Мусоропровод

Колесико зажигалки не сразу выбило искры. Я крутил его онемевшим пальцем, пытаясь зажечь огонь, второй рукой загораживая сигарету от ветра. Пламя сверкнуло оранжевым с шестой попытки и тут же моментально погасло. Мне потребовалось еще секунд двадцать, чтоб наконец сделать первую затяжку. Пытаться прикурить на открытой местности, обдуваемой со всех сторон, было не самой удачной из моих идей. Передо мной был старый дом лесника. Давно заброшенный и перекошенный, но, когда я его обследовал в первый раз (это было еще летом), то обнаружил, что он весьма неплох изнутри. Дом находился вдали от цивилизации, практически в самом сердце тайги, был полностью обставленный и оснащенный генератором электричества, работающем на дровах. Дом оказался не заперт и не тронут, а вещи в нем выглядели так, будто бы хозяин просто вышел однажды утром по своим делам, перед этим наколов вязанку дров и оставив топор в дубовой стене. Вышел и не вернулся назад. Несмотря на типичную для тайги растительность, от ветра не спасали ни хвойные деревья, ни высокие снежные барханы, образованные ветром и отшлифованные им же. Я думаю, этот несчастный мужик вышел в метель и замерз насмерть, тоже сидя жопой на каком-нибудь кусте и пытаясь прикурить, прямо как я. Нас друг от друга отличало то, что я пока что был еще жив. Найти дорогу до этого дома и летом, и зимой оказалось куда проще, чем я думал. Наверное потому что я здесь уже бывал, но зимой, особенно в дикий буран, шанс опускается в ноль, а после вообще приобретает минусовое значение. Тем не менее, я оказался в состоянии трижды сделать это в последнем месяце уходящего года просто ради фана, пока, наконец, не дожил до момента, когда и дом, и тайга, и метель стали видеться мне совсем в другом свете. Мне пригодилась и моя социофобия, и штоковая лопата, и генератор, и гирлянды, которые я с собой притащил. Теперь я любовался тем, как среди бешеного вихря мелких колких снежинок лесничий дом (вернее, уже теперь мой дом) тремя мерцающими цветами светится в уходящем дне. С одной стороны его замело по крышу, но это смотрелось даже интереснее. Дом, как маяк, мог бы притянуть к себе чудо в безлюдной и холодной тайге. Чуть ранее, пока тайга была еще спокойна, я не поленился выбрать елку. Не эти голые ели, которые продают в городах, облезлые и несуразные, а именно елку, пушистую, с шишками, припорошенную снегом и пропахшую смолой. Не очень большую, чтоб можно было затащить в дом. Я никогда не жил в лесу, да и в деревне тоже не жил, но почти сразу разобрался, как пользоваться топором, с какой силой рубить и что надевать, чтоб через пять минут не умереть от жары. Утром было морозно и солнечно, я долго пялился на свисающие сосульки с крыши дома, прежде чем растопить чертову печь и поставить елку. Конечно, сперва я чуть себя не сжег - я никогда не растапливал печь, а потом приноровился, закинул топливо в генератор и принялся украшать маленький, но уютный дом. Не помню, когда в последний раз я встречал Рождество или Новый год, что-то куда-то вешал. В этот раз, пока на улице трещал лед от мороза, а в комнате - трещал огонь в печи, я понавешал гирлянды везде, где только можно, и устроил обалденную люминесценцию. Расчистил проход к небольшому сараю, где нашел лыжи. Черт возьми, у меня складывалось ощущение, что я всегда тут жил. Я всегда чего-то ждал. Мне повезло, что в последний раз я взял с собой снегоход, иначе я бы не довез все, что понабрал. Теперь от него было мало пользы, я израсходовал весь бензин. Снегоход стоял в сарае и занимал там почти все место, а к вечеру сарай и половину дома занесло. Но я успел вытащить еще одну лопату, которая там оставалась. Казалось бы, зачем мне лопата? Я нашел в шкафчике железную банку, доверху набитую высушенными травами и какими-то листьями. Заварил, потому что хотел пить, и, уже попробовав, понял, что это ройбуш. Никакая пыль дорог из магазинов за бешеные деньги не шла в сравнение с тем, что я нашел. В коробке в шкафу обнаружились древние стеклянные елочные игрушки, которые