лишь Фригга искренне любила приемного сына и старалась осчастливить мальчика, одарить подлинной любовью. Контрастно матери вел себя отец, открыто выказывавший предпочтение старшему наследнику, не замечающий успехов младшего и никоим образом не поощряющий его. Нехватка внимания от того, в чьих похвалах и одобрении так нуждался йотун, развила в нем с ранних лет собственнические чувства обладать и получать то, чем так часто бывал обделен, и способствовала в дальнейшем укреплению его жестоких желаний поставить на колени пред собой весь мир. Прошло много времени с попытки захватить Мидгард: опальный принц пережил годы заточения в темнице, испытав возросшие и гнетущие его злобу и одиночество, и только потом заполучил, наконец, роковой трон, добившись спустя столько лет своего. А сейчас ему одного и хотелось, и Лафейсон не собирался себя ограничивать. Он наклонился к самым губам Сигюн, застыл на краткое мгновение, опустив ресницы и мягко щекотно задев ими кожу девушки, и вожделенно накрыл их своими. Хоть его намерения, как мерещилось, были вполне очевидными, ванка все же отчего-то дрогнула от неожиданности, издав приглушенное пораженное мычание. Но не отстранилась. Мужчина еще явственнее ощутил ту свойственную ей неопределенность: она, казалось, абсолютно не знала, что делать с собой. Или что делать с ним? Локи не был настойчив — он пробовал, впитывал, смаковал тот заинтриговавший его доселе вкус, полнотелый, насыщенный, пьянящий. Толпа тем временем надрывалась и ревела. Да и бой уже начался. Но громогласные шумы звучали как отдаленная симфония к исследовательскому, затяжному, глубокому поцелую, неразрывному и долгому.       Когда ас отстранился, девушка сделала пылкий глоток необходимого воздуха. Поцелуй в щеку заставил недавно принцессу порозоветь, но этот, порывистый, негаданный и упоительно бесконечный, окрасил ее щеки красным. Глаза, которые с знакомым укором, недоумением и шоком смотрели на ничуть не смутившегося принца, лихорадочно поблескивали, преобразившись в драгоценные рубины. Трикстер только и пожал плечами, с плутовской улыбкой забирая из некрепкой хватки женских пальцев свой бокал, который ванка удивительно, что не расплескала, пока, ослепленная, удерживала в руках во время поцелуя. Рабыня нервно прочистила горло, отвернулась и с преувеличенной сосредоточенностью впилась глазами в две сражающиеся далеко внизу фигурки гладиаторов. Ее грудь тяжело и пораженно поднималась и опускалась, и Сигюн молчала. Как и во время первого знакомства, Бог изумил ее полной нарочитой невозмутимостью.       Пролились уже первые капли крови, а они все хранили безмолвие, и оба якобы наблюдали сражение. Постепенно девушка пришла в себя. Она даже, осмелев или же устав сидеть, подавшись вперед, откинулась на спинку дивана, наткнувшись затылком на все так же неизменно лежащую на прежнем месте руку трикстера. Подметив возвращение девушки и поймав ее случайный взор, Локи отсалютовал ей бокалом с известным содержимым и, припав к нему ненадолго губами, нахмурился и довольно хмыкнул с видом гурмана.       — А знаешь, я назову его «Сигюн». — Ванка вопросительно приподняла брови. Со стороны она выглядела спокойной, вот только зрачки выдавали. Царевич обворожительно улыбнулся ей, поясняя: — Просто стоит пригубить, и пленен на всю жизнь.       Этот комплимент явно выбил более менее умиротворившуюся дикарку из колеи. Она хотела что-то ответить, но не успела — громкий гул аплодисментов отвлек ее, и бессознательно, видимо, по привычке, развитой на родине, где принцессе доводилось лицезреть более чинные и возвышенные, чем здешний фарс, рыцарские бои, она присоединилась к общим овациям и пару раз хлопнула в ладоши. Восторженные крики не утихали, когда из тысячей Локи различил ее голос, наконец, молвивший ответ:       — Зачем вы так себя ведете?       И, хотя девушка старательно и беспорядочно пробегалась глазами по арене и избегала взгляда своего соседа, тот и без того чувствовал, какое смущение и одновременно легкая досада охватили ее, словно своими апофеозными словами ас задел и уязвил ее.