Мусоропровод

1

Впервые Луффи увидел его на месте ДТП у небольшого магазина. Повсюду была вода - перекрытый гидрант совсем недавно хлестал вверх, и жидкость еще толком не успела стечь в водосток. Рядом на бордюре стояла помятая белая "Мазда" без бампера и обеих фар. Чуть поодаль - черный "Мерседес" почти в таком же состоянии, если не считать в дополнение к перечисленному вмятины на дверце со стороны водителя и разбитое лобовое стекло. На сидениях все еще лежали люди. Их трупы, если быть точнее. Тот, кого заметил Луффи, разглядывал маленькую девочку с перемазанным кровью лицом. Луффи был рад, что стоял достаточно далеко и не видел в деталях месиво ее тела. Черные очки незнакомца, как и запонки на его рубашке, вспышками отражали солнечный свет. Так же поблескивали и кольца в ушах. Луффи подумал: и с чего бы этому парню в дорогом костюме появляться на месте преступления? Он не был похож на полицейского и, вероятно, даже не являлся таковым. Но это было совсем не дело Луффи; потратив на оценку ситуации всего десяток секунд, Монки поспешил уйти прочь. Он мог бы забыть про странного статного молодого человека сразу после ухода и больше никогда не вспоминать, но не забыл, потому что потом увидел его снова, при тех же обстоятельствах, в той же задумчивой позе.

2

В этот раз - при другом ДТП спустя пару дней. Жертвами стали двое молодых людей, и это все, что было известно Монки об аварии. Что послужило ее причиной, Луффи знать не хотел. Просто возвращался с пляжа, увидел перевернутый "Рено" и почти сразу - отблески закатного солнца в черных очках. Незнакомец стоял все в том же черном смокинге и глядел на часы, будто бы определял время смерти. Луффи рассеянно подумал: видимо, этот парень действительно имеет отношение к полиции, раз появился снова. Словно прочитав его мысли, незнакомец взглянул в его сторону, и Монки ощутил, как его сканирует внимательный взгляд. Ощутил - не увидел, потому что черные очки не давали определить даже чужой цвет глаз. Это длилось всего лишь миг, и незнакомец быстро утратил к Луффи интерес. Парень вовсе не был против, от такого странного невесомого взаимодействия ему становилось неуютно. Третий раз приключился в больнице, когда Монки зашел навестить Куреху, и в этот раз Луффи действительно не на шутку озадачился. Незнакомец стоял в коридоре реанимации, пока в одной из палат истошно визжал аппарат жизнеобеспечения, и беззаботно разглядывал свои ногти, будто ждал, когда пациент, за жизнь которого врачи так отчаянно боролись, наконец сдастся. Стоило только Курехе в бешенстве выскочить из палаты, швырнув маску, как незнакомец посмотрел на часы, кивнул и пошел прочь. Луффи проводил его долгим взглядом, пытаясь подавить ощущение инородности. Все было до ужаса странным. Но еще более странным было то, что они снова встретились, в этот раз в кафе спустя месяц. Монки долго пялился на знакомого незнакомца, сидящего за дальним столиком. Все люди обходили его, даже не обращая на гостя внимания. Он ничего не заказывал, и к нему ни разу не подошел официант, он просто сидел, задумчиво глядя в окно. Луффи спросил себя, заметил ли этот парень уже четвертую по счету встречу между ними. Ему даже захотелось подойти и спросить его об этом, но он не нашел предлога. Пораскинул мозгами, заказал чашку кофе без сахара и забрал ее у официанта, намереваясь лично отнести странному посетителю. Пока он шел, то заметил, что мимо столика - внезапно - прошел парень с татуировками и выбритым виском. Незнакомец резко подался вперед, дотронулся до его руки, и татуированный парень, схватившись за футболку, начал оседать на колени прямо там, где стоял. Луффи замер, наблюдая, как чужак в смокинге разглядывает корчащегося человека через свои очки без тени сострадания или сожаления, а люди сбегаются на помощь, что-то крича про скорую, машут руками и не обращают на виновника ситуации никакого внимания. Но Луффи обратил; чашка с кофе выскользнула из пальцев и вдребезги разбилась о пол. Он даже не взглянул вниз. Приоткрыв рот, Монки попытался глубоко вдохнуть, потом огляделся, желая найти того, кому объяснить произошедшее, доказать, показать, но все были слишком заняты и не смотрели на него. Он зацепился за кофту пробегающей мимо девушки, та остановилась, и Луффи выдавил из себя: - Тот парень... - а после хаотично махнул, не подобрав правильных слов. - Да, ему плохо. Ему нужна помощь! Не стой столбом! - огрызнулась девушка и продолжила путь. Луффи хотел сказать, что он не это имел в виду, но когда повернулся, то обомлел. Незнакомца уже не было, только кто-то из гостей судорожно вздохнул: - Он мертв. Луффи шагнул вперед и услышал хруст - под его ногой треснул осколок чашки.