я развесил на елку. Они забавно искажали действительность и мою фигуру, пока я бродил по дому с кружкой в руках или стоял перед полкой с книгами. Книги выглядели так, будто были готовы рассыпаться в прах от одного моего касания. Я долго изучал названия и имена классиков, потом допил ройбуш и поставил стакан на большой стол. У меня имелись продукты как минимум на неделю для целой семьи, а учитывая, что я практически "один", может даже и на месяц. Я не стал включать верхний свет, оставив только потрескивающую печку и гирлянды, потом оделся, взял лопату и вышел на улицу. Где-то на востоке солнце лениво ползло по дуге к горизонту, начинало холодать. Я выдохнул пар, взял лопату, отошел на достаточно удобное место и начал копать. Кто бы мог подумать, только-только наступил полдень, а уже разгоралась метель. Когда-то кто-то сказал мне, что в лесу земля промерзает не слишком сильно. Я вцепился в эту мысль, потому что, едва счистив снег и докопав до окоченелой поверхности, даже не смог воткнуть в нее лопату. Мороз пробирается на пятнадцать-двадцать пять сантиметров в землю, и я должен был миновать это расстояние, чтоб мне стало легче. Признаться честно, я ненавидел себя за то, что вообще взялся за лопату, но цель оправдывает средства. Соль меня выручила. Когда я заглянул в сарай, пока тот еще не замело, и обнаружил целый мешок, то посыпал ею всю поверхность. Взял кайло, потому что даже когда корка льда на земле разошлась, топор мне не помог. Я мучился два с лишним часа, пробивая чертову землю. Я подумал о том, чтоб растопить снег и полить кипятком нужный мне участок. Потом земля вдруг стала менее холодной и рыхлой, и я смог копать. Даже учитывая, что на мне были перчатки, у меня все равно кисти рук продрогли до костей. Я содрал кожу. Пальцы не сгибались как надо. Я не мог сейчас прикурить. Нормальные люди не роют большие ямы тридцать первого декабря посреди тайги, но я ведь никогда не утверждал, что я нормальный, правда? Когда я закончил рыть, было уже совсем темно. Мне повезло, что я заранее позаботился о том, чтоб сделать щит и оставить его на улице. Сейчас я физически не мог этим заняться. Буран мел, я знал, что если не потороплюсь, то яму заметет снегом, поэтому я сразу же направился в дом. Мне стоило бы отогреться, но на это не было времени. - Все готово, - сказал я, как только переступил порог. За мной закрылась тяжелая дверь, я занес на одежде, шарфе и ресницах снег, который под невероятным жаром начал таять. Как странно, подумал я. В помещении завывание ветра казалось таким далеким, а треск дров - таким расслабляющим, что я захотел раздеться и залезть под одеяло. Идеальный Новый год. Огонь в печи догорал, стоило добавить еще топлива, но это могло подождать. Дом протопился как надо, и тепло в нем сохранится еще несколько часов. Как раз чтоб порубить салатики, достать алкоголь, сесть под елку и отпраздновать. Я неприятно ухмыльнулся. Далеко не всем везло так, как мне. - Все еще меня не любишь? Я не стал разуваться, хотя моя обувь была довольно грязной, прошел до угла, минуя ковер, чтоб не оставлять на нем отпечатков, и наконец позволил себе сконцентрировать свое внимание на человеке, намеренно игнорируемом мною весь день. И похищенном мною. Я стащил с него кляп, касаясь ледяными пальцами, которые через секунду мне чуть не откусили. - Где мой брат? Я закатил глаза, раздраженный тем, что слышал этот вопрос уже раз пятнадцать, а после пожал плечами. - Я думаю, его давно сожрали волки. Луффи мотнул головой и отвернулся, никак не комментируя мои слова. Мне не нужно было прислушиваться, чтоб засечь клокочущее злобное рычание, раздающееся откуда-то из его груди. Он ненавидел меня, и я об этом знал. Я в какой-то степени тоже ненавидел его. Я вздохнул. Луффи мерцал, потому что я обмотал его гирляндой, и он просидел связанный в углу и обвешанный радостными огоньками с ног до головы, представляя собой чудесный предмет декора и вызывая у меня чувство эстетического удовлетворения. Но оставлять его так не входило в мои планы, поэтому