Мусоропровод

За его кривой ухмылкой скрывалось что-то действительно злое. Все в ней: положение губ, едва приподнятые их уголки, ровные зубы - вызывало какое-то внутреннее напряжение. Едва завидев презрительный прищур, хотелось втянуть голову в плечи. Ло знал, как заставить человека ощутить себя некомфортно. Еще он знал, что если использовать подушку, от ударов не остаются синяки, а когда синяки все-таки появлялись, то их можно оперативно скрыть, окунув башку пострадавшего в ванночку с ледяной водой и льдом. Луффи в такие моменты казалось, что его хотели утопить. Ло не кривил душой: он был близок к убийству, лишь в последний момент ослабляя руку и позволяя вырывающемуся Монки вскинуть голову и глубоко втянуть воздух. От движений в разные стороны разлеталась вода, и Трафальгар дергался от того, как она соприкасалась с горячей кожей. Обжигающе холодная срань, но вид Луффи, склонившегося над гладью, по которой расходились неровные круги; его бледное лицо и мокрые волосы, облепившие лоб; его затравленный взгляд, когда он оборачивался, чтоб убедиться, что и в этот раз у Ло нет ножа, - все это определенно того стоило. Луффи не боялся, и понимание, что когда-нибудь подобная этой ситуация станет последней, укрепилось в его сознании очень четко. Он смирился с тем, что однажды его убьет человек, которому он поклялся в вечной верности, и был к этому готов. Аргументировалось все это фразой "я обещал". Зная, что давно не любит. Зная, что это того не стоит. Но Ло-то видел ситуацию под совершенно иным углом, и не потому что постоянно пил и употреблял всякую дрянь, хотя упомянутые вещи сыграли не последнюю роль. Луффи запрещал себе думать о правде, а Ло от нее не бегал, так как правда - была тем, что он использовал постоянно. Зная правду, можно легко солгать. Если не хочешь лгать, но и правду говорить тебе невыгодно - скажи полуправду. Лишь ее часть, и человек, готовый разорвать тебя на куски, успокаивается и восстанавливает твой статус в своих глазах. Луффи манипулировать было просто, потому что он по натуре принципиален и легкомыслен. Поэтому он до последнего продолжал стоять на своем. Его позиция быстрее привела бы его к смерти, чем сам Трафальгар, но Луффи об этом не думал. Ло неплохой человек, считал он. Просто побитый жизнью. В действительности Ло был плохим человеком. И подобие Стокгольма, которое Луффи испытывал, Ло прекрасно распознал. Да его увидел бы любой слепой, и тут нет ни капли утрирования. Может быть, Монки была даже присуща какая-то часть консерватизма, потому что обычно все жертвы абьюза ведут себя одинаково: они не уходят до последнего, не желая что-то менять, а потом их трупы приходится собирать усталым полицейским. Да, в глазах Луффи и в его понимании Ло мог бы быть морально подавленным человеком, прижатым обстоятельствами и прошлым, а на деле же он - просто стопроцентный конч, и то, что он делал - не секундный срыв, спровоцированный эмоциями, а намеренное действие. Ло хотелось делать больно, и он делал. Ему удавалось при этом сохранять идеальную грань контроля над своим поведением, вовремя убирать руки и вредить ровно настолько, чтобы Луффи потом мог его повторно простить. Все, конечно, бодро шло к летальному исходу, но Трафальгар отлично помнил, как в первую встречу Монки себя вел и как он выглядел. У таких людей в башке лабиринты и катакомбы - точно не извилины и богатый внутренний мир, и выходы из них знают сами их создатели. Несмотря на всю прирученность и покорность Монки, которую Ло смог выдрессировать, от него все еще можно было ожидать что угодно. Бывали редкие случаи, когда в глазах Луффи Трафальгар видел вспышки гнева, и вопрос, кто первым успел бы схватить нож, отпадал сам собой. Бывали случаи, когда Ло ощущал, что недостаточно жесток, чтоб погасить эти вспышки, недостаточно груб, равнодушен и бессердечен. Он не доламывал Монки до конца, продолжая сохранять определенную дистанцию и наблюдать, и чем больше Ло это делал, тем больше понимал: дрессировка дрессировкой, а Луффи был все-таки довольно опасен. Да, прирученная добрая собака, побитая единожды, дважды, трижды, все равно не укусит руку хозяина, которая ее кормит, а вот дикий и свободолюбивый волк - может. Луффи давно бы это сделал, если б не его "я обещал". Но Ло было насрать, что ему там обещали. Он, конечно, помнил об этой фразе и неоднократно использовал ее против самого Монки, однако она ровным счетом ничего не значила. Однажды Луффи поймет, что мир устроен несколько иначе, чем он представлял, что можно лгать, красть и нарушать обещания. Однажды он поймет и перестанет забивать себе этим башку, но когда наступит это "однажды"? Ло был уверен, что шанс есть, только, скорее всего, кухонный тупой нож прокрутится в печени Монки пару раз по часовой гораздо раньше, чем тот осознает что-то действительно важное. Еще не раз будут их любимые ванны со льдом, и не два - игры над конфоркой газовой плиты. Как-то Ло даже пригвоздил руку Луффи к столу вилкой, но это было действительно импульсивное решение, они спорили, и, несмотря на все аргументы, Монки продолжал гнуть свою волыну, от которой Трафальгар мгновенно вскипел. Обычно он вел себя спокойно, хладнокровно и весьма кровожадно, довести его до резкого приступа агрессии случалось редко. Луффи был в этом мастак. Его не смущало, что потом его лицо знакомилось с полом или столом - в который уже раз? - а после длинные татуированные пальцы смыкались на шее. В такие моменты было неприятнее всего: Ло сначала смотрел на него с примесью ненависти и глумления, а после облизывал губы. Это означало, что ему весело, а когда Ло было весело, он обычно расстегивал ширинку джинс. Не только для того, чтоб стянуть ремень и им избить, и Луффи приходилось мириться еще и с тем, что его имели на холодном полу, и все действо скорее было похоже на изнасилование с придушиванием, но Монки почти проклинал себя за то, что ему нравилось происходящее. Собачий кайф, который он получал, обычно не требовал много внимания со стороны Ло. Тот вообще не реагировал на Луффи и удовлетворял его исключительно по собственной прихоти или в целях очередного унижения. "Смотри-ка, тебе нравится это, да? И после этого я тут конченный?". Та малая часть мазохизма, которая была рождена самопожертвованием, разрослась пышным цветом и заполнила опустошенность в душе Монки. Вся чернота, которая скопилась за время ссор и обид, поросла этой шипастой хренью, живой, судя по тому, как она шевелилась где-то внутри, царапая грудную клетку колючими, но такими сладкими приступами асфиксии. Удушение. Трахать Монки, пока его голова опущена в воду со льдом, Ло приходилось лишь пару раз. Он не сказал бы, что ему понравилось, но это определенно было необычно. Особенно ощущение тесноты. Все-таки случайно утопить риск был куда больше, чем задушить, и понимали это оба. А еще вода... она разлеталась в разные стороны, и после того, как Ло кончал, вся его футболка была пропитана и липла к телу. Он любил холод, но не любил быть мокрым. Еще он любил снимать домашнее порно и заливать его в интернет. Обычно он сидел в накуренной кухне на подоконнике, с банкой из-под энергетика, заменяющей пепельницу, которая всегда была полной. Ло не менял ее, и если место кончалось, то тушит окурки рядом. Из-за периодичности там образовался черно-угольный полумесяц. Края банки были кривыми и окрашенными в бурый - с нее и началось ебанутое хобби Трафальгара. Когда впервые Луффи попытался отправить Ло курить на балкон, потому что не хотел дышать сигаретным дымом, Ло воткнул ему в ладонь банку. Алюминиевая с острыми краями, она легко оставила рваные уродливые порезы. Погнулась немного, но оставалась все еще пригодна для использования, и Ло оставил ее на подоконнике. А после он прижал кисть Луффи коленом к подоконнику и втер рассыпавшийся по краске пепел ему в свежую рану. Ло объяснил это тем, что где-то читал, что пепел хорош для дезинфекции, но они оба знали, что это ложь. Нет, может быть пепел действительно помогал, но делал Трафальгар это отнюдь не для обеззараживания. В ходе процесса он снял первое видео, которое потом пересматривал, бросая на Монки короткие взгляды поверх телефона. Можно ведь снимать не только это, подумалось тогда Ло, и механизм запустился. Ресурс с хранящимся материалом был в общем доступе. За содержимое видео, где обозревался не просто секс, а вообще все, Ло мог бы присесть в тюрьму лет так на пятнадцать, если не на все двадцать пять. Но кого это вообще ебало? Ло было абсолютно безразлично, что с ним случится, потому что в его жизни уже все давно проебано. Подумать только, когда он и Луффи встретились, у него был шанс устроиться на хорошую работу, предоставляемую вузом. А потом вуз с ним распрощался, как с кандидатом, на которого возлагали большие надежды, но тот их не оправдал. Ло еще носил тогда белую рубашку и кривился не так презрительно, а максимум, что он мог сделать - это вывернуть руку человеку при рукопожатии, если тот ему не понравился. Все эти ванночки, подушки, пепельницы, видеоматериалы, соль, рассыпанная в углу и красная от крови коленей, веревки на шее - это было позже, когда Ло понял, что может проявить весь свой потенциал, когда Луффи ему это позволил, и когда он впервые взял на себя смелость его ударить. Он даже извинился в тот раз, но это было лишь однажды. И такое обращение Луффи тоже воспринял как должное. Он никогда не пересматривал видео, где он умолял Ло дать ему отсосать или где его заставили присесть на бутылку из-под вина в обмен на еду, потому что Ло не разрешал ему есть дня три. Он не пересматривал, потому что все и так с л и ш к о м хорошо помнил, а вот извращенцы из интернета - каждый, блять, раз. Иногда Ло зачитывал их мерзкие комментарии, пока Монки сидел в прострации и плакал, потому что даже если зажимать уши руками, голос Трафальгара все равно было слышно. Какого только говна не писали под роликами. Луффи ненавидел всех этих людей, ненавидел Ло за то, что тот так с ним поступал, а потом его прижимали к стене или ставили на колени, и он прощал снова, и все начиналось по-новой, с начала, потому что колесо Сансары всегда давало оборот. Я больше так не буду, говорил ему Ло, когда они просыпались утром в одной постели. Я постараюсь стать лучше, обещал он, жаря на сковороде блинчики, пока Монки сидел за столом, кутаясь в одеяло и ожидая, и размышлял о том, что не все в этом мире так уж и хуево, как ему казалось, особенно если у Ло было настроение что-то ему обещать. Особенно если Ло потом целовал его так нежно, что на время совершенно забывалось, что этим же ртом он говорил ему всякую херь еще вчера ночью. Луффи не носил свитера, не прятал руки и вообще никак не скрывал свои побои. Они просто были, и он не считал нужным этого делать, потому что отчасти стыдился: он ведь получал от этого удовольствие, пусть не всегда, но все же. Да, ему не нравилось, когда Ло его бил. Да, вилка в руке - это больно. Да, мать его. Да. Но собачий кайф для Монки был бесценен. На него косились люди, и Луффи их игнорировал. Как и Ло, собственно, которому, если приспичило потрахаться, то обязательно в людном месте. Монки уже и не помнил, сколько мест они посетили, в какие исторически ценные памятники культуры он был впечатан, и какое количество заведений они опорочили, заходя за углы и в туалеты. В такие моменты Ло был даже не столько груб и агрессивен, сколько просто импульсивен и куда более внимателен, чем обычно. Луффи нравилось. Особенно когда Трафальгар под конец шептал ему в ухо "если тебе хорошо, то и мне тоже", что, естественно, было еще одной ложью. Но Монки хотелось верить в лучшее. Они были вместе уже три года, и, самое забавное заключалось в том, что за это время никто никому из них не изменил. У Ло было понятие хоть какой-то нравственности, хотя это и граничило с отсутствием эмпатии и ярко выраженным садизмом. Честно говоря, от него Луффи ожидал предательства гораздо больше, чем от Зоро или Санджи, но все оказалось с точностью наоборот. Это, пожалуй, было одной из причин, почему он до последнего повторял "я обещаю". И у него не было никаких гарантий, что Трафальгар не трахает Нами в перерывах, пока Монки спит, но он просто это чувствовал. Ло был поглощен им, заинтересован в нем, и он хотел его убить. О нет, последнее вычеркните из списка. Будем считать, что они просто подходили друг другу, и навязчивое желание вскрыть Луффи грудную клетку, чтоб посмотреть на его сердце, а потом зашить обратно - всего лишь больная фантазия не менее больного воображения, которая так и останется несбыточной мечтой. Пока Ло позволит этому быть, конечно же.