3

Это больше было похоже на сон, чем на реальность. Луффи оправился довольно быстро, но его пугало, с какой частотой он видел незнакомца то тут, то там. Он видел его на записях репортажей новостей склонившимся над телами убитых; он видел его в больнице, чаще всего в реанимации; он видел его на кладбищах, на улицах, в магазинах, парках, театрах и кино, он видел его везде, даже в школе, и каждый раз после его прихода кто-то умирал. Луффи пытался понять, что связывало всех людей, которые с ним контактировали, и он задавал Курехе ненужные для своего возраста вопросы. Не было ли яда? Колотых ранений? Может быть, все погибшие были убиты каким-то особым способом? Куреха только раздраженно хмурилась. Нет, говорила она. Все умерли по естественным причинам, и этого стоило ожидать. Тогда Луффи спросил, не видела ли она парня в смокинге и солнечных очках, и Куреха ответила: - Ты точно не оперировал вместо меня пациента семь часов кряду вчера? Несешь чушь. Несмотря на то, что глаза Луффи его не обманывали, он с ужасом подумал: не сходит ли он с ума? Эйс, наблюдавший за метаниями своего брата, наконец смог выудить из него причины беспокойства. Слушал долго, внимательно, потом некоторое время задумчиво смотрел в сторону, нахмурив брови. - Звучит безумно, - сказал он, и Луффи разочарованно выдохнул. - Но я тебе верю. С тех пор Луффи рассказывал Эйсу, где и когда снова видел того парня, и Портгас предложил узнать его имя. Обосновал он это тем, что по имени можно постараться поискать информацию. Если никто не видел и не знал этого парня, то в полицейской картотеке деда или в архиве библиотек точно что-то должно было быть. Кто-то мог бы сказать: нельзя же просто так подойти и спросить имя человека, да еще и столь странного, но Луффи знал, что можно. Он пытался и все три раза не успевал даже дойти до него. Незнакомец исчезал, терялся среди людей, растворялся в толпе очевидцев, полиции или пациентов - кого угодно, и вроде бы только Монки видел его темноволосый затылок, а через секунду не видел уже ничего. В последнее время они встречались не так уж и часто, за месяц всего два раза, и у Луффи не было лишней возможности спросить. Эйс по-доброму улыбался, подбадривал братца и обещал, что в следующий раз все получится. После этого Портгас прожил еще двенадцать часов, и фура сбила его в десять вечера. Сбила насмерть, размозжив так, что если бы не татуировка на предплечье, его бы не опознал ни один из родственников. Луффи не пустили на место происшествия, хотя он примчался туда, как только узнал, и дед еле вытолкнул его за черно-желтую ленту, отделяющую аварию и мигающие патрульные машины. Монки размазывал по щекам слезы и брыкался, пытаясь вырваться из хватки полицейских, которые убеждали его попить успокоительного и накинуть на плечи одеяло. Сам Гарп едва держался, и когда тело Эйса погрузили на каталку, отвернулся, чтоб не видеть того, что было под простыней. Сказали, у водителя фуры случился сердечный приступ, и его вырубило прямо при езде. Луффи это ни капли не убеждало. Он истошно орал, кусался и рвался к брату, будто мог его спасти, сквозь пелену слез видя мир в сине-красных тонах от света мигалок. Это был мрачный вечер, но тогда Луффи впервые увидел незнакомца без очков. Он стоял, привалившись к фуре и засунув руки в карманы брюк, и скучающе смотрел на то, как Эйса увозят. Луффи был так шокирован, что на секунду замер. Он не ожидал его здесь увидеть. И вроде бы тот всегда появляется во время чьей-то смерти, будто чует, но Монки совсем про него забыл. В памяти всплыл парень, рухнувший в кафе. Писк аппарата жизнеобеспечения, равнодушный взгляд на часы и полное отсутствие какого-либо интереса. Луффи так отчаялся от горя, что громко заорал: - Ты! Это был ты! Полицейские недоуменно переглянулись, и Монки, рванувшись еще сильнее, выбрался из их рук. Стремительно ринулся через ленту прямо к незнакомцу, и тот слегка приподнял брови, как будто был удивлен тем, что привлек чье-то внимание. - Ты убил моего брата! - Остановись! - Гарп лично бросился к внуку, наблюдая за тем, как он кричит и брыкается, пытаясь добраться до перевернутой фуры. Тревожную атмосферу нарушал создаваемый им шум, и почти все наблюдали за происходящим. - Это он! Это был он! Это он всех убил! - слезы текли по щекам, заставляя их щипать, но Луффи этого не чувствовал. Ему хотелось выть, громко и протяжно. - Кто? О ком ты, черт возьми?! - заорал Гарп ему в ухо. - С кем он разговаривает? - тихо спросил один полицейский у другого, вызвав у Луффи бешенство. - ДА РАЗУЙТЕ ГЛАЗА, ОН ЖЕ ПРЯМО ЗДЕСЬ, ПЕРЕД ВАМИ! Незнакомец прищурил правый глаз, продолжая с удивлением смотреть на Луффи, а после оттолкнулся от фуры и побрел прочь. - Куда это ты?! Стой! - Луффи, ты совсем из ума выжил?! Здесь же нет никого! Но Монки его не слушал, как загипнотизированный смотря на удаляющуюся спину и прокручивая в голове лишь одно: у него на пальцах написано слово "смерть". Смерть. Смерть.

4

Луффи пробовал пить таблетки. Сначала седативное. Потом снотворное. После - сильные успокоительные. Боль не проходила, притуплялась, ныла где-то под ребрами, будто бы на время убирала острые коготочки и просто гладила открытые кровоточащие раны своей шершавой лапой. Когда эффект спадал, эта лапа со всей силы вонзалась в мясо и отрывала целые куски. Несмотря на то что истерики после приема этих таблеток прекратились, слезы никуда не исчезли. Луффи плакал почти постоянно, если не считать того времени, когда он спал. Таблетки не могли вылечить его душу, и Монки ничего не мог с этим поделать. Он не резал себе руки, как это делали многие подростки, а просто вонзал нож в мясо и поворачивал по часовой. Не сильно глубоко, но медленно, чтоб насладиться каждой секундой и ощутить, как одна боль перекрывает другую. Если он при этом был еще и под успокоительными, то ему почти было хорошо. Только Гарп с ума сходил от вида бинтов с бледно-красными разводами, которых становилось все больше. Луффи с трудом пережил неделю. Если в первый день он кого-то винил в смерти брата, не верил, требовал дать ему посмотреть на Эйса, то потом осознание его настигло, а горе - поглотило полностью. Они с Гарпом должны были быть опорой друг для друга, но Луффи почти сразу сдался. Он не мог думать ни о чем другом. Однако успокоительные, конечно, не были выходом. Как и порезы не являлись постоянным решением. Он выводил кровью у себя на коже имена, думая о том, что хотел бы знать причины происходящего. У него не осталось сил на злость. У него не осталось сил даже плакать, и со временем он просто перестал это делать. Монки оказался так опустошен, что, впервые увидев веревку, ощутил почти безграничное облегчение. Вот он - выход. Балка в его комнате была достаточно крепкой, а навык завязывать нужный узел - хорошо развитым, чтоб сделать все как надо. У Луффи было не очень много времени, поэтому, пока Гарп отсутствовал, он наглотался таблеток, чтоб наверняка, залез на шатающийся стул, сунул голову в петлю, а после, не давая себе и секунды на раздумья, шагнул с опоры. Жесткое волокно тут же вцепилось в шею, Луффи дернулся, ощущая, как сдавливает горло, и эта боль впервые оказалась гораздо ярче боли от потери брата, но лишь на миг, а потом он увидел его - незнакомца, материализовавшегося в другом конце комнаты. Он стоял, скрестив руки на груди и насмешливо щурясь, наблюдая за тем, как Луффи смешно дергается и рефлекторно пытается дышать. А после он шагнул вперед, но Луффи уже не помнил, что было дальше, потому что тьма накрыла его с головой.

