***
Слава, широко распахнув глаза, завороженно следил за тем, как Офидиан скользил в сторону покореженных железяк. То, что некогда представляло собой лопасти вертолета – до того, как машина попала в «комариную плешь», естественно, – теперь больше напоминало лапки раздавленного насекомого. – Эй, – сталкер нетерпеливо щелкнул пальцами, – сюда. Быстрее. Слава, сгибаясь в три погибели, торопливо вынырнул из-за холмика и засеменил по едва заметной тропке. – Хватит считать ворон. Слава виновато потупился при виде укоряющего взгляда и недовольно поджатых губ. Офидиан мысленно выругался. Этот юнец, доставучий и раздражающий, как зудящий под кожей гнойник, был той еще болью в заднице. Приходилось не только внимательно смотреть по сторонам, чтобы не попасть в одну из «ловушек» Зоны, но и постоянно следить за этим недомерком, который то и дело отвлекался, и крутил башкой, разявив рот. И если бы не крупный заказ на артефакты, находящиеся в городских руинах Зоны, то Офидиан пошел бы один. А так, прикинув открывающиеся перспективы, пришлось брать напарника вместо Охры. Хотя, конечно, Охре замену найти было невозможно. Охра – со своими глазами – был такой один. Да и поистине животное чутье давало о себе знать не у каждого сталкера нового поколения. Как он вообще повелся на увещевания и заверения Рудбоя и согласился взять с собой… его?***
– Мне нужен напарник. «Я брошу тебя, ни секунды не раздумывая, чуть что пойдет не так», – озвучивать нет необходимости. Слава знает, что сталкер не врет и не преувеличивает. Но он уже чувствует, как внутри что-то нетерпеливо и радостно трепыхается. – Согласен! – выпаливает он, все быстрее и быстрее раскручивая стакан с какой-то темно-коричневой бурдой внутри. Офидиан чувствует что-то тусклое и едва различимое. Что-то отдаленно напоминающее снисходительную усталость при виде очередной посредственности, которую – по каким-то неясным причинам – многие принимают за луч света в темном царстве молодняка, большинство из представителей которого – обыкновенные мелкие воришки. Не особо талантливые и не особо-то удачливые. Пару раз удалось пробраться в Зону, не попавшись на глаза военным? Многообещающий сталкер нового поколения, одной ногой пребывающий в первом отряде лиги. Удалось во время такой вылазки еще и что-то вытащить с Зоны? Все, ты автоматически входишь в какой-нибудь список по типу «10 самых одаренных и способных сталкеров современности». «Ну не идиоты ли?» – думает Офидиан. Он пресекает свои мысленные сетования и безрадостные рассуждения о тяжких судьбах современников и вновь возвращается в реальность. Фокусирует взгляд на худощавом совсем мальчишеском лице с горящими глазами. – Я не представился! Слава КПСС. Он соскакивает с табурета, едва не снося острым локтем стакан со стойки, неловко и нервно одергивает неприметную коричневую куртейку, и, наконец, протягивает длинную ладонь. Офидиан переводит усталый взгляд с его лица на руку и едва заметно приподнимает бровь. В этом жесте и недоумение, и насмешка. – Э-э-э… ну. Будем знакомы, – Слава нервно трет основание шеи и чувствует, как лицо заливает краска смущения. – «Слава КПСС», – медленно повторяет Офидиан, – это что? – Мой… позывной. Мой ник. «Ты идиот? Идиот», – читается во всезнающем взгляде. – У меня есть еще, – тараторит Слава, будто спешит оправдаться. – Птичий Пепел, Воровская Лапа… Его прерывает вздох, едва различимый в приглушенном гуле бара. – Меньше слов. Мне нужен напарник, тебе – деньги, так? – Так, – торопливо кивает Слава, плюхаясь обратно на табурет, и снова оказываясь примерно одного роста с Офидианом. Хотя рост тут не имеет