Love is madness

Они с Сергеем изгои. С самого детства, да даже с младенчества, наверное: как родились, так судьба и решила подложить свинью, да такую, что, знай Олег о ней, вполне вероятно, повесился бы в шестнадцать, как и хотел однажды. Первый круг Ада они пережили, почти сразу научившись не извиняться за свое существование перед обидчиками, — но делая это подсознательно. Они были детьми — а детям не нравится быть изгоями. А если такие дети-отщепенцы вырастают (доживают), то вырастают из них клыкастые и когтистые монстры. Они с Сергеем изгои. На второй круг Ада они ступили вместе, прошли его отчасти рука об руку, а потом… Олег сдался. Потому что это был не его круг. Сергей, наверное, до сих пор его за это ненавидит. Они разошлись. И на круге, и… вообще. А потом встретились вновь. Чтобы на третий круг их персонального Ада войти, крепко сжав в своей чужую ладонь, — и на нем все закончить. Потому что пусть круги эти адские, мертвецы по ним все равно не ходят. Олег Венецию иначе, как Адом, теперь и не называет. Они с Сергеем изгои. И они вдвоем, на краю мира, разрозненные и сплоченные одновременно, одну сигарету на двоих, но из разных мисок обедают да сердца держат порознь. Олег хочет это изменить. Сергей хочет это изменить. Но никто из них не делает ничего для этого. Потому что, наверное, боятся. Потому что, наверное, заслужили. Потому что, наверное, так надо. Они с Сергеем изгои. Из собственного мира, из собственной страны, из собственного круга. Они с Сергеем изгои. Олег усмехается — и делает затяжку. Встретились два одиночества.