5

Очнулся он в палате спустя неделю в предкоматозном состоянии, едва соображая, не в силах вспомнить своего имени. Поблизости что-то пиликало, он слышал чужие голоса и видел расплывчатый образ незнакомца, потому что запомнил его отчего-то слишком отчетливо, а через миг - впервые - услышал его низкий голос: - Ты не умрешь. И он действительно не умер, хотя в эту же ночь попал в операционную, где Куреха лично пыталась вытащить его с того света. Под утро ей это удалось, она рухнула на колени, сквозь пелену слез смотря на то, как стабильно и правильно движется полоса сердцебиения, и за последние шесть часов позволила себе вздохнуть свободно. Луффи, который на тот момент одной ногой был в могиле, впал в кому, а после - проснулся через полторы недели в реанимации. И все это время незнакомец смотрел на него из угла комнаты, будто караулил каждую секунду. Поэтому первое, что увидел Луффи, очнувшись, - он. - Ты хотел знать мое имя, - сухо сказал незнакомец, едва Монки разлепил глаза. - Трафальгар Ло. Будто бы Луффи, который едва мог вспомнить, как его зовут, Луффи, который не ел ничего две недели, который не мог говорить, который все еще не оправился от смерти брата, мог запомнить его имя. Но Луффи запомнил. В основном потому, что последующие пять попыток себя убить из раза в раз слышал это имя у себя над ухом. Ло смотрел на него глумливо и презрительно, касаясь его шеи пальцами, и рука, которая по законам природы должна была перекрывать кислород, наоборот дарила его. Монки не мог умереть, как бы ни пытался и какие способы бы ни использовал. Если он выбирал воду, привязав к ноге камень, то на самом дне появлялся он - Трафальгар - со злобно-насмешливым лицом, и Луффи буквально видел, как пузыри воздуха изо рта образуют слово "нет" там, под толщей воды; а если выбирал огонь и бензин, то этот ублюдок, как сатана, ладонью тушил мелкие огоньки и снова возвращал его назад. С больными легкими или с ожогами. С переломами от падения. С разрывом каких-то важных органов. С ножом, направленным точно в сердце, но почему-то вошедшим на сантиметр рядом. Сначала Луффи не понял, что вообще происходит, а потом Ло не потребовалось представляться. На досуге после очередной попытки самоубийства, когда Монки немного оправился, он попросил деда принести информацию о человеке с фамилией Трафальгар, и Гарп принес очень-очень старую папку, опечатанную маркировкой ДЕЛО ЗАКРЫТО. Учитывая, что там стоял полицейский штамб, Луффи оставалось лишь гадать, каких трудов деду стоило достать ее из архива. В папке были документы расследования, вырезки из газет, история семьи Трафальгар, сгоревшей в пожаре при странных обстоятельствах, некролог Ло чуть ли не столетней давности. По официальным данным Трафальгар Ло умер в возрасте двадцати семи лет от пули в сердце, а когда его гроб эксгумировали через несколько дней в интересах следствия, то тот был пуст. Потому-то дело и закрыли. Луффи на миг поверил в то, что рехнулся, вглядываясь в старое желтое фото Ло в больничном халате. Он был врачом? Во что он превратился после своей смерти? От всей ситуации холодела спина, и Монки еще не раз и не два перечитывал каждую вырезку, пока однажды Ло не застал его за этим делом. - Интересно? - сухо спросил он, а после вышел из темного угла комнаты, оттуда, куда не доставал свет прикроватной лампы. Луффи даже не вздрогнул и поднял на него пустой взгляд. - Что ты такое? - Я думаю, ты сам знаешь ответ на свой вопрос, - Ло дошел до кровати, засунул руки в карманы брюк. - Почему я? Почему из всех людей именно я? Я просто хочу... спокойно умереть, - на мгновение в глазах Монки вспыхнул гнев и тут же погас. - Попытка сжечь себя - это спокойная смерть? - спросил Трафальгар с иронией, приподняв бровь. Он глумился над Луффи, и это было заметно. - Тебя никто не просил меня спасать. Ты отобрал у меня брата. Почему мне не даешь последовать за ним?! - Потому что всему свое время, - Ло хмыкнул. - Понимаешь ли, когда человеку настает время умереть, он должен умереть. Неважно, сколько ему лет, какие у него мечты, кто его ждет дома и все прочее. - Но ты сам выбрал мишенью моего брата! - Нет, - Ло почти по-доброму улыбнулся. - Это была случайность. Неудачное стечение обстоятельств. Я забрал дальнобойщика, потому что его сердце больше не работало, а твой брат просто проходил не в то время не в том месте. Если бы его там не было, он остался бы жив. - О, правда? - Луффи опустил голову, вцепившись в одеяло, и Ло прекрасно понял, что это его ни капли не утешило. - Тогда ответь на другой вопрос: почему ты дал ему умереть? - Я же сказал, когда человеку настает время умирать, он должен умереть. Если не он, то тогда кто-то другой. Понимаешь? В принципе сам факт, что это был именно он, ни на что не влияет. Судьба здесь не играет никакой роли. Согласен, я мог бы оставить его в живых. Но тогда кого мне стоило забрать вместо него, а, Луффи? Монки взглянул на Ло исподлобья, и на его лице читалось понимание напополам с ужасом. - Я забираю людей, потому что настает их время. Обычно всегда именно тех, кто на грани. Это моя работа. Но я могу и не забирать их, однако все равно кто-то должен умереть. - Шесть раз... - Да, Луффи, - Трафальгар медленно кивнул. - Из-за тебя мне пришлось убить шестерых человек, которые должны были выжить. И ради чего? Чтоб ты через неделю опять полез в петлю? - Я не просил тебя меня спасать! Если я должен был умереть, то забрал бы меня! Сейчас твое вмешательство уже никак мне жизнь не упростит. - Ты должен теперь жить хотя бы потому что из-за тебя умерло достаточно ни в чем не повинных людей. Я раз за разом даю тебе шанс, а ты им не пользуешься. Не давит на тебя груз вины? Если ты не остановишься, я буду продолжать их забирать вместо тебя. - Зачем? Почему я? Из всех... почему именно я? - Монки опустил глаза, и в их уголках впервые за долгое время скопились слезы. - Потому что из семи миллиардов людей на планете меня видишь только ты. Если тебе хочется узнать, с чего вдруг, то не трать силы зазря, на этот вопрос я и сам ответа не имею. - Убирайся. - Что? - спросил Ло недоуменно, и в него тут же полетела папка с его некрологом. - Свали отсюда. Я не хочу тебя видеть. Ло пожал плечами и, развернувшись, побрел обратно в тень. - Ненавижу, - процедил Луффи и вскинул голову, однако Трафальгара в комнате уже не было.