значения. Слава не чувствует, что смотрит сверху вниз, это на него смотрят свысока. – Деньги будут. Детали обсудим позже. – Хорошо, – в который раз соглашается Слава. А как он может не согласиться? Это же Офидиан. Каждый, кто имеет хоть какое-то отношение к Зоне (а это, по воле судьбы, все люди, живущие здесь) знает про Офидиана. Он лучший, всегда и во всем, и никто не может с ним сравниться. И Слава все эти годы из кожи вон лез, чтобы его заметили. И сейчас, сидя в «Семнашке», он, кажется, поймал удачу за хвост. Офидиан сам пришел, сам предложил пойти в Зону. Подобное, должно быть, и просят у «Золотого Шара». Слава бы точно попросил, окажись «Шар» у него в руках. – Увидимся позже. Ему еще нужно обдумать предстоящую вылазку, все просчитать. Хотя, когда связываешься с Зоной, просчитать ничего нельзя, что себя обманывать? С Охрой бы еще увидеться, сказать пару ласковых. Он коротко кивает на прощание Ресторатору, который с постным видом протирает стаканы и лениво перебрасывается репликами с коротко стриженным невысоким парнем с сонным лицом. – Подожди, Ми… Офидиан, – Слава выкидывает вперед руку, будто хочет ухватить за плечо развернувшегося сталкера. В ответ тот лишь косится на него в пол-оборота, вскинув бровь, никак не показывая своего отношения к тому, что Слава почти назвал его по имени. – Где мне тебя искать? Ну, чтобы… – Сам тебя найду.***
Так они и оказались в Зоне. И правду, видимо, говорят – дуракам везет. Офидиан дураком себя не считал, а вот своего напарника – вполне. Правда рассеянным ебантяем тот казался ровно до того момента, как они пересекли границу. От сутулящегося, вечно треплющегося по делу и без дела рубахи-парня с придурковатой улыбочкой не осталось и следа. Офидиан тогда поймал себя на мысли, что это весьма занятно – то, как он преобразился, стоило им пробраться мимо охраны и войти в Зону, двигаясь по приметному ориентиру – покореженным лопастям. Вдруг оказалось, что и с таким видным ростом можно незаметно и быстро передвигаться от здания к зданию, от камня к камню, шустро и тихо перебирая длинными ногами. Еще и умудряться при этом видеть, казалось, на все 360 градусов вокруг себя. Признаться, была у Офидиана одна слабость, не считая самой Зоны, конечно. Он повидал не один десяток сталкеров и всегда с жадным любопытством следил за их поведением в пределах Зоны. Действительно интересных персонажей было раз, два и обчелся. Когда попадались те, у кого существовали своя манера, свой почерк, которые нельзя было спутать ни с чем, Офидиан ощущал искреннее, ничем незамутненное удовольствие. Таких и Зона будто принимала охотнее. И отпускала чаще. Хотя может дело было и в том, что эти сталкеры были к ней более восприимчивы. Не столько видели, сколько чувствовали, самым нутром ощущали. Охра вот, например, перетекал от места к месту. Становился невероятно пластичным и словно терял четкие контуры. Сливался с мраком заброшенных домов, цехами завода. Сам становился неуловимой тенью. Иногда Офидиану казалось, что Зона теряла Охру из вида, поэтому ему и удавалось обходить даже самые каверзные «ловушки». Что до Охры, то он ничего из вида не упускал, ни единой детали не позволял ускользнуть от своих глаз, которые вне Зоны не были ему особыми помощниками. Это место многих наградило различными мутациями. Только вот бо́льшая часть из них походила на жестокое глумление, нежели на какой-то особый дар или необыкновенную силу. Сам же Офидиан скользил. На территории Зоны становился плавным, мягким и податливым. Умел так прогнуться, подстроиться под мгновенно сменяющиеся условия, что и его Зона щадила не единожды. Он