***
– А потом р-р-раз! И он побежден! – лязгнуло лезвие, и раздался глухой удар: плотно набитый соломой шар упал и покатился по земле. – Какая скорость, о, герой! – чуть насмешливо произнес невысокий щуплый юноша, перелистывая пожелтевшую от времени страницу. – К дракону на зуб ты попадешь хорошо поджаренным. – Ему меня не достать! – Слава закрутился на месте, как волчок, размахивая не очень длинным мечом. Сделал резкий выпад и проткнул обезглавленное чучело насквозь. – Смотри, прямо в сердце! – Ага, – Мирон, не мигая, уставился на потрепанный мешок, из которого то тут, то там торчали пучки сена, – если дракон будет размером с самого хилого теленка и будет привязан к шесту, то ему с тобой, конечно же, не сравниться. – Ты лучше не отвлекайся, – Слава насупился и обиженно зыркнул в сторону друга, – продолжай читать свои книжки. Когда я стану великим рыцарем-победителем, позволю тебе записывать легенды, слагаемые в мою честь. Мирон, успевший вернуться к чтению, поднял голову и широко распахнутыми глазами уставился на Славу, который гордо стоял посреди двора и представлял себя в лучах людской любви и благодарности за совершенный подвиг. Посмотрел, посмотрел да расхохотался заливисто. – Легенды... ахахаха... во славу Славе хаха... скажешь тоже! – Смейся сколько угодно! – выкрикнул оскорбленный до глубины своей тонкой, ранимой души, Слава. – Ты еще увидишь, каким смелым и непобедимым рыцарем я стану! Самым первым узнаешь о совершенном мной подвиге! Мирон, утерев навернувшиеся от смеха слезы, вновь пристально уставился на него. Прозрачными чуть печальными глазами заглядывал как обычно – вглубь. Слава был совсем несмышленышем, когда они с Мироном познакомились. Носился со своими верными друзьями по дворам, размахивал палкой-мечом, голосил во все горло, что вот вырастет и непременно станет рыцарем и победит вековое зло. То самое, живущее – согласно преданиям – в древнем замке, укрытым за дремучим лесом, на самой опушке которого и расположилась их небольшая деревушка, отрезанная от остального мира непролазными соснами и елями, попирающими куполообразное небо. Мирон отличался от них. Был тихим ребенком, сосредоточенным на чем-то, что происходило внутри его души-загадки. Постигший с раннего детства науку, сидел над книжками, впитывал в себя легенды и предания, передающиеся от поколения к поколению. Возможно, любовь к сказаниям и объединила их со Славой. Мирон был кладезем различных историй: начиная от поверья о русалке, живущей на глубине озера, затерянного в чаще леса, и заканчивая легендой о том самом зле, что нависло над их селением – непобедимом драконе, держащем в страхе не одно поколение людей. Немало мужей сгинуло в бесплодных попытках добраться до замка и убить чудовище, не дающее людям мирной жизни. Слава, за годы их дружбы заметно подросший и возмужавший, в душе остался все тем же мальчишкой, что верил в духов леса, и в то, что только ему на роду написано добраться до конечного пункта и оставить свое имя в памяти предков. – Пообещал, – без тени улыбки произнес Мирон, вперив серьезный неподвижный взгляд в друга, – с тебя – подвиг, с меня – память. – Идет, – не менее серьезно кивнул Слава и протянул руку. Они скрепили договор рукопожатием. – А зачем тебе убивать дракона? – вдруг спросил Мирон, когда Слава сосредоточенно затачивал лезвие своего меча. – Как зачем? – с искренним удивлением посмотрел на него Слава. – Ты же лучше меня знаешь все эти истории про разоренные и выжженные земли, про людские страдания, про потери. Я смогу избавить нас от этого. Не бойся. – Я и не боюсь. – Дернул плечом Мирон, плотнее запахивая меховой полушубок. Он всегда был мерзлявым. Кутался в многослойные одежды, часто покрывал безволосую голову, сверкая гипнотическими глазами из-под глубоких темных впадин. Да и сам был малоподвижным, неторопливым. Осенью и зимой ходил чуть сонный, будто в спячку готовился впасть. Слава наоборот зимой креп, набирался сил и опыта. Шутил, что они с Мироном вроде как медведи, но Мирон какой-то неправильный медведь. Он был кем-то другим, но кем именно – Слава не видел. – Только бы твой дракон не оказался химерой, – негромко произнес Мирон, точно зная, что Слава, пребывая в своих мечтах и грезах, его не услышит. А ветра становились все холоднее, гнали с запада тучи, затягивающие небо непроглядным свинцом. Слава ушел, стоило только минуть двадцать седьмой зиме. Облачился в доспехи, подхватил меч, привычно легший в огрубевшую, мозолистую ладонь, попрощался с матерью и друзьями. С Мироном не смог. Глядел издали на небольшой покосившийся и потемневший от времени домишко, стоящий на самом краю опушки, в тени, отбрасываемой плотно сплетенными ветвями. Все думал, что же сказать Мирону, и что тот ответит, какое напутствие даст. Так и не нашел в себе сил попрощаться, ушел, вспоминая их последний разговор. – Будь храбр и смел, – говорил Мирон, крепко сжав пальцы на меховом воротнике, пряча лицо от все усиливающегося ветра. – И помни о данном тобой обещании. Впереди ждал длинный извилистый путь. Слава, выбиваясь из сил, и порой почти теряя всякую веру, помнил о том, что дал Мирону слово, и непременно должен сдержать его. На исходе осени, когда первые снега покрыли землю белым саваном, перед Славой распахнулись двери замка.***
– Ты что тут делаешь? – непослушными губами прохрипел Слава, не веря собственным глазам. Они часто его обманывали. И еще чаще не видели очевидных вещей, которые лежали на поверхности, которые просили, чтобы их заметили, разглядели. Мирон, неспешно покинув тень колонны, вышел под белесый, тусклый свет, льющийся из высокого стрельчатого окна. – Ждал рыцаря, как и велено в легендах. Остановился рядом со Славой, не изменившись в лице, когда тот отшатнулся от него, как от прокаженного. Лишь зябко поежился и поднял глаза к потолку. – Тому, первому, – Мирон едва заметно мотнул головой в сторону фрески, – пытался объяснить, что к чему. Наверное, выглядело так, будто лекцию читаю. Следующего пытался как-то... подбодрить, а то он малость потерянный пошел на дракона. Последнего пришлось мотивировать. Тебе уж, надеюсь, мотивация не нужна? Он покосился на замершего рыцаря. – Ну, что же ты? – тихо спросил Мирон. – Вот он я – дракон. Ты ведь так долго этого хотел, так ждал, стремился. Давай же. – Это не смешно, Мирон, – вдруг звенящим голосом сказал, как припечатал, Слава, – ты не можешь быть драконом. Я не верю. – Слава, Слава, – Мирон усмехнулся, вот только глаза остались серьезными, – ты бойкий, но... ты не рыцарь, Слава. И никогда им не был. Говорил же, надо было податься в менестрели. – Не можешь ты быть драконом, – упрямо замотал головой Слава, избегая чужого взгляда. – Это... ты же всегда был рядом! Ты... – Верно, был. И кто учил тебя всему? Кто рассказывал истории, делился мудростью? И разве дракон хоть раз напал на твою деревню? Подумай же, Слава, – настойчиво прошипел Мирон, медленно надвигаясь на него, зло сверкая глазами, – ты всегда был глух к моим увещеваниям! Я ведь предупреждал, что не нужно тебе идти сюда, не нужно убивать дракона, а ты – вместо того, чтобы довериться, прислушаться – всю свою жизнь положил на это, все на кон поставил ради одной битвы! Битвы с драконом, которого много лет уже никто не видел, о величии которого принято лишь говорить. Что у тебя есть кроме слов о нем? Ничего. И ты, цепляясь за эти крохи, слепил для себя образ, собрал по крупицам, поверил в него. Пришел сразиться с драконом? Победить? Давай же. Вот только... кто ты без дракона, Слава? Ты же просто пустой. Забери у тебя твою нелепую цель, и ты останешься ни с чем. Ни черта за душою. Мне жаль ее. – Замолчи, Мирон, – процедил сквозь крепко сжатые зубы Слава. Он, низко опустив голову, внимательно слушал. Знал в глубине своей и правда пустой души, что Мирон не лжет. Так все и было: Слава жил мыслями о драконе, всю сознательную жизнь готовился к встрече с ним и... и не оправдал ожиданий. Не соответствовал роли рыцаря. Мирон внимательно следил за тем, как темнеет Славино лицо, становится отрешенным, замкнутым. Все силы бросил на то, чтобы довести игру до конца, заставить Славу поверить, заставить отказаться от безумной задумки. Хмыкнул высокомерно, поймав чужой загнанный взгляд, и неторопливо направился к выходу из зала. – Уходи, Слава. Уходи, пока отпускаю, – обронил небрежно, – возвращайся домой. – Прости. Мирон, обернувшись, вопросительно вскинул бровь. – Мне жаль. – Негромко произнес рыцарь. – Жаль, что разочаровал тебя, не оправдал ожиданий. Мне так жаль. – Ты... Договорить Мирон не успел. Склонил голову вбок, еще больше став похожим на любопытного змея или ящерицу, и обмяк. – Мне жаль, – еле ворочая языком, прошептал Слава, содрогаясь от ощущения теплой крови на руках. – Мне очень-очень жаль, но я должен был. Ты же понимаешь?.. Мирон, запрокинув голову, следил неподвижным взглядом. Смотрел не вглубь, а сквозь. – Должен… был… понимаешь ведь… – он прятал глаза, но от удивленного выражения, застывшего на бескровном лице, скрыться не получалось.***
Он дождался дракона. Настоящего. Именно такого, каким чудовище и представало в сказках и легендах. В памяти рыцаря мелькали какие-то обрывки, почти забытые и похороненные воспоминания. Будто когда-то давным-давно был кто-то, кто пытался остановить его, удержать от ошибки, вопреки судьбе помочь избежать неотвратимого. Словно кто-то, зная всю правду, с помощью лжи, ценой собственной жизни пытался спасти его, уберечь. Слава, вскинув голову, пригляделся к изображению и мрачно усмехнулся. На потолке появилась новая фреска: рыцарь побеждает дракона. Тогда – твердой рукой занося меч над драконьим сердцем – рыцарь еще не знал, что победивший дракона, сам становится драконом.