Attack

В Аду половина из них — изгои в своем родном краю. Рожденные из соли и пепла, они становятся изгоями, когда делают первый вдох — и не прекращают быть ими, даже если им удается выбраться из Ямы в сотый, а то и тысячный раз. Сам Сатана — изгой. Их предводитель, предводитель изгоев на землях изгнанников. Ад — это исполинских размеров крематорий, призванный дробить, резать и жечь их тела, пока от них не останется только одно-единственное слово: изгои. Бретеры — изгои среди изгоев, и от этого определения Ярху хочется смеяться. Потому что нет ничего глупее и одновременно правдивее, чем эти три слова: «изгои среди изгоев». Танахия смотрит на него, как на сумасшедшего. — Чего смешного? Он улыбается ей уголком губ и поправляет выбившийся локон, спадающий на ее лоб. — Да так, — говорит он. — Вспомнил, какими мы были в детстве. — Сопливыми и хилыми? Они смеются вместе, — и он легко толкает ее в плечо. — Говори за себя, я убил Толстяка Гуруна. — И заработал шрам от кинжала Сатаны, которым гордишься до сих пор. Как будто это прибавило тебе пару санти… Он не дает ей договорить — дергает за ладонь на себя и целует, мстительно кусая за губу, но пальцами щеку обводя почти что невесомо. Танахия глаза закрывает — и есть в этом что-то прекрасное. Ярх, завороженный, не может отвести от нее взгляд. И, может быть, они все действительно изгои — от первого до последнего вздоха. И, может быть, бретеры на самом деле чужие среди своих. И, может быть, он, Ярх, прозванный Смертоносным, самый главный изгой после Сатаны. Да только какое сейчас им до того дело?