я размотал гирлянду, пока парень брыкался, отложил ее, так и не погасив, а после взял уже давно высохшие его вещи. Неподалеку валялись и вещи Эйса. Вы же не думаете, что я собрался оставлять его на морозе одетым, правда? Я накинул на Луффи куртку и застегнул ее, не позаботившись о том, чтоб развязать его руки и просунуть их в рукава. После одел шапку и обувь. Мне показалось это милым, но Луффи совсем не разделял мои чувства, и, стоило мне лишь на секунду потерять бдительность, как меня тут же укусили за руку. Укусили больно, со всей силы, я выдернул ладонь и уставился на красный полукруг от зубов, потом этой же ладонью наотмашь дал Луффи пощечину. - Некрасиво так делать, - сказал я, когда Монки замер, расширившимися глазами уставившись перед собой. Наверное, в его голове и ушах звенело от внезапного удара. Он перевел глаза на меня, и в этот момент я был рад, что он связан. Мне пришлось выволочь его из дома, потому что сам он идти не хотел. Я не мог сказать, что он слишком тяжелый, но перенапряженные мышцы справились с этим с трудом. Тем не менее, я все-таки дотащил его до ямы. Пока я был в доме несколько секунд, на улице потемнело еще больше. Я почти ничего не видел, но свет от гирлянд немного разгонял мрак. - Как тебе? - чуть громче обычного сказал я Луффи на ухо, демонстрируя яму. Он, кажется, перестал дышать. - Какого хера? - резко повернулся ко мне, и мои губы встретились с его щекой. Он тут же отстранился, но дальше расстояния, которое я ему позволил, у него не было возможности отодвинуться. - Я же сказал, все готово, - все так же на ухо с толикой ехидства ответил я, разглядывая дно ямы с уже имеющимся там тонким слоем снега. - Не переживай, я не хочу, чтоб ты умер. А потом я развернул его к себе лицом и толкнул вниз. Его округлившиеся глаза, неверяще смотрящие на меня при падении, в этот раз не отражали никакого негатива. Он всегда смотрел на меня дружелюбно, пока я не пригласил его сюда. Пока Эйс все еще был жив. Раздалось глухом "будуф", одежда Луффи смягчила его падение. Я снисходительно улыбнулся и отошел от ямы, пропадая из поля зрения парня. - Ло?! - тут же услышал я панически нотки, и моя улыбка стала шире. Я поднял тяжелый щит, который сколотил еще рано утром, вернулся к яме, и, присев, аккуратно, насколько только можно, опустил в нее. По ее бокам я оставил специальные выступы, чтоб щит лег на них, а не рухнул на самого Луффи. Взгляд, которым одарил меня Монки, мог бы вызвать оргазм у любого конченного садиста. К счастью, я был просто мудаком, а не извращенцем. - Что ты делаешь?! - истерично выкрикнул Луффи, и я знал, что он был очень испуган. - Что ты мать твою делаешь?!! - Я собираюсь тебя закопать, - невозмутимо ответил я, а после взял лопату и насыпал поверх щита первую горсть земли. - Подожди!!! - парень завозился. - Ты ведь не серьезно?! Ты ведь просто пытаешься меня напугать, правда?! - В самом деле? - я начал накидывать землю на щит, одновременно с этим размышляя, что мне удобнее было бы сделать гроб, но, к сожалению, у меня не было ни времени, ни материалов. - Ты хочешь сказать, что я весь ебаный день копал эту яму, чтоб тебя туда толкнуть ради прикола? - Ло, не надо! - Луффи пихнул ногой щит, пытаясь его поднять. Я посочувствовал его состоянию, продолжая накидывать сверху землю. Одно меня радовало: это займет около часа, я не собирался закапывать могилу полностью, ведь мне, может, потом придется раскапывать ее назад. Мне было совсем не нужно, чтобы Луффи умер. Я одел его. В замкнутом пространстве, в одежде, под землей, защищенный от ветра он наверняка не замерзнет. Ну скажите, я ведь заботливый? Почему он отказывается меня любить? По-моему таких, как я, стоило бы еще поискать. - Ло, пожалуйста! - голос Луффи задрожал. Он сильно паниковал, лежать в темном и тесном месте связанным - удовольствие малоприятное. Но я тоже хотел быть счастлив на этот Новый год, и я знал, как получить свой заслуженный подарок. - Ты меня любишь? - спросил я, накидывая землю лопатой. - Ты же знаешь, что нет! - Луффи очень