***
Феликс удобнее устраивается на кровати, пока Джисон обхаживает комнату. — Неплохую я тебе квартиру нашёл, да? — присвистывает он. — Ага, — мычит ангел. — В Поднебесной тебя ищут, кстати, — нехотя говорит Хан, присаживаясь на край кровати. — Я поклялся им, что не знаю, куда ты исчез. Феликс устало хмыкает. — Зачем ты переместился на Землю? — спрашивает он. — Разве у тебя не много дел? Серьёзно. — Я тебе в больнице серьёзно ответил. — И надолго ты здесь? — Нет, мне уже надо возвращаться. — Побудь со мной, пока я не усну, — Феликс закрывает глаза. — Может, тебе ещё сказку рассказать? — едко спрашивает демон. — Можно, — как ни в чём не бывало отвечает ангел. — Жил-был как-то мальчик, — вздохнув, начинает демон. — Было у него всё заебись до того момента, пока ему не исполнилось пять лет. — Будет грустно? — сонно спрашивает Феликс. — Немного, — туманно поясняет Джисон. — Так вот, жил он себе припеваючи, и родители его лелеяли, любили. Но в один день всё изменилось. Это был дождливый день… — Давай что-нибудь повеселее… — одними губами произносит ангел. — Не перебивай. В один дождливый день всё изменилось. Мальчик играл с друзьями во дворе, и, когда его позвали домой, он долго сопротивлялся, хотя было темно. Площадка находилась недалеко от дома, но мальчик всё равно каким-то образом умудрился заблудиться. Не понимаю как, но всё же. Его искали всю ночь, но так и не нашли. А всё потому, что в тот вечер его по ошибке забрали ангелы, приняв его за своего. Дело в том, что мальчик ну уж сильно был похож на них, такой светлый, чистый и невинный. Его сделали особенным. Он и до этого был особенным, а тут он стал по-особенному особенным, — он перевёл дыхание от непрекращающейся болтовни. — Ну, ты понял. И, дело в том, что не у всех сказок есть хороший конец, а у этой сказки вообще конца нет. То есть, он может быть, но для этого мальчику нужно узнать всю правду о себе, ведь те ангелы стёрли ему память, — демон впервые за весь монолог смотрит на Феликса. — А правду он, походу, сегодня не узнает. Ангел мирно сопит, свернувшись калачиком. Джисон встаёт и заботливо накрывает его одеялом, а после тихо произносит: — Я обязательно тебе всё расскажу, Феликс. Надеюсь, ты сможешь простить меня за то, что я не сделал этого раньше. Демон зашторивает окна и с хлопком исчезает.***
Чанбин приходит в себя только через два дня после происшествия. В помещении светло; Со, как только открывает глаза, жмурится и пытается понять, где он и кто такой. Рядом пищат аппараты, к которым он подключён. Парень проводит по ним изучающим взглядом, дёргается, пытаясь встать, но тут же обессилено падает обратно на подушки. В нос резко бьёт запах медицинских препаратов, а во рту чувствуется непонятная горечь. В палате стены такие противно-белые, что от них глаза слепит больше, чем от солнца за окном. Память возвращается к Чанбину постепенно, обрывками, сначала несвязанными, а после складывающимися в одну общую картинку. Сообщение Минхо, Бэмбэм, красная машина, спорткар даже, его наставления и наставления Феликса. Со снова дёргается, вспоминая его. Его отчаянный взгляд, треснутый голос, вид, расстроенный и злой одновременно и, боже, Чанбин, ты дурак, полный дурак. Пора избавляться от проблем с доверием к людям и начать к ним прислушиваться. Злой Феликс, злой Чанбин, гонка, осознание неизбежного столкновения, глупая мысль и темнота. Видимо, на этом моменте он отключился. Парень глубоко вздыхает. Судя по всему, он легко отделался. Подушки безопасности вовремя сработали. Но тело всё равно болит, как будто по нему трактором проехались. Когда к нему заходит медсестра, то она радостно сообщает врачу и родителям по телефону, что их сын очнулся. После женщина принимается трещать без умолку, рассказывая от произошедшего несчастного случая и вплоть до ненужных новостей в мире. К слову, за два дня ничего не случилось и это уже неплохо. Чанбин в ответ лишь кивает пару раз, потому что сил нет возразить, что ему это неинтересно, ведь никакого апокалипсиса не произошло. — А почему ты не спрашиваешь, заходил ли к тебе кто-нибудь? — неожиданно спрашивает медсестра, подмигивая. Чанбин