считал себя зорким. Видел, пожалуй, не так четко, как Охра, но на перспективу, дальше и глубже. Основную черту Гнойного, а именно так прозвал «Славу КПСС» Офидиан, потому что у него в присутствии Славы все зудело и свербело, можно было принять за насмешливую снисходительность и даже пренебрежение, только вот такого отношения к себе Зона не прощала. Со временем Офидиан понял, что Гнойный Зону искренне любил и стремился не обмануть ее, а обыграть. Был плутоватым, конечно, лукавым, но осторожным и удачливым. Шакаленок шакаленком, думал Офидиан. Однако было что-то в нем, таком нелепом и несуразном. Офидиан это сразу понял, увидев его. Хотя кого он обманывает? Ни черта он не понял. До него стало доходить, когда они с Гнойным оказались в Зоне в третий раз. Ладно, один раз – это еще объяснимо. Обстоятельства так складывались, да и не было особо времени раздумывать. Второй раз – ну, так уж получилось, думал про себя Офидиан, случайность, не более. И вот третий раз. Переступая порог «Семнашки», цепким взглядом ища сутулую неприметную спину, – вот тогда-то Офидиан и начал понимать. Понимать, что будет и третий, и четвертый, и пятый, и… в общем, будет столько раз, сколько на их с Гнойным судьбу выпадет. Пока Зона позволяет, дарует благосклонно им эти самые разы. Дошло ли до него окончательно, когда он, не уверенный в безопасности очередного маршрута, перестал посылать Гнойного первым? Вместо этого сам вставал на выбранную дорогу, кидал перед собой гайки, проверяя, нет ли впереди чего непредвиденного. Убедившись в том, что Зона не готовит сюрпризов, давал отмашку Гнойному, который с тревогой следил за его осторожными передвижениями. Нет, вряд ли это случилось тогда. Это произошло во время их девятой вылазки. Они одновременно заметили Серебристую паутину. И Офидиан, вместо того, чтобы скорее метнуться как можно дальше, как ему и кричали инстинкты, бросился к Гнойному, пытаясь оттолкнуть, не позволить очередной аномалии достать до напарника. Только вот Гнойный в точности отзеркалил его движение. Они тогда покатились с насыпи в овраг, вцепившись друг в друга мертвой хваткой. Царапаясь о мелкий мусор, ударяясь о попадающиеся камни, абсолютно безмолвно, не смея разжать сведенные судорогой пальцы, рухнули на дно, поднимая за собой столбы пыли. Лежали какое-то время. Офидиан никак не мог заставить себя открыть глаза. Дышал через раз, скупо, поверхностно, как вдруг его резко вздернули на ноги, заставили подняться. – Ты… ты… аутист! – умудрялся кричать шепотом Гнойный, – знаешь, что случается, если коснуться Серебристой паутины?! – Знаю, идиот! – шипел Офидиан в ответ, тормоша и оглядывая напарника со всех сторон, чтобы убедиться, что его не задело. – Какого хрена ты вообще полез?!. – Такого хрена, жидок! Да повернись ты, спину осмотрю… Ага, чисто. Они еще какое-то время переругивались, потом выбрались из оврага и уселись прямо на землю. – Только такой идиот, как ты, мог додуматься брать с собой термос, – проворчал Офидиан, чувствуя, как внутренний мандраж медленно стихает. – Что-то я не припомню, чтобы ты сильно возмущался, когда выхлебал почти весь чай, – беззлобно огрызнулся Гнойный, пряча небольшой опустевший термос в рюкзак. – Больше чтобы никакого геройства, – негромко произнес он, когда они приблизились к выходу из Зоны. – Понял, Мирон? – Понял. Ты тоже сначала думай, а уж потом делай. Идет… Слава?***