шумно вздохнул. - Спрашивать меня об этом после того, что ты сделал с Эйсом?! Я, думаешь, способен хотя бы простить тебя? - Я смотрю, не так уж ты и несчастен, - я уже накидал земли столько, что щит полностью скрылся под ней. - Ты сказал, что не можешь любить меня, потому что любишь своего брата. Теперь у тебя нет брата, но ты все равно не можешь меня любить. Тогда зачем ты мне? Я просто закопаю тебя. - Ло, давай спокойно поговорим. Остановись. - Нет. Луффи говорил что-то еще, но я перестал ему отвечать, и с каждым разом его голос становился все более искаженнее подступающими слезами, а еще глуше, потому что слой земли увеличивался. Я не боялся, что он переохладится или подхватит какое-то заболевание легких, это было мне даже на руку - он не смог бы даже встать с кровати, и у него не было бы выбора, кроме как принять мою помощь. Когда я закинул последнюю горсть земли, то воткнул в образовавшийся бугор лопату и очень громко сказал, перекрикивая вой ветра, чтоб Луффи услышал меня: - Я уйду, но я вернусь через некоторое время и спрошу тебя снова. А ты пока подумай над своим поведением. И я действительно ушел, не вслушиваясь в едва различимые слезные мольбы остановиться. Я знал, что Луффи не повел бы себя так, будь он один на один со мной в комнате, но психологический фактор играл куда большую роль, чем физическое насилие. Насилием я бы ничего не добился, и это я тоже знал. В доме я смог наконец-то отогреть у тлеющих дров руки и подкинуть еще топлива в печь, выпить горячего таежного чая и помечтать о лучшем. Часы показывали половину одиннадцатого; я подумал над тем, что Эйс наверняка мертв. Они с Луффи так подходили друг другу, так идеально друг друга дополняли, что я невольно завидовал, скрипя зубами. Эйс не любил меня так же, как и я не любил его, но моя ненависть не шла ни в какое сравнение с его детской ревностью. Ненависть способна уговорить мозг на множество поступков, и я не жалею о том, что сделал, и не пожалею даже под дулом пистолета. Вам ведь интересны детали, правда? В действительности нет никакой печальной истории о любви, просто я убил человека. Эйс с Луффи обожали друг друга до потери пульса. Наблюдая за ними, я понимал, что не видел еще никого столь же близкого, как эти двое, и это бесило вдвойне. Моя безответная зависимость от того, кому я не сдался, завела меня в тупик. Но, хуже того, что я не имел права даже прикоснуться к этому человеку, не получив при этом очевидное предупреждение со стороны. Я не могу терпеть, когда между мной и нравящейся мне личностью возникает непреодолимая пропасть, пока эта личность в действительности стоит на расстоянии вытянутой руки. Я не могу терпеть, когда от меня не зависят в ответ. Я не могу терпеть, когда я такой беспомощный, вынужденный делить с кем-то то, что уже принадлежит мне. Я не могу. Я вовсе не монстр. Я был более чем гуманен: всего лишь завез Эйса в самую запутанную часть тайги, из которой мог бы и лично не выбраться, вынудил раздеться и оставил там. Я ничего с ним не делал, но я подозревал, что при таком морозе и факте наличия опасных живых существ поблизости он не проживет больше полутора часа. Фактически, его убил не я, а холод. Или дикие звери. Не без моей подачи, конечно, но мне приятно думать, что я приложил к этому усилия. К сожалению, Луффи не видел весь потенциал наших отношений, открывающийся теперь, когда все рамки сломаны, а преграда в виде его дебильного брата наконец устранена. Но это временное решение, обычно закопанные заживо быстро анализируют свои ошибки и стремятся исправить их. Я прочел несколько глав из книги, пока коротал время ожидания, а когда оставалось без десяти минут двенадцать, оделся и вышел на улицу. Я замерз моментально, потому что похолодало еще больше, да и дверь открылась с трудом - намело снега сантиметров восемь. Меня слегка обеспокоил этот факт, ведь земля наверняка опять промерзла, и вместо встречи Нового года мне придется ее долбить. Но я надеялся после этого на вкусный ужин, сладкий чай и горячий секс, так что можно