Love is madness

У Олега пять шрамов на теле как напоминание о том, какой же он, все-таки, придурок иногда. Он не заморачивается на их счет особо, на самом деле: шрамом больше, шрамом меньше. Тело — это бумага, и логично, что оно изредка мнется или рвется в каких-нибудь местах. Вопрос только в том, кто и зачем поставил на его теле очередную отметину. Он татуировкой перекрыл шрамы от плетей на спине, когда его исполосовали уроды, поймавшие его и еще пару людей из их отряда. Тогда все знали, что им просто надо протянуть как можно дольше, а ребята их обязательно вытащат, — и Олег вызвался. Терпел и молчал, чем дразнил чужой азарт, завязанный на нем и его боли. И в итоге их вытащили. А у Олега остались шрамы, перекрытые татуировкой. От Ближнего у него осталось еще и пулевое, к тому же. Не самое приятное воспоминание теперь, что уж греха таить. Выжил — и на том спасибо. Он каждый раз в задумчивости трет шрам на ладони, оставшийся еще с детства, когда были живы родители, а он, заигравшись во дворе, споткнулся о бордюр и налетел на скрывшийся в песке игровой площадки щебень. Больно не было — было обидно, потому что мама тут же увела его домой, обрабатывать рану, и он так и не смог доиграть с ребятами. Он после душа всегда задумчиво смотрит на шрамы, оставшиеся после злополучной шахматной партии в Венеции, и думает, что, наверное, это единственные шрамы, которые он действительно заслужил. Потому что у него на кухне за столом прямо сейчас пьет чай Сергей Разумовский. А он — просто невероятный придурок.