ничего не отвечает, отстранённо смотря в потолок. — Ну, раз так, то просто скажу, что один мальчишка, блондин такой, все время, пока ты был без сознания, у твоих дверей провёл, — на этих словах она заканчивает все нужные процедуры и, ободряюще улыбнувшись, выходит из палаты, напоследок добавив, что позже вернётся. Чанбин вздыхает. — Почему же ты никак не оставишь меня в покое, Феликс? — Хриплым голосом спрашивает он у стен. — Я ведь безнадёжный утопающий. Парень закрывает глаза, в надежде уснуть и избавиться от ненужных мыслей, и царство Морфея не заставляет долго ждать. Два дня, что Чанбин провёл без сознания, Феликс и правда просидел у его дверей. Вина грызла его изнутри, и только Чан отвлекал от неё. Рассказывал что-то, познакомил Феликса с его любимой игрой (типичные мальчишеские игры-стратеговки, но ангелу понравилось) и не забывал покормить блондина, потому что тот казался ему неестественно бледным и худым. Феликс лишь устало улыбался и говорил ему, что не надо, но Бан даже слушать об этом не хотел. И как-то в очередной раз, когда Ли снова пытался отнекиваться, Чан не выдержал. — Ради Чанбина, — начал он, а Феликс так и замер, пытаясь отдать батончик обратно Бану. — Ради этого уёбка ещё никто так не старался, как ты. Я же вижу эту заботу и, если честно, не понимаю. Он ведь тот ещё обдолбыш, эгоистичный к тому же. Поверь, то, что я сейчас пытаюсь вручить тебе этот чёртов батончик, ничего по сравнению с тем, что делаешь ты. Я тебя не понимаю. Почему ты с ним все ещё носишься? — Он выдвинул руку вперёд. — Впрочем, наверное, я тебя всё равно не пойму. Потому что, будь я на твоём месте, я бы его давно бортанул. Но за плечами многолетняя дружба и горы пиздеца, через которые мы прошли. А вы ведь и знакомы-то всего ничего, — парень замолчал на несколько секунд. — Короче, бери этот ебаный батончик и не беси, иначе насильно его тебе запихаю. Феликс, все ещё пытаясь прийти в себя после откровения, положил батончик себе на колени. — Спасибо, — он усмехается, а Бан продолжает рассказывать про то, как он недавно познакомился с одной симпатичной девушкой. О том, что Чанбин пришёл в себя, Феликс узнаёт на третий день от медсестры, которая выходит из палаты подопечного, как раз в тот момент, когда блондин усаживается на уже породнившуюся ему скамейку. — Я могу его увидеть? — Феликс вскакивает с места. — Он спит, — отвечает медсестра, но спустя несколько секунд добавляет: — Можешь, только не говори, что это я пустила, — она подмигивает ему и уходит. Вздохнув, ангел, не теряя ни минуты, заходит в палату. Внутри душно, разница в температурах сразу чувствуется, поэтому первым делом он открывает второе окно, впуская свежий воздух. Феликс разворачивается в сторону Чанбина, пальцами вцепившись в подоконник. Вид у Со помятый; ангелу становится плохо от увиденной картины. Он отталкивается от подоконника и подходит к Бину, вставая вплотную к его кровати. Наклоняясь, ангел взглядом проходится по ссадинам, ранам и губам с запёкшейся кровью. Не удерживается и аккуратно проводит по ним пальцами. Внутри ураган чувств и эмоций, и ангел не знает, что с ними делать. Злость бьётся, как птица в клетке, но Феликс не выпускает её. Он топит все свои страхи, и только один не потопляемый. Ангел грустно усмехается, когда понимает, что самый его главный страх — это потерять Чанбина. Не подопечного, который был изначальной целью спора, а Со Чанбина. И найти бы этому причину, понять бы, почему есть этот страх и можно ли от него избавиться, ведь больно будет, если не сделать этого. — Прости, что в этот раз я не могу забрать твою боль, — шепчет ангел, убирая руки от лица Чанбина. Он присаживается на стул рядом и откидывается на спинку, съезжая и запрокидывая голову назад. Впервые за долгое время на душе становится непривычно спокойно, а ведь ангел уже и забыл, каково это. Груз на его плечах в лице Со Чанбина ещё остаётся, но один образ его живого успокаивает. Феликс, как никогда, понимает, что жизнь всё-таки дороже всего. Только он не знает, что будет дальше. Задумываться сейчас об этом не хочется. Впервые за долгое время Феликсу не хочется задумываться о будущем.