Вечное солнце мертвых

      Мирон устал. Еле дотащился до двери. Замерзшими пальцами, отдавленными ручками пакетов, неловко нащупал ключи, которые тут же умудрился уронить на не особо чистый коврик. Пошуршал пакетами, ругаясь сквозь зубы и усиленно потея в зимней куртке, погремел связкой и открыл дверь. Ввалился в темную прихожую и со вздохом облегчения выпустил из рук свою ношу. Подарки и деликатесы к праздничному столу были куплены в последний момент, а значит, чуть ли не отвоеваны с боем у других любителей торжества, толпящихся кучами у касс супермаркетов.        Мирон приземлился на пуфик, усиленно борясь с желанием рухнуть на пол рядом с пакетами, стянул куртку и ботинки, щелкнул выключателем и замер, когда на глаза попался диктофон, сиротливо приютившийся на полочке для ключей и всякой мелочевки.        Когда он уходил из дома с утра, никакого диктофона совершенно точно тут не было, а значит... Мирон расплылся в глупой улыбке.        Они со Славой даже толком попрощаться не успели до отлета последнего в Хабару. «Буду в этом году примерным крошкой-сыночком – встречу с родственниками», – пояснил Карелин, изо всех сил стараясь скрыть беспокойство: как тут Мирон Янович и без него? У самого Мирона вместе с последними часами уходящего года вовсю пылали дедлайны и не требовали отлагательств важные СЕО-шные дела. В общем, сумбурно как-то вышло. Попрощались с Карелиным скомкано, торопливо, договорившись созвониться-списаться в течение дня, подарки вообще как-то забылись в суете.        Мирон взял диктофон. Повертел в успевших отогреться руках и нажал на кнопку воспроизведения, с замиранием сердца вслушиваясь в тихое шипение. – П-и-и-и-п! Мирон, я тебе вообще кто?.. – Гнойный, – выдохнул Окси, услышав первые слова, прикрыл глаза рукой и рассмеялся.  – Я – весельчак-балагур, поэтому предлагаю сыграть в игру, – продолжил бодро вещать чуть смазанный на записи голос, – но не в ту, где участникам разрывает хлебальники, а в самую что ни на есть новогоднюю. Сейчас ты, следуя моим инструкциям, пойдешь по выложенной заранее тропе. Запись будешь включать по мере достижения контрольных точек. Все ясно? – Мирон быстро кивнул, будто Слава мог его видеть. – Отлично. Вперед и с битами новой школы!               Мирон остановил запись и приблизился к дверному проему, ведущему в коридор. Пригляделся и то ли хмыкнул, то ли фыркнул: на полу была выложена цепочка из кусочков мыла.  – Карелин, – покачал головой Мирон, – ты просто... слов нет.        Послушно прошел по «тропе», которая вела в ванную. Зашел, включил свет и уставился на полку, на которой были ровненько выставлены баночки-скляночки.  – Та-а-ак, – протянул Мирон и включил запись. – П-и-и-и-п! Да блять! – на заднем фоне что-то прогрохотало. – Уронил часть твоего подарка, – тут же пояснил Славин голос. – В общем, я не смог удержаться от подъебки, ты же понимаешь, Мироша. «Арктическая свежесть» не только в состоянии заморозить жопу тюленя, но и, если верить рекламе, – все девы будут твои, стоит им только почуять сей пленительный аромат! Ну-ка, зацени своим арийским шнобелем!        Мирон, поджав губы, чтобы не дать вырваться чуть истеричному смеху, приблизился к полке, аккуратно обходя кусочки мыла на полу, и взял шампунь в руки. Открыл, нюхнул, поморщился, закрыл. Все те же манипуляции проделал с бальзамом для волос, укрепляющей маской, способствующей росту шевелюры, с гелем для душа и тонизирующим скрабом.  – Охуенный подгон, Слава, – пробормотал он, даже не задаваясь вопросом, почему говорит сам с собой, – это же именно то, о чем я мечтал! И как ты только угадал с подарком?  – Ну че, как оно, Мироша? А, забыл! П-и-и-и-п! Можно я не буду делать так каждый раз, ладно? Если вдруг ты решишь использовать мои голосовые в качестве интерлюдии к своему следующему концептуальному альбому, то трех «пип» будет вполне достаточно, да? В общем, надеюсь, набор для омовений тебе пришелся по душе, а теперь время двигаться к следующему пункту!        – Что же это? – вновь раздался радостный голос, стоило Мирону зайти в кухню. – Правильно! Я взял твой тиа и я его дринк. – И Мирон не знал, от чего его передернуло больше: от нарочно исковерканного произношения или от переделанной строчки очередного шедевра новой школы. – В общем, пей чаек, вкушай сладости, не нервничай. А то у тебя от нервов волосы поредели, но мы и тут все предусмотрели! О, это рифма, Мироша! Да я у тебя пОэт!  – Слава, – простонал Мирон, – ты у меня беременная цапля с весьма специфичным чувством юмора.         – И еще разочек: «П-и-и-и-п!». Ну что, как сходил на кухню? – Мирон закатил глаза. Он не сомневался, что Слава помнит каждое слово, сказанное в «Горгороде». Хоть среди ночи Карелина разбуди, он без запинки процитирует любой трек. – Остались последние шаги до главного подарка этого вечера! Давай же, Мироша, он ждет тебя.        Запись остановилась, и Мирон подошел к елке, которую, кстати говоря, его убедил поставить Слава. Украшение Карелин тоже взял на себя. На верхушке сияла не звезда, а «я специально твой лик светлый распечатал, Оксанка! Будешь своим талантом и лысиной освещать все вокруг!».        Мирон обошел елку и под одной из веток увидел нечто. Поглядел на по-уебански упакованный подарок и рассмеялся.        Сел прямо на пол, оглядывая упаковку со всех сторон. На скотч Слава, конечно, не поскупился. Замотал на совесть, чтобы со всех сторон было заклеено, да побольше, побольше! Сверху бантик цветастый умудрился примостить, даже почти не помял, даже выбрал, чтобы с подарочной бумагой сочеталось! Старался ведь, подбирал, подумалось Мирону с нежностью. Он аккуратно поднял сверток, стараясь не помять бумагу еще больше, нащупал какую-то шероховатость и осторожно перевернул кулек. То, что по задумке Славы представляло собой заднюю часть, было оформлено «хэнд-мейд». В общем, как понял Мирон, Славе элементарно не хватило упаковочной бумаги, поэтому он просто нарисовал похожий незамысловатый узор на альбомном листе и приклеил его, как заплатку. В смекалке и находчивости Карелину, конечно, было не отказать.        Мирон сначала честно пытался аккуратно распаковать все, но поняв бессмысленность своих попыток, разорвал бумагу и с нетерпением принялся разглядывать подарок.        Носки, ну конечно же носки. Слава не был бы Славой, если бы хоть в один праздник оставил Мирона без носков. Носки с голубями. Мирон бровь, конечно, вздернул, дабы выразить эмоции, обуревавшие его при виде данного великолепия, но носки натянул и быстро сделал фото, чтобы позже отправить Карелину.        Кроме носков в подарке нашлись: свитер с трахающимися оленями, который Мирон поклялся никогда никому не показывать; подштанники, тоже с оленями, но, к счастью, то были вполне себе обычные животные, ведущие себя порядочно; шапочка с помпоном и нечто длинное кривое-косое, на что нельзя было взглянуть без слез. Мирон идентифицировал это как шарф. Самый неказистенький шарф, какой ему только приходилось видеть. Но он тут же намотал его на шею. Мирон представил, как Слава, пыхнув бошками, включив какой-нибудь ненапряжный рэпчик, сидел и старательно вязал для него шарф. Пыжился, матерился, терял петли, но продолжал вязать. – Слава, Слава, – Мирон не так уж часто наблюдал за собой слезливость. – Мой бойкий и ласковый Слава.        Уткнулся носом в теплую мягкую пряжу, хотел уже было позвонить Карелину, но тут заприметил небольшой конверт. Торопливо вскрыл его и забегал глазами по строчкам, написанным знакомым почерком.       «Мироша, Новый год мчится к тебе на всех порах. Твоей страшной верной подруги Сонечки сейчас нет рядом, но ее любящее сердечко всегда с тобой. В подарке то, что согреет тебя зимними одинокими вечерами. Я знаю, что свитер ты откажешься носить, но посмотрим, что ты скажешь, когда увидишь, что у меня точно такой же. ОНИ ПАРНЫЕ! АНТИХАЙП!       Шарф обязательно надевай, обещают холодно.       P.S. А, и еще, мне там, в общем, бумаги немного не хватило, но я вроде бы неплохо выпутался из столь прискорбной ситуации, да?»       И ниже размашисто – вместо подписи – три заглавных буквы «Х».