было и потерпеть. Я дотопал до бугра, смел снег и достал сигареты и зажигалку. Пока я вытаскивал сигарету, то ощутил, что у меня пропадает чувствительность рук и ухудшается моторика, но я все-таки прикурил и теперь просто сидел на могиле, морозя жопу и разглядывая мигающую гирлянду, пока подо мной, там, под толщей земли, лежал тот, от кого я зависел. Романтично до усрачки. - Ты жив? - спросил я, опасаясь не услышать ничего, но Луффи хриплым и надломанным голосом ответил: - Прости меня. По его тону слышалось, что он долго кричал и уже не хотел ничего выяснять и доказывать. Наверняка он бы продал душу за то, чтоб его откопали, и без всяких пледов и кружек с какао, а просто откопали и позволили ощутить колючие льдинки метели на коже. Я грустно ухмыльнулся потрескавшимися губами, щурясь и не чувствуя своих конечностей. Это был длинный день. Те полтора часа, которые я провел в тепле, для Луффи наверняка показались целой вечностью. - Ло, пожалуйста, откопай меня. Я затянулся, едва шевеля рукой, и посмотрел на лопату. Сугробы переливались синим, красным и зеленым цветами, ветер свистел и, лес, - я заметил это только сейчас, - угрожающе скрипел и раскачивался. В какой-то момент до меня дошло, что я нахожусь в тайге посреди леса в пургу. Я вполне могу не смочь раскопать Луффи. Я вполне могу застрять тут, и меня никто не вытащит. И вокруг нет ничего, кроме темноты и холода, а генератор может однажды сломаться. Я не хотел, чтоб это произошло именно сейчас. - Ло, ты там? Прошу тебя, ответь мне... - Здесь, ага, - сказал я, передернув плечами. Потом посмотрел на наполовину скуренную сигарету и выбросил ее в снег. Я больше не мог держать ее. - Ло... - раздалось почти неслышно, и я наконец решил спросить. Лицо тоже немело, я ощущал, что скоро утрачу способность внятно разговаривать. Луффи было холодно, но у него хотя бы отсутствовал ветер. - Ты любишь меня? Я вслушался, и мне мерещилось, что Монки что-то бессвязно говорил, но на самом деле окружающие звуки просто перемещались, и у меня от всего этого покатилась крыша. Я засунул ладони в карманы, уже практически не ощущая задницы. Сколько сейчас показывают часы? Я думаю, осталось совсем немного. Луффи затягивал с ответом, и я вздохнул, прекрасно понимая, что мне придется оставить его умирать. Я буду ненавидеть себя за это еще больше, чем ненавидел Эйса, но мне не нужен был поломанный Луффи, мне нужен был смирившийся. - Я люблю тебя, - услышал я, и где-то далеко, там, в больших городах, куранты начали бить полночь. Я уже и не надеялся, что он произнесет эту фразу, и внутри все будто бы перевернулось. - Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Ялюблютебя. Люблюлюблюлюблюлюблюлюблю. Тебя. Ты слышишь? Я люблю тебя. Он говорил бесцветно и едва различимо, но его тихий голос был для меня громче крика непогоды. В ушах зазвенело, я медленно поднялся и сказал: - Что? - Я люблю тебя, - повторил он в тридцатый раз и продолжил повторять дальше. Мои холодные руки внезапно вспотели от волнения. Я кинул взгляд на гирлянды, которые радостно подмигивали мне, пока отсчитывались последние доли секунды до новой жизни, а потом я взялся за лопату. Мне было плевать, что все это большая ложь, что я едва мог держать черенок руками и что земля действительно промерзла. Мне было плевать, потому что прямо сейчас все, что я хотел, - вытащить Луффи из ямы и разложить под елкой, раздеть и снять с него веревки, как если бы я снимал ленточку с красиво упакованного подарка. Я копал, копал, копал то, что едва-едва копалось, позабыв про кайло, топор и соль. Копал и думал, что однажды я тоже буду лежать под слоем земли, похороненный заживо, умирающий от холода, без щита, и, возможно, задыхающийся из-за снега и земли, забивших рот и дыхательные пути. Луффи бы меня не простил, но я более чем уверен, что он был бы счастлив так же, как и я сейчас. Счастлив воткнуть лопату в мою могилу вместо надгробия и уйти, оставив меня так. Однажды он бы это сделал, но только с один отличием: откапывать бы он меня не стал. Однажды.