– Какой-то фристайл пиздежа, тебе так не кажется? – шепчет ему на ухо Слава. Достаточно громко, чтобы заказчик, сидящий напротив них, услышал. Мирон плотнее сжимает губы, не позволяя и тени улыбки скользнуть по лицу. Сколько раз обещал себе не брать Славу на переговоры с заказчиками, так опять повелся на его разглагольствования: «Ну Мирон, я буду нем, как рыба! Ни словечка не слетит с моих губ. Я же тот еще молчун!». Молчун, ага. – В общем, – невежливо прерывает Слава бородатого борова, который абсолютно неубедительно вещает что-то про всякую мелочевку и – боже-боже! – «Золотой Шар», местонахождение которого, якобы, стало известно, и теперь дело осталось за малым – вынести самый легендарный артефакт с территории Зоны, – мы вынуждены Вам отказать, господин Зебе, – он коверкает имя заказчика и хмыкает глумливо, когда лицо напротив перекашивает от бешенства. – Хотя это было бы интересно, да, Мирош? Они выходят из «Семнашки», оставив ни с чем пышущего бессильной злобой Забэ. – Такой большой, а веришь в сказки, Слава. Хотя, тут же думает Мирон, чем бы дитя ни тешилось... Ему вот нравится утешать себя мыслью, что он мудрее Славы, поэтому не обращает внимания на балагурство последнего и с поистине царской невозмутимостью воспринимает все вариации своего имени, которые Слава не устает выдумывать снова и снова. – Найти «Золотой Шар» было бы круто, – продолжает рассуждать Слава, когда они неспешно бредут в сторону дома. Фонари тускло освещают брусчатку, а звуки шагов отчетливо слышны на улочке, погруженной в полуночный сон. – Искать то, что существует только в легендах и местных байках – такое себе занятие, знаешь ли, – нравоучительно вещает Мирон. – Дело, конечно, не в том, что мы с тобой не смогли бы его найти, а в том, что… Оно нам не надо, знаешь?.. – неуверенно заканчивает он. Верить россказням – дело неблагодарное. Особенно тем, которые касаются Зоны. Там концов не найдешь. «Золотой Шар», исполняющий самое сокровенное желание, требует за это жертву – человеческую жизнь. У Мирона в этой жизни есть только коварная, непредсказуемая Зона. И один хитрожопый, не менее непредсказуемый напарник. И больше никого, с кем бы Офидиан рискнул сунуться в Зону, кому доверил бы спину. – Это точно, Мироша, – соглашается Слава, никак не показывая, что услышал то, что нужно было услышать. – И вообще, у нас есть дела поважнее. Помнишь, я в прошлую вылазку заприметил несколько «браслетов»? Надо бы их захватить в этот раз, не пропадать же добру. У Славы в жизни есть только Зона, а так, в целом, – ни черта за душою. Зона, целое ничего и одна сокровенная мечта, которая каким-то чудом сбылась и без «Золотого Шара». Что ему еще желать?***
– Вот как ты думаешь, – прерывает молчание Гнойный, когда они продвигаются к тому месту, где в прошлый раз он видел «браслеты», – что может быть важнее благополучной вылазки? – Иметь напарника, который не задает глупых вопросов? – с наигранной грустью озвучивает свое предположение Офидиан, бросая на долговязую фигуру насмешливый взгляд. – Мне именно такой попался, вот я фартовый, да? – фыркает Гнойный, довольно усмехаясь. И продолжает, не дожидаясь ответа, – ладно, я пошел. Ты смотри. Мирон молча кивает, ничем не выдавая то внутреннее напряжение, что охватывает его, стоит только Славе сделать первый шаг по непримятой траве. Это вдруг кажется ему очень важным. Самым важным – смотреть, не отрываясь, вслед Славе. Будто так он сможет уберечь везучего и живучего, как черт, Гнойного от любых бед. Будто единственное, что хранит Славу от «ловушек», стережет его – это пристальный взгляд, прицельно направленный на вихрастую макушку. Слава, привычно кидая гайку перед собой, спокойно улыбается. Он знает, что пока его затылок горит под цепким взором воспаленных, уставших глаз – с ним ничего не случится. Зона не решится. Мирон не допустит.