Вечное солнце мертвых

– Спелись, значит, за моей спиной, да?  – Зачитались, скорее.        Мирон Янович смеряет непутёвого Карелина суровым взглядом.  – И чего мне ждать?  – Трека, полного горечи и безответной любви, конечно же.  – Карелин... – Окси приближается к Славе, который расслабленно развалился на диване.        И Слава готов к чему угодно, но только не к тому, что Мирон ловко и как-то абсолютно неуловимо скользнёт ближе, и оседлает его бёдра.  – Окс... Ох, Оксанка.        Слава опускает ладони на худую спину и поглаживает осторожно, на пробу. Оксана у него такая – своенравная, то приласкает, то оттолкнёт.  – Так что в том треке? – снова заводит свою шарманку Мирон, прильнув к Славе, медленно толкаясь бёдрами и прижимаясь губами к шее. – Любопытной Оксане, – хмыкает Слава, откидывая голову назад, давая больше пространства для манёвра, – акапельно по еврейскому носу дали.  – Карелин, – чуть невнятно произносит Мирон, предупреждающе прикусывая тонкую кожу. – Можешь пытать меня, но я ничего не скажу. – Хуесосить меня будете? – не оставляет Окси попыток разузнать, что же там задумали Гнойный и Шокк.        Ничего хорошего, скорее всего.  – Я буквально полчаса назад тебе отхуисосал, а тебе всё мало, – будто бы недовольно бормочет Славик, растекаясь лужицей по дивану от поглаживаний и поцелуев. – Ненасытная Оксана, – мурчит он, прижимаясь к чужим губам.  – Если это будет что-то безвкусное и пошлое... – ... как «Девочка-пиздец»?  – То тебе, во-первых, пиздец, а во-вторых, «Брошенки» – станет пророческим хитом! – не поддаётся на провокацию Мирон и заканчивает свою мысль. – Буду караулить тебя у дома и кричать из-за угла, что ты пидор.  – И снова начнёшь сталкерить мою страничку, да-да. – А ты подаришь мне MacBook? Ну, чтобы было, что бросать в мусор и рыдать?  – Ты такой дурак, Карелин, – Мирон тяжело вздыхает и жалостливо поглядывает на Славу. – Это ты заразил меня аутизмом, – не остаётся в долгу Славик, – у тебя такие острые локти, Мироша, – жалуется он, потирая ушибленный бок, – почти такие же острые, как твои феноменальные панчи.       Мирон довольно хмыкает. Ещё бы. И для симметрии легонько заезжает локтём и во второй бок. Слава тихо ругается, перехватывает татуированные руки, и подминает Окси под себя.        – В общем, ты меня услышал, – спустя какое-то время возвращается к перерванной теме Мирон Янович, – я очень надеюсь, что ваш фит с Шокком стоит того. – Не такой шедевр, как описание трагической любви посреди антиутопии, конечно, но мы очень старались, – Слава отхлёбывает чай, только что принесённый Мироном.        Косится сквозь прищур на Окси, лежащего рядом, стягивает с себя простынь и накрывает голые ноги. – Из окна дует, – поясняет чуть ворчливо в ответ на вопросительно вскинутую бровь, – простынешь ещё, горло заболит, и что тогда? Кто будет радовать меня по утрам своим райским голосом?  – Карелин, – Мирон усмехается, натягивает простынь на обнажённые плечи, и поглядывает на Славу, который ищет свою футболку среди разбросанных по полу вещей, – иди сюда. – Ну уж нет, – тот протестующе выставляет перед собой ладонь, – я собирался запилить трансу в Инсте, а Вы пока, Мирон Янович, пофантазируйте, что же мы там с Вашим давнишним другом наваяли.        Мирон провожает вышедшего из комнаты Карелина взглядом, кутается в ткань, пахнущую Славой, и тихо смеётся, когда из ванны слышатся чужие сетования по поводу того, что свежий засос на шее будет прекрасно виден и непременно вызовет вопросы со стороны внимательной аудитории.