Мусоропровод

На руках у Луффи было много странных ран, чем-то похожих на язвы, но подсохших и ярких. Сначала они начали появляться на пальцах и сперва кровоточили; он лепил поверх пластыри, которые через минут тридцать становились испачканные кровью, редко менял их, из-за чего фаланги иногда делались грязно-бардовыми, потом пытался бинтовать. Бинт не решал проблему, но вскоре раны вроде бы стали потихоньку затягиваться. Заживали долго, выглядели, как коррозия на старой монетке, а после исчезновения оставляли неровный уродливый шрам в виде маленького круга. Луффи объяснил появление ран встречей со своим соулмейтом. Соулмейта Луффи никто никогда в глаза не видел, но все уже взаимно возненавидели этого ублюдка за причиненную Монки боль. Сначала раны на руках напрямую не связывали с соулмейтом Луффи, но чем чаще парень ходил к внезапно отыскавшемуся партнеру, тем больше становилось на его коже повреждений. Санджи сказал, что это ожоги. Как заядлый курильщик, немало повидавший в своей жизни, он умел без проблем отличать обычные ожоги от ожогов сигареты. Луффи был покрыт как раз последними. Когда закатывали рукава его рубашки, Монки не сопротивлялся. Его взгляд отражал немного раздражения, но на друзей он старался не смотреть, пока они, свистяще втягивая сквозь зубы воздух и разглядывая новый десяток ран, лезли дальше ему под одежду. Он позволил только расстегнуть пару пуговиц, обнажив два небольших пореза, заклеенных пластырями крест на крест, и несколько засосов, больше похожих на синяки от ударов. Оправдывать соулмейта и оправдываться сам Луффи, конечно же, не собирался. - Я искренне не понимаю этот идиотизм! - сокрушалась Нами, расхаживая перед мрачным Луффи взад-вперед. - Чтоб тебе было хорошо, твоему партнеру достаточно сделать хорошо себе. У вас одна волна ощущения удовольствия, зачем он тебя калечит?! Это болезнь такая?! - Ты не поймешь, если я попробую объяснить, - ответил ей Луффи, не желая обсуждать неприятную для него тему дальше. Возможно, в его взгляде было что-то такое, что заставило Нами уступить, и она лишь тяжело вздохнула. Луффи не мог сказать, что ему абсолютно точно нравилось то, что происходило между ним и его соулмейтом, но это внезапно свалившееся на них "что-то" делало их особенными. Мир был так устроен, что, где бы ты ни был, ты всегда разделишь со своим партнером удовольствие, при условии, что вы, конечно, уже встретились. Иногда соулы проходили мимо друг друга в метро, и если один ощущал возбуждение, второй тут же чувствовал отклик в своем организме. Что хуже было, он даже не имел представление, где и когда встретил пару. Это, безусловно, один из самых дебильных законов мира, но Луффи повезло еще меньше, чем этим людям. Все началось с того, что своего соулмейта он встретил совсем неожиданно. Луффи шел позавтракать в кафе, находящееся на первом этаже двухэтажного жилого здания. Над кафе располагался балкон, перила которого были сделаны в форме витиеватой цветочной решетки. На улице термометр показывал минус десять, а небо грозило вот-вот обрушить на город снег. Давно пора, ведь на пятки наступал декабрь. В подобную погоду ни один человек не стал бы пренебрегать теплой одеждой, но Луффи все-таки решил не относить к этой категории стоящего на балконе парня. Парень, довольно худой и с виду чертовски невыспавшийся, скучающе смотрел вниз, облокотившись о перегородку перил. Босой, стоящий на холодном цементе, в одних широких спортивных штанах, без кофты и даже без футболки. Луффи было холодно смотреть на него, но через какое-то время он понял, что ощущает странный жар в теле. Парень на балконе лениво стряхнул на голову Монки пепел от сигареты, который тут же подхватил ветер, и глубоко затянулся. Ему определенно было некомфортно, и он едва-едва шевелил рукой, поднося никотиновую отраву к губам. Луффи мог бы раздеться прямо под балконом, потому что с каждой секундой градус тепла его тела рос. И не только градус. Резко развернувшись, Луффи потопал в том направлении, откуда пришел, провожаемый безэмоциональными глазами. Уже дома, анализируя раз за разом произошедшее, Монки понял, что нашел своего соулмейта. В следующий раз к тому двухэтажному зданию Луффи пришел с более кардинальной целью. Он без проблем вычислил квартиру парня и поднялся к нему на этаж, долго стучал в старую винтажную дверь с облупившейся краской, вдавливал кнопку звонка, слушая, как надрывно звучит трель по ту сторону. Под его ногами входной коврик, изрядно стертый в середине, любезно предлагал проваливать куда подальше фразой "вам тут не рады", и Луффи подумал, что коврик чертовски прав. Но через какое-то время за дверью послышались шаги, раздался щелчок отпирающегося замка, и на пороге возник хозяин квартиры. Луффи шумно вздохнул, подумав, что, по всей видимости, имеет достаточно херовое зрение, если в тот раз не увидел, как выглядит его соулмейт. А выглядел он как греческий бог. Потом соулмейт, коротко представившись, предложил приступить сразу к делу. Без чая, без объяснений, чтоб не тратить время друг друга, но, сколько бы Луффи не смотрел на Ло, развалившегося напротив в кресле, как король на троне, закинувшего одну из ног на подлокотник и неторопливо мастурбировавшего, он ничего не чувствовал. Возбуждение было только от самого зрелища. Луффи не ощущал того, что ощущал Трафальгар, и это вызывало досаду. В прошлый раз произошло совсем иначе. Ло не выглядел человеком, настроенным дрочить в ожидании небесной манны, и надеждами он себя не тешил. Рукой, сжимающей фильтр сигареты, он указал на дверь и без слов продолжил свое занятие. Луффи поджал губы, наблюдая, как щурится Ло от сигаретного дыма, и все выглядело вполне будничным, почти домашним, хотя и до смерти абсурдным. Левая ладонь Ло была покрыта коркой и рубцами - он так часто тушил о нее сигареты, что она потеряла чувствительность. На запястье, где под кожей ближе всего располагались вены, было два новых ожога - Трафальгар расширял территорию, к которой прикладывал окурки. Он поднес недокуренную сигарету к руке и в этот раз, намереваясь потушить ее сейчас и докурить потом, чтоб она не мешала заниматься самоудовлетворением, и Луффи захотел остановить его. К сожалению, указывать почти незнакомому человеку, особенно когда это не твой соулмейт, что ему делать, считалось, мягко говоря, грубым. Тлеющий кончик соприкоснулся со смуглой кожей, и Луффи скользнул взглядом по лицу парня - никаких эмоций. Уголок губы Ло слегка дернулся, когда он вдавил сигарету сильнее. Что-то вроде импульса прошлось у Монки по позвоночнику, и, пока Ло сосредоточенно разглядывал пульсирующую болью рану, у Луффи от возбуждения онемели мышцы и образовался стояк. Когда Ло это заметил, то ненадолго растерялся. Его брови приподнялись в немом вопросе, потом он перевел взгляд на свою руку, взял зажигалку и, выбив искру колесиком, поднес небольшой огонек к пальцам. Пламя лизнуло их, кожа моментально покраснела, а Трафальгар, ощущая острую боль, наблюдал за Монки. То, что с ним происходило, было невероятно: он сполз на диване, вцепился в обивку и шумно дышал, попеременно облизывая то верхнюю, то нижнюю губу. На коже выступил пот и в глазах появился нездоровый блеск, и если бы Ло не знал, в чем дело, он бы подумал, что его гость принял пару таблеток афродизиака. Все произошедшее заняло несколько секунд. Трафальгар одернул руку, потому что был не в состоянии игнорировать стреляющие болью нервные окончания, и криво ухмыльнулся. Что ж, похоже они действительно друг друга нашли. То, за что друзья Луффи так сильно ненавидели Ло, было для них единственным способом чувствовать. Монки не знал, то ли природа пошутила, то ли они не соулмейты, а черти что, то ли проблема была иная, но именно так, как прочие люди, удовольствие они не чувствовали. Просто секс без взаимообмена эмоциями - для многих несоулов тоже прекрасная альтернатива, но когда ты испытываешь сразу две эйфории, и кто-то благодаря тебе ощущает то же самое - куда лучше всяких прочих альтернатив. У Ло и Луффи не было возможности выбрать из зол меньшее, потому что все, что они имели - глухую стену вместо положенной нормальной связи. По крайней мере так было с точки зрения природы. Но когда единственная сигарета создает целый мост восприятия, игнорируя все законы вселенной, природа терпит сокрушительное поражение. У них есть способ касаться всех ментальных уровней, но он только для смелых, и именно поэтому Луффи был готов протянуть руки к Ло ради первых и очень болезненных ожогов. Сладких ожогов. Остающихся в памяти до самой смерти. Причинение боли друг другу для них действовало аналогично разделенному удовольствию. Когда Луффи испытывал боль, то Ло было хорошо, и наоборот. В данном случае Трафальгар не мог удерживать планку на достаточном уровне, не видел золотой середины, часто перегибал, может даже намеренно, отсюда и взялась россыпь опасных огненных поцелуев на коже, но в ответ на своих руках он оставлял следов не меньше ни на единицу. От вспышек удовольствия, которые зарядами расходились после по нервам, когда кому-то из них было больно, оба не шептали и не вскрикивали, а громко стонали в голос, вообще не стесняясь ни соседей, ни прохожих, ни случайных гостей, зашедших потому что дверь открыта. Их первый раз мало походил на более менее адекватный секс, если намеренное игнорирование полноценной растяжки и изодраную в мясо спину вообще у кого-то язык поворачивался назвать сексом. У них не было даже отношений, чтоб разделять какие-то интересы или готовить вместе завтрак. Они могли случайно встретиться на улице и без лишних слов где-нибудь вдвоем потеряться; Ло иногда в парке читал для Луффи отрывки из книг с предельно странным содержанием, а после они слушали уличного музыканта-нищеброда или болезненно целовались где-то в переулке, кусая друг друга так, что потом до губ невозможно было дотронуться. Если они не были вместе, Ло иногда игрался: он звонил Луффи, молча выдыхая дым в трубку, а потом тушил сигарету о шею или язык, слушая, как Монки на той стороне моментально ловит сигнал и млеет от накатывающих ощущений. Их никто не понимал. Но Луффи не сказал бы, что тут есть что понимать. Это можно было бы назвать фетишем, если б не прочная связь, обязывающая их делать друг другу больно. Друзьям было невозможно объяснить столь элементарные вещи, поэтому он просто натягивал одежду подлиннее, скрывая сначала ожоги, потом засосы, после следы от костяшек, а еще погодя - от плети и порезов ножа; и через какое-то время - две синие полосы на шее от веревки. Никто это бы не принял. Если б Луффи сказал, что ему это нравится, его сочли бы отбитым. Вроде как подобные ему и Ло люди лечились в специальных лечебницах, но примеров удачного исцеления врачи свету не предоставили. Луффи нравилось знать, что между ним и Ло есть связь глубже, чем между прочими людьми, потому что она проходила прямиком через боль. Ло вслух никогда не говорил о том, что он думал, но иногда в его взгляде проскальзывала солидарность. Это не просто материализовывало между ними крепкую алую нить или даже титанический трос, это привязывало, приковывало их друг к другу, сшивало в местах соприкосновения всех жизненно важных органов на душевном уровне. Их пара была ошибкой в коде, каким-то нелепым, но очень страшным игровым багом, дефектом, образовавшимся под ладонями богини-природы намеренно или случайно, но в мире ничего не делалось просто так. Иногда Луффи думал над тем, что если бы Ло не был бы его соулмейтом, то у него не было бы соулмейта вообще. Пары, подходящие друг другу на уровне восприятия, так или иначе влюблялись друг в друга и были схожи ровно настолько, чтоб жить долго и счастливо до конца дней. Монки еще не встречал людей, полностью вливающихся в его жизнь абсолютно в любой сфере, и он был уверен, что Ло испытывал аналогичные затруднения. Натянуть между ним и Трафальгаром неразрывную невидимую паутину, как у прочих соулмейтов, но только кривую, будто бы сплетеную черной паучихой под кофеином или мескалином, Луффи считал самым верным решением вселенной. Да, они были с Ло немного не в своем рассудке, предпочитали БДСМ романтике, тушили друг о друга сигареты, вместо лампового совместного проживания встречались пять раз в неделю, и после каждой встречи засыпали в постели среди окурков, разбитого стекла, пятен крови и использованных гондонов. Едва ли на планете найдется еще парочка таких же дефектных лузеров, над которыми пошутила судьба. Да, кроме ошибки в восприятии друг друга, так уж исторически сложилось, они родились еще и без инстинкта самосохранения и хотя бы малой толики здравого смысла. Но их это вполне устраивало, и мнение остального мира могло слиться в сортире, пока они разрисовывали себе кожу нестираемыми отметинами и заставляли кровать протяжно скрипеть. С точки зрения науки, конечно, это было уродство, это требовало лечения, но Ло, размышляя о подобных вещах, всегда нехорошо усмехался. Если охватывать все общество правильных и адекватных людей, больных каким-то тупыми и совершенно беспонтовыми вещами, они, дефектные и с рождения покалеченные, были чуть ли не самыми нормальными в галактике. И пусть хоть кто-то скажет, что это не так.