6

Он видел смерть. Он видел Смерть. Он видел оба их проявления теперь на каждом шагу. Ло будто бы издевался. Стоило Луффи оправиться и выйти из комнаты, как на него со всех сторон посыпался шквал информации. Он был так растерян и сбит с толку происходящим, что невольно отвлекся от кончины брата. Это был первый раз, когда Монки добровольно отказался брать в руки нож, и Гарп с облегчением заметил, что на теле внука не прибавилось шрамов. Раньше Монки не обращал внимания, а теперь Трафальгар будто преследовал его. Он забирал всех: старых, молодых, богатых, бедных, счастливых и несчастных. Для него не было разницы, за кем приходить и чье существование оборвать. Луффи задался вопросом, что было бы, если б Ло не забрал человека, а оставил его в предсмертном состоянии. Такое вообще хоть раз случилось? Не только люди, но и животные встречались с ним по несколько сотен раз на день. Собаки, кошки, птицы - Трафальгар имел влияние везде. Над ним никто не стоял, он был сам по себе и выполнял лишь одно правило: забери жизнь именно здесь и именно сейчас. Неважно чью. Неважно насколько она была коротка. Главное - сам факт. Ло следовал этому правилу уже на протяжении сотни лет, если верить некрологу, и только Луффи стал для него исключением. Однажды Монки нашел сбитого щенка, которого отбросило ударом на обочину, и приподнял его. Животное еще дышало, но по состоянию было видно, что помочь Луффи ему уже ничем не сможет. Он - нет, а вот тот, кто появился сзади, отразив солнечный блик черными очками, - да. - Заберешь его? - спросил Луффи. - Не подождешь немного? - Я могу его оставить, конечно, но он будет в таком состоянии до последнего. - Если ты не заберешь его, я смогу его вылечить? - Луффи обернулся, посмотрел на Ло снизу вверх. - Нет. Чтобы он пошел на поправку, я должен тогда забрать кого-то еще. Если я не заберу никого, но и эта дворняга останется жива, она просто будет мучиться в агонии. Ты бы слышал, как некоторые люди молят, чтоб я пришел, когда им больно. - Заткнись, - Монки отвернулся и погладил собаку по окровавленному меху. - Ты испачкал пальцы. - Давай быстрее, я хочу успеть похоронить его до заката. Ло фыркнул и наклонился через плечо Монки, задевая его пиджаком. Луффи замер, когда ладонь почти бережно коснулась животного, и то вмиг перестало рвано дышать. - Без боли, - сказал Трафальгар, и Луффи вздрогнул от того, как тот близко. Монки втянул сквозь зубы воздух, когда Ло выпрямился. - У меня вопрос есть, - вдруг сказал он уже почти ушедшему Трафальгару. Тот остановился и со скучающим видом обернулся. - Много было людей, которые пытались воскресить мертвых? - Не особо. - И как, получилось? - В целом - да, - губы Ло разошлись в жуткой ухмылке. - Только я не привык просто так отдавать то, что уже забрал. - А если взамен на чью-то жизнь? - Ты хочешь узнать, можешь ли ты воскресить своего брата? И тебе совсем не жаль бедолагу, который отправится на тот свет вместо него? - заинтересованно спросил Ло. - В теории... Такое же возможно? Если следовать твоему правилу обмена. Если важен сам факт смерти, а не конкретно человек, который умер... это же вероятно? - Более чем, - ответил Ло добро, и Луффи резко обернулся. - Я вполне согласен на такой обмен, но только при одном условии. - При каком?.. - Жертвой будешь ты. После Ло побрел прочь, и прежде чем Луффи успел горячо согласиться, уже растворился в лучах наступающего заката.

7

За последние несколько месяцев Монки о смерти понял гораздо больше, чем любой другой человек на планете. Когда Монки читал про Четырех Всадников Апокалипсиса, то внимание сосредоточил на Войне, а не на Смерти. Конечно, Ло не был Всадником из легенд, он был просто... Смертью. Он мог бы, естественно, приезжать за умирающими верхом на коне, хотя Луффи счел бы более уместным то, как Трафальгар выходит из сияющей черной "БМВ", и это было еще более абсурдно. Само существование Смерти как живого существа было абсурдом. В какой-то момент Луффи понял, что Ло придет за всеми его родственниками, друзьями и знакомыми. За ним тоже? Очевидно, что когда-нибудь. Ло поступил слишком хитро, поставив ему условие для воскрешения брата. Он отказывался забирать кого-то, кроме Луффи. Но если бы Луффи умер вместо Эйса, Эйс бы жил в страданиях, совсем как он сам недавно. Монки сжал футболку на уровне сердца, ощущая, как колотит от воспоминаний. Никому в данном случае не стало бы легче. Да и как можно Гарпу и всем, кто уже похоронил Портгаса, объяснить его возвращение? Чем больше Луффи думал над этим, тем меньше злился на Ло. Он был в ярости первое время, после - опустошен, а сейчас в нем наконец-то заговорил здравый рассудок. Спустя почти полгода. Лучше поздно, чем никогда. Луффи хотелось бы окончательно смириться и жить дальше, но, увы, такую брешь в его душе не залатать уже никогда.

8

Ло иногда встречался ему вечерами или заглядывал, когда Монки смотрел сериалы, натянув одеяло до носа. Вряд ли проверял, не убился ли тот; Ло не нужно прощупывать такие вещи, он их чувствует и так. Со временем на смену унылым и тяжелым мыслям приходили флегматичные, усталые, полные философии и совсем не присущие какому-то подростку. Луффи подумал о том, как, наверное, одиноко Ло последние сто лет. Как он был удивлен, когда понял, что какой-то пацан его видит, и как он, зацепившись за эту мысль, вытаскивал его с того света раз за разом. Вопреки привычному ходу вещей, позволяя в своей рутине тотальные изменения, убивая тех, кому умереть было еще не суждено. Только из-за одиночества? Только потому что Луффи был для него особенным? Видели ли люди, которые находились в шаге от смерти, кто за ними пришел? Тянулись ли они к нему, как Ло тогда потянулся к висящему под потолком Монки? Было так много вопросов. Не было ни одного ответа. Ло любил показывать, насколько бесполезны попытки спасти всех, особенно когда их спасти нельзя. Он забирал безжалостно и без колебаний; его лицо никогда не отражало никаких эмоций, и лишь иногда в его глазах мелькало то высокомерие, с которым он смотрел на Луффи. Казалось, щуриться и скалиться - это все, что он знал из прошлого. Ло не помнил, что с ним случилось после смерти и кем он был при жизни. Он, конечно, изучал все некрологи, статьи, записки и прочий материал, но никогда не ощущал, что это как-то связано с ним. Он не ассоциировал себя с человеком, которым когда-то был, если вообще был. Он сказал, что всю жизнь знал - у него есть цель убивать, и он следует ей. Сначала Луффи захотелось раскопать эту историю, разобраться в ней, разоблачить все то, что не смогли полицейские, потом он понял, как это глупо. Он собирался узнать, как Смерть стал Смертью. Смерти вообще не существовало в природе как отдельно взятого персонажа, что тут можно было искать? Луффи смеялся долго и истерически, а после заплакал. Что происходило? Почему это происходило? Никто не знал.

9

По-настоящему сильно он испугался, когда Куреха позвонила ему из больницы. Ее сухой старческий голос, больше похожий на хруст, безэмоционально оповестил, что Гарп попал к ней в отделение с пулевым ранением и состояние у него нестабильное. Луффи оказался в больнице меньше, чем за десять минут, ввалился туда, игнорируя медперсонал, и побежал в реанимацию. В нее его, конечно же, не пустили. - С ним все будет в порядке, - сказал один из медработников вполне себе дежурную фразу, которую говорил каждому, кто беспокоился. Но Луффи не был каждым. Луффи видел сквозь стекла дверей стоящего в коридоре Ло, и тот улыбнулся ему - неприятно и зло. Если Трафальгару хотелось его морально добить, то это был тот самый повод, та грань, которую он собирался перешагнуть. Монки заорал так, что перепугал половину крыла. Он рвался в коридор, вперед, в операционную, к Курехе, к Ло, которому хотелось съездить по лицу, и персоналу пришлось его скрутить. Ему насильно вкололи успокоительное, потому что его психическое состояние стало нестабильным - эмоции от потери брата приумножились и распалились, как огонек на ветру. Его затолкали в какую-то палату и уложили на койку, и через пару минут он неподвижно уставился в потолок слезящимися глазами. Он был спокоен внешне, но внутри вместо крови текла темная мертвая вода. Он был даже спокоен эмоционально, но не душевно. Там тоже имелось свое мертвенно-водное озеро. Ло появился в поле его зрения через несколько часов. Навис над ним, проверил зрачки, будто движимый чисто врачебной привычкой (иронично, ха-ха), а после сел на край кровати. Обычно он никогда не задерживался дольше, чем на десять-пятнадцать минут. У него было много работы. Слишком много даже для Смерти. - Ты убил его? - спросил Луффи бесцветно. - Помимо твоего деда здесь были еще мои клиенты, так что не переживай. Я приходил не за ним. Луффи ощутил, как на него наваливается облегчение, и прикрыл глаза. Его истощенный переживаниями организм нуждался во сне, и прямо сейчас Монки собирался отдать ему поводья, выключить сознание и проспать как минимум часов восемь. Он почувствовал едва заметное касание - Ло потрогал его лоб, будто бы проверяя температуру, а потом сгущающаяся черная аура траура, преследовавшая его везде, рассеялась. Трафальгар ушел, забрав с собой пациента, который должен был выжить и вернуться к жене и маленьким детям. Все ради того, чтоб у Луффи был повод улыбаться. А какой ценой - никого уже не касалось.

10

Луффи не улыбался, но обнимал деда крепко и долго. Дед, стискивая зубы от боли, взъерошил волосы внука и назвал его нытиком. Спорить было бесполезно и глупо, Луффи и сам знал, в какое жалкое подобие себя превратился. Друзья к нему не заходили, потому что он отказался от их поддержки еще в самом начале. Он собирался расстаться с жизнью и не желал ни слушать их нотации, ни видеть их печаль, ни знать, что они могут застать его мертвым. Он оборвал с ними связь, будто бы навсегда собирался про них забыть. Но они про него помнили. И они пришли к нему, хотя он их и не звал. Немного еды, неловкие объятия, горячий чай. Они посидели за столом, уткнувшись в свои чашки, и Луффи не знал, что сказать. Не хотел ничего говорить. - Я рад, что с тобой все в порядке, - сказал Зоро, на миг сжимая ладонь Монки, и эта толика чужого тепла вселила в него поддержку. Нет, с ним было не все в порядке. Да, он поступил как эгоист, послав дорогих ему людей прочь. Они его понимали и не винили. Скорее всего больше они винили себя: за то, что когда он в шестой раз оказывался в больнице, их не было рядом ни до, ни после. Но в действительности не было никаких виноватых. Луффи просто выживал. Божественное чудо - сказал бы кто-нибудь, но это было далеко от правды. Смертельное чудо. Монки скучал по своим друзьям. Мысль, что Ло может забрать любого из них у него на глазах, вызывала панику и ощущение бессилия. Но Луффи понимал, что это не выход. Смерть забирает только тех, у кого подошло время. Тех, у кого сложились неудачно обстоятельства. Тех, кто должен был умереть независимо от того, хотел он или нет. Но перед этим монетка бытия должна была упасть нужной стороной вверх, и пока она этого не сделала, бояться было нечего. Ведь шанс выпадения пятьдесят на пятьдесят. И их монетка все еще вращалась.

11

Наверное, Ло что-то понимал. Наверное, он знал все-таки чуточку больше, чем позволял себе сказать, но не говорил по каким-то своим причинам. Луффи так к нему привык, что перестал бояться его прихода и не вздрагивал, внезапно услышав голос из-за спины. В целом глупо было бояться смерти. Это был просто естественный конец. Если не представленный в виде человека, то хотя бы обычный, научно доказанный биологический процесс. Ничего страшного. С этим было сложно смириться. Ло знал очень много о мире, истории и культуре; Ло понимал все языки и свободно на них говорил; Ло мог бы получить кучу премий, докторских степеней или спасти еще больше жизней, но, во-первых, ему все это было не интересно, а во-вторых, он был мертв. Он рассказывал иногда Луффи вещи, от которых перехватывало дыхание, или появлялся на контрольной, за пару минут диктуя правильные ответы, когда Монки вернулся в школу, однако это все не имело значения. Трафальгар не мог обсудить великие политические проблемы за чашкой чая или порассуждать на философские вопросы, потому что на это банально не было времени. И желания, собственно, тоже, ведь тем, кто природой создан убивать, не преследуются другие цели. Но даже с учетом всего этого, с учетом столетнего опыта, никто все равно не мог разобраться в ситуации. Опять же, Ло и не стремился, воспринимая все как данность. Он просто что-то понимал. Чувствовал на уровне рефлексов. Чтоб так чувствовать, Луффи должен был умереть.

12

Зимой, уже спустя продолжительное время, для Луффи тоже настало время кое-что понять. Он вышел из душа, стер с запотевшего зеркала конденсат и уставился в свои уставшие глаза. Он так задолбался жить, что на миг подумал: круто было бы, если б Ло его забрал. Только вот они уже это проходили. Луффи вешался, тонул, горел, втыкал в себя нож... он не пробовал ток и бензопилу, а еще прыжки с большой высоты. Интересно, Ло всегда нашел бы повод оставить его в живых? На теле Монки должно было быть столько шрамов, особенно от ожогов, что любой постеснялся бы смотреть ему в лицо. Луффи подумал, что для человека так себя угробившего он выглядел все еще довольно привлекательно. Он всегда считал, что такое количество оставшихся ран - гораздо меньшее, чем было изначально - дело рук Ло. Сейчас, стоя перед зеркалом, он ощупывал свою щеку под левым глазом и не находил там следов от шва. Ло был силен, но не всесилен. Он никак бы не стер с кожи этот старый четкий рубец. Он вообще забирал жизни, а не занимался пластикой, так какого черта? И дело было не только в шраме на лице. На всем теле исчезли шрамы: от ножей, огня, металла, падений. Все остальные неровности пропали, все доказательства неудачных попыток научиться кататься на скейте; все напоминания о счастливом детстве - его кожа была чистой и нетронутой, а сам он выглядел несколько похудевшим, из-за чего его черные глаза больше напоминали провалы на лице. Если последнее он мог оправдать банальными переживаниями, то все остальное - нет. - Какая-то ерунда, - вслух сказал Луффи, выходя из ванной, но он понял то самое "кое-что", о чем уже долгое время думал Ло, и от этого становилось дурно. В конечном счете, должна же быть причина, почему они видели друг друга?

13

Когда минул год со смерти Эйса, Луффи оглянулся назад и понял, что почти не чувствует острой боли. Наблюдения за чужой смертью изо дня в день сделали его более терпимым, он смирился с тем, что что-то неизбежно происходит, и это внесло свой огромный вклад в его взросление. Он жил прежней жизнью, возвращался в нее шаг за шагом, пока наконец не наладил старые отношения, не стал таким же, как и раньше, и единственное, что поменялось - в его существовании просто не стало Эйса. Появились лишь походы на кладбище, регулярные и полные печали. Луффи протирал надгробие, клал свежие цветы, подолгу сидел на земле, разглядывая могилу, будто было еще не все потеряно. Он винил себя, что не помог брату, не знал, что имел все шансы помочь, и не срывался на Ло - ведь на тот момент Трафальгар тоже не знал, что в мире существует кто-то вроде Монки. Хотя здесь все было предельно понятно. Ло тоже вклинился в жизнь Луффи как что-то неотъемлемое и привычное, как универсальная деталька пазла, которую можно воткнуть в любую часть картинки. Трафальгар не умел сопереживать, но он никогда напоминал Монки о вещах, приносящих боль, и никогда не приходил за ним на кладбище, если Луффи нужно было навестить Эйса. Это можно было даже назвать уважением, и Луффи это ценил. Компания Ло была не такой уж и плохой. К тому же Монки его прекрасно понимал. Луффи был жив, Луффи ходил в школу, встречался с друзьями, ругался с дедом, ел еду, когда чувствовал голод, и испытывал радость, у него имелся смысл в жизни, и он мог стать кем хотел независимо от своего положения. А Ло был мертв, его никто не видел, он не мог ни с кем поделиться своим одиночеством, и люди, которых он касался, умирали. Даже если у Трафальгара не было сожалений, быть одному столетие - ужасно скучно. Каково ощущать чужое тепло или чужое касание, когда привык быть никем? И столетие ли он был один? Больше? А что если века? Сидя перед могилой Эйса, Луффи пересыпал с места на место сухую землю, позволяя себе глупые и неуместные мысли: можно ли поднять его из земли прямо сейчас при условии, что там осталось что поднять? Он трогал почву, будто пытался прощупать несуществующий пульс брата через толщу земли. Редко, но его накрывала безудержная грусть: согласился бы Ло через сколько времени наконец-то пойти ему навстречу? - Я слышу твои мысли, и они мне не нравятся. Трафальгар, по своему обыкновению, пришел совершенно бесшумно. Что-то случилось, иначе бы он не стал беспокоить Монки, хотя это и было странно: кладбище - царство смерти, где Ло появляться чаще, как не здесь? - Как думаешь, за этим стоит кто-то? - Если ты про великих созидателей, контролирующих все вселенные, то вряд ли. За смертью ничего нет, никаких миров. Люди просто уходят в небытие, их не ждет рай или ад. - То есть они просто... навсегда засыпают? - Да. Если тебя утешит мысль, что Эйс навечно уснул, то пусть так. - Поздновато для таких сказочных аллегорий, - Луффи поморщился, продолжая перебирать землю пыльными пальцами. - Я тут подумал, если есть твой некролог, то, быть может, и мой есть? - Может и есть, я его никогда не искал, - Ло присел рядом на одно колено, и Монки заметил, что оно совсем не испачкалось. - Почему ты всегда в этом старом смокинге? - Меня так похоронили, - Ло положил ладонь на могилу, и к горлу Монки подступил ком. Они уже это проходили, он должен был успокоиться и оставить все как есть. - Я ничего не помню из прошлых жизней, и некролог, который есть у тебя, последний. - Есть еще? - Луффи удивился, потому что Ло никогда ему об этом не говорил. - Да, сотни. Я перебрал много уцелевших документов, завалявшихся, старых и ужасно потертых. Изображение моего лица встречались везде, по всему миру, во многих городах, от маленьких деревень до мегаполисов. Я был по-разному именован, но всегда проживал жизнь врача и всегда умирал в возрасте двадцати семи лет по разным причинам. - Звучит ужасно, - Луффи нахмурился. Иногда он забывал, что Ло мог быть в любой точке мира, а он - лишь в пределах досягаемости собственных сил. - Есть какая-то причина, из-за которой так происходит? Как ты вообще перерождаешься? Получается, ты прожил много жизней. - Наверное, - Ло повел плечом. - Что-то происходит, пока я забираю людей, или я забираю людей, пока не получаю жизнь, я не знаю. Может быть, это мое наказание или проклятье. Нельзя понять, когда это началось, ведь не все документы сохранились. - Но должно же быть объяснение... "Если оно, конечно, не заключается во мне", - хотел добавить Луффи, но не стал. Ему стало жутко. После человеческой смерти Ло просыпался с одной установкой - забирать из мира тех, кому пора на покой. Но что-то он, наверное, в себе имел, что-то от прошлых жизней, раз все еще остался чуть более человечным, чем должен. - Должно, - Ло нахмурился. - Если я рождаюсь, кто-то должен выполнять обязанности Смерти. А если делать это некому, приходится только всех спасать. - Иногда я рад, что мы не поменяемся местами. Кстати, - Луффи вытер пыльную ладонь о штаны и едва заметно улыбнулся. - А зачем ты пришел-то?

14

Не так далеко от кладбища на пересечении двух крупных улиц находился маленький магазин сладостей, принадлежащий Белл-мере - тете Нами, которая была по совместительству ее опекуншей. После школы и в выходные дни Нами часто помогала там, подменяя на кассе или раскладывая товар, за что Белл-мере иногда давала ей денежную награду. Географическое расположение у магазина было что надо - из-за огромного потока людей он пользовался спросом, и в него нередко забредали отчаянные сладкоежки. Луффи тоже не был исключением, но конкретно сейчас он мчался туда изо всех сил вовсе не потому что захотел бисквитное пирожное. Он пробежал на красный, игнорируя истошно гудящие машины. Визжали тормоза, водители судорожно давили педали в пол, пытаясь не сбить ненормального пешехода, а Луффи будто не замечал ничего. Его не волновала собственная жизнь, когда он добежал до стеклянных дверей и прижался к ним, пытаясь разглядеть, что было в зале. Магазин работал с девяти до семи, и сейчас шел восьмой час. Он закрылся не так давно, и, вероятно, сейчас Нами должна была по обыкновению протирать полки и кассовую зону, чтоб оставить рабочее место чистым. Но зал оказался пуст, только из дверного проема, ведущего на склад, падал тусклый свет. Луффи хотелось верить, что Ло ошибается, но Ло никогда не ошибался. - Значит, они на складе, - сказал Луффи и обогнул магазин, намереваясь попасть в него через черный ход. Ло следовал за ним, засунув руки в карманы брюк - расслабленно и привычно, без паники или волнения. Монки это бесило и раздражало, хотя он и знал, что у Ло нет никаких причин разделять его чувства. Смерть не умеет чувствовать. Дверь черного хода оказалась открыта. Луффи ввалился в узкий коридор, ведущий на склад, и создаваемый им грохот моментально привлек чужое внимание. Из просторного помещения с аккуратно выложенными коробками падал яркий холодный свет. Белл-мере лежала на полу, держась за окровавленную голову руками, и, кажется, едва была жива. - Нами! - воскликнул Монки, и его подруга громко всхлипнула. Она была придавлена к полу огромной тушей какого-то небритого мужчины - одного из трех грабителей, вломившихся в магазин под самое закрытие. С Нами содрали легкую футболку, в которой она работала, и она лежала и плакала со скрещенными над головой руками в белоснежном кружевном бюстгальтере, а на шее и талии расцветали уродливые синяки. Двое других мужчин стояли и наблюдали за этим, и когда Луффи ворвался в лавку, без колебаний наставили на него пистолеты. Но он не смотрел в черное дуло, ему было не страшно, и не потому что за его спиной, как коршун с расправленными крыльями, возвышалась хищная и опасная тень Ло, и не потому что он не мог умереть. Все его внимание привлекала Нами, бедная Нами, стискивающая колени под жирным и бородатым мужиком, который пытался ее изнасиловать на глазах едва живой тети. Она плакала так долго, что кожа на лице стала красной, а уголки глаз неустанно щипали; она смотрела на Луффи и безмолвно умоляла спасти ее, спасти их, хоть и понимала, что он один и помочь ничем не сможет. - Отпусти ее, - Луффи шагнул вперед, и черный массивный пистолет уперся ему в грудь. Оба грабителя расхохотались; тот, третий, стал стаскивать с Нами джинсы и грубо трогать ее за грудь. - Ты кто, нахрен, такой? - спросил вор, Монки с трудом оторвал взгляд от подруги и перевел его на говорящего. Через плечо того была перекинута сумка, набитая деньгами. Деньгами из кассы, деньгами из сейфа маленького магазинчика сладостей, всеми сбережениями и пакетиками с кислым мармеладом и мягким зефиром. Было сложно передать, какая ненависть захлестнула Луффи в тот момент. Он стоял неподвижно, его зрачок резонировал, и время, будто замедленное, едва-едва двигалось к новому часу. - Я сказал, отпусти ее! - крикнул Монки и без колебаний оттолкнул руку с пистолетом, будто перед ним была какая-то игрушка. Оба бандита, кажется, изумились такому повороту. Луффи налетел на него, ударил дважды в попытках выместить злость; обидчик выстрелил в потолок, и пуля срикошетила куда-то в стену. - Вы, гребаные ублюдки! Второй мужик схватил Луффи в охапку и оттащил от своего сообщника, будто щенка, встряхнул и со всей силы приложил головой о стеллаж. Монки вскрикнул, дернулся; из рассеченного лба пошла кровь, но это все равно было не больно. Он горел заживо - вот было что больно. Он умирал шесть раз и вряд ли бы отказался от седьмого. Оба грабителя были очень плотного телосложения и превосходили Луффи по массе во много раз. Он не смог бы с ними справиться, даже если очень хотел - он был просто школьник. Особенный, но все же школьник. И он не мог бы спасти Белл-мере, потому что ему не дали бы даже к ней подойти. Он не мог бы спасти Нами, с которой уже стащили джинсы. - Луффи, пожалуйста, - выдавила она сквозь рыдания, и Монки рванулся в попытке высвободиться. Его сразу же ударили по лицу, после - в живот. - Ты совсем ненормальный, пацан? - тот, чью руку с пистолетом Луффи так беспринципно оттолкнул, вытер слюну с губ и снова ударил подростка. - Ты думаешь, ты герой? Его ударили еще с десяток раз, заставляя хрипеть и терять голос, пока второй вор выкручивал ему руки из суставов. Они все были бы мертвы, и Луффи лишь на миг подумал: неужели никто не додумается вызвать полицию? Здесь, в самом центре города, людям действительно нет друг до друга никакого дела? Вряд ли никто не услышал звук выстрелившего пистолета. Но это был закономерный факт - людям и правда все равно. Бессильно повиснув в чужих руках, Монки едва-едва втянул разбитым носом воздух. Его замыленный взгляд уставился на подругу, плачущую в истерике подругу, которую пытался поцеловать третий грабитель. - Да ладно тебе, лапуля, ты такая милая и плачешь, - говорил он, прикасаясь к нежной бледной коже своими красными мясистыми губами. Толстые огрубевшие пальцы залезли под левую чашечку бюстгальтера и сжали грудь. - Хватит ее лапать, давай быстрее, - сказал тот, кто бил Луффи, и сплюнул себе под ноги тонкую нитку слюны. - Мы тоже хотим поразвлечься. Монки дернулся, будто бы мог что-то изменить, будто бы если он вывернул свои руки из суставов и кинулся спасать Нами, это действительно на что-то повлияло, и его сразу же ударили по лицу. Он снова обвис; Нами отвернулась, Нами не хотела видеть перед собой толстое лицо с недостающими зубами во рту. Ло все это время стоял у входа на склад, привалившись плечом к стене коридора и скрестив руки на груди. Он стоял буднично, флегматично, скучающе, а после сказал: - Здесь умрет много людей сегодня. - Ло... - выдавил Луффи и встрепенулся, будто только что вспомнил о его присутствии. Он помнил о нем неустанно, он помнил всегда, но все, что мог Ло - убивать. Монки вцепился в эту мысль, как в спасательный круг, и она была бальзамом на его измученную ненавистью душу. У б и в а т ь. - Что ты там бормочешь? - его тряхнули; с Нами сняли такие же белые и кружевные, как и ее бюстгальтер, трусы, и ее плач превратился в вой. - Ло, я ничего не могу сделать. Луффи знал, что на его мольбу можно ответить. Я прихожу только тогда, когда настает нужное время и нужный момент. И сейчас - совсем не тот момент, который Монки так требуется. Ло привел его сюда, потому что те, кого Луффи знает, должны умереть. Он дал ему шанс это исправить, и Монки не смог. Все напрасно. - Чем я могу тебе помочь? - спросил Трафальгар и оттолкнулся от стены, которую подпирал. Будто он какой-то юрист. Консультант в магазине электроники. - Луффи, пожалуйста... - Нами кричала. Стонала и пыталась отползти, продолжала сводить ноги. На ее бедрах рисовались новые безумные узоры ее боли - временное напоминание о том, что с ней происходило. Множество гематом. Кожа горела от омерзения там, где ее касались. - Убей его, Ло, - Луффи взглянул на Трафальгара таким сумасшедшим взглядом, словно это он столетие тенью слонялся между людей и забирал их с собой. Харон современного мира. - Убей их всех. Монки, который всегда пытался всех спасти, сейчас просил кого-то убить. Как быстро меняются приоритеты, если дело касается того, кого ты действительно любишь. Ло знал это и именно поэтому не дал его деду умереть там, в больнице. Ло хотелось верить, что он все еще мог симулировать эмоции или распознавать их. - Прямо всех? - спросил Трафальгар, и губы Луффи разошлись в чудовищном оскале. - Всех до одного. - Че ты там бубнишь?! - Луффи снова тряхнули. Ло направился в самый конец комнаты, туда, где плакала Нами, и Монки следил за ним все в той же замедленной съемке. Есть люди, которые не заслуживают смерти. А есть те, которые - спасения. И теперь Луффи видел, что иногда просто положиться на Ло - это самое разумное, что может быть. - Если я это сделаю, останется в живых Белл-мере, - Ло остановился рядом с грабителем, который лихорадочно расстегивал свою ширинку. Он выглядел жалко. - И еще двое серийных маньяков, которых приговорили к смертной казни. Ты согласен? - Что? - зрачок Луффи сузился, будто бы он ослышался. - Цена есть у всего, - Трафальгар не разделял эмоций Луффи, он просто развлекался. Ему даже не было грустно. - Сначала ты порицаешь меня за мою работу убийств, а потом просто так говоришь сделать это. И я выставляю свою цену тебе. Чтоб ты понимал, что у любого решения есть последствия. Все те, чьей смерти ты желаешь, умрут. Но тогда в живых останутся люди, еще более ужасные, чем эти. Ты согласен? И Луффи, тот самый Луффи, который пытался задушить Ло; Луффи, который спас бы Эйса ценой своей жизни; Луффи, готовый умереть ради других, он ответил: - Да.

15

После полиция нашла в маленьком магазинчике сладостей троих мужчин, скончавшихся от сердечного приступа. Крайне неудачная попытка ограбления и никаких логических объяснений случившемуся. Просто все трое один за другим попадали замертво. Белл-мере с ее несовместимой черепно-мозговой травмой осталась жива. Нами не пострадала, но ей назначили психологический курс для жертв сексуального насилия. Она рада, что стараниями Луффи никакого насилия не было, хотя первые две недели она шарахалась от любого сквозняка. И после каждого визита Монки она не спрашивала, почему все его раны зажили. Она не спрашивала, что случилось в магазине, почему ее тетя осталась жива, почему она сама осталась жива. Есть вещи, на которые не хочешь знать ответ. И как бы полиция ни трясла с Монки объяснений, они ничего не добились. Он просто напуганный школьник. Луффи приходил к Нами почти каждый день, кидал камушки ей в окно, чтоб она выглянула, дарил цветы и плюшевых медведей. Он пытался приободрить ее, и они с Зоро залезли к ней на этаж по сточной трубе, чтоб принести ей суши, когда она заболела. Она смеялась и обнимала их, от нее приятно пахло ее сухими духами, напоминавшими пудру. Она целовала каждого в щеку, надевала дешевую бижутерию, которую они таскали ей в огромных коробках из-под обуви, и переливалась в ней на солнце, как самый дорогой бриллиант. Она была чудесная, и спустя полтора месяца Луффи влюбился в нее по уши. Будто бы это не странно - быть так долго знакомым с кем-то, а потом, когда едва ли не вытаскиваешь его с того света, становиться с ним чуть ли не единым целым. Нами стала относиться к Монки гораздо теплее после того случая. Это было слишком личным и слишком болезненным, и он это видел, а потому заслуживал больше доверия, чем кто-либо другой. И Нами была не против. Луффи редко искал встреч с Ло после случая в магазинчике. В какой-то момент Трафальгар снова обнаружил себя в одиночестве среди бесконечного потока жизни, потому что единственный, кто его видел, предпочел ему свою девушку. Единственный, с кем Ло мог говорить и кого мог без последствий касаться. У Ло была работа, на которой он оказался навечно женат, и он продолжал ее выполнять. Монотонно и автоматически, без каких-либо отклонений, убивая всех и каждого, всех, кого можно спасти и кого нельзя, и ощущая от этого что-то, что пульсировало у сердца чем-то теплым и приятным, почти призрачным - злое удовлетворение. Будто бы Ло был способен на какие-то эмоции. Нет, его не задевало и не злило то, что Луффи так редко к нему возвращался, ведь у Луффи был выбор, и он выбрал не участвовать в их дилеммах. Он мог быть помешан на чем угодно и любить кого угодно - это его полное право; а потому он ходил с Нами за руку и доставал для нее звезды с неба, когда она этого хотела. Просто Ло никогда не думал, что, появляясь посреди ночи в комнате Нами, захочет ее задушить. