Вечное солнце мертвых

      Славик помнит тот судьбоносный день, словно это было вчера.        Его усадили в поистине царское кресло (даже с подлокотниками!) перед тёмным экраном, и сказали: «Теперь ты – смотрящий! Неси же свой крест достойно!». Ну, на самом деле, ничего такого ему не говорили, и так все было ясно.        И вот, он сидел, пялился в чёрный прямоугольник, не то чтобы помирая от любопытства и нетерпения, но всё же хотелось узнать, как же выглядит его подопечный. Всё, что знал Слава, так это то, что это был какой-то современный залупастый поэт. Вдруг экран мигнул, ослепив на мгновение ярким бело-голубым светом, и перед Славой во всей красе предстал ОН.        Карелин досадливо скуксился. До чего же неказистеньким оказался объект наблюдений: худощавый, с лысой башкой, которая уморительно смотрелась на тонкой шее с выступающим кадыком, лупоглазый и носатый, как тукан. Ещё и губищи, как у какого-нибудь представителя африканского племени. – Красаучик, – фыркнул Слава, прихлёбывая чай, лениво поглядывая, как Фёдоров Мирон Янович открыл вордовский файл, тут же сосредоточенно принимаясь бегать глазами по строчкам. – Будем надеяться, что пишешь ты лучше, чем выглядишь.               

***

             Мирон нарезал круги по комнате. Находясь в нервном напряжении, он не мог усидеть на месте: либо принимался ходить туда-сюда, либо переставлял вещи с места на место, либо пританцовывал под слышный ему одному ритм.        Этот Гнойный не давал ему никакого покоя. Появился, значит, хер с горы, и смеет называть его! – самого Оксимирона! – жадной до хайпа свиньёй!               На собственном форуме Мирон банил его лично, но это не особо помогало. Гнойный, будто бумеранг, возвращался снова и снова. Под кучей идиотских ников: Сонечка Мармеладова, Валентин Дядька, Бутер Бродский, Птичий Пепел, Воровская лапа, и др. Ники, как один, были бредовыми, а Гнойный – всё такой же неуёмный и доставучий. Мирон скрипел зубами, проклинал оппонента и его бездарные стишки, плевался ядом, и щедро отсыпал постмиронию в адрес каждого произведения или комментария Гнойного.       Ладно, стихи были не такие уж и бездарные, стоило признать. Но этого никто и никогда не должен был узнать, кроме самого Мирона Яновича, естественно. Ведь говорил он об этом, пребывая один на один со своим неизменным компьютером, уютно устроившись в мягком кресле, погасив большой свет и тихо включив музыку на фоне. Он вообще любил проговорить сам с собой, что было несомненным плюсом.              Слава, неизменно находясь по другую сторону экрана вот уже как сто семьдесят третий день, без выходных и без перерывов на обед, думал, что лопнет от счастья, когда Мирон (о, Мирон!) заметил его. Точнее, не его, конечно, а Гнойного – многообещающего представителя андеграунда, который хлёстко и колко комментировал работы Мирона Яновича, а позже начал выкладывать на суд общества и свои опусы, многим пришедшиеся по вкусу. ФСБэшник-андер, как вам? – Что рифмуется со словом Гнойный? – Мирон хаотично двигался по периметру комнаты, нервно потирая ладони друг о друга. – Покойный? Отстойный? Помойный? Достойный? Отбойный? Любовный? Что за хрень?!       По губам Славы расползлась тонкая ухмылочка. – Элеватор, Мирош, – мурлыкнул он, довольно щурясь, – Гнойный – элеватор, отличная рифма!       Мирон Янович тем временем усадил свой неугомонный зад в кресло, и принялся неистово долбить по клавишам клавиатуры. – Еврейчик мой, – всё мурчал Слава по ту сторону экрана, глядя на то, с каким блеском в глазах Мирон Янович торопится написать ответ Гнойному на его последний комментарий. Зарифмованный ответ, между прочим!        Полгода бессонных ночей. Переживаний, когда Мирона накрывала фаза. Куча смешных мемчиков, чтобы Мироше не было грустно. Нещадная зачистка новостей и комментариев, которые могли бы нанести тонкой душевной организации Мирона Яновича какой-либо вред. Гигабайты самой отборной и забористой порнухи с плётками, японками и тентаклями. Километры постироничных текстов. Ненавязчивые подсказки, отсылки, которые могли бы натолкнуть Мирона на нужную мысль, помогли бы подобрать рифму, выбрать верное направление. Десятки, сотни часов музыки.        Спустя полгода неустанного наблюдения и заботы, Слава ФСБ добился того, что Мирон Янович пишет ему стихи.        Ах, сердце Славы Карелина было покорено, целиком и полностью.              Мирон, тем временем, закончив рифмовать, с удовлетворённым видом нажал на «отправить», и, убедившись, что Гнойный получил его послание, собирался уже было кинуть поэтишку в чс, как и десятки раз до этого, но почему-то остановился.  – Посмотрим, что ты ответишь на это, Гнойный, – фыркнул задиристо, азартно сверкая глазами и изо всех сил пытаясь скрыть улыбку.       Слава, прижимающий к груди медальон в виде сердца, к которому, к тому же, была криво приклеена фотография Мирона, счастливо охнул, крепче стиснув гладкие бока, отполированные от частых прикосновений.        Он ни за что и никогда не разочарует Мирошу. И ещё долго будет петь ему про нежность и про смерть. Пусть и в своей немного странной, неуклюжей, нелепой манере. Даже если будет немощен и слеп.        Слава спрятал медальон за пазуху, и решительно придвинул клавиатуру к себе. Мирон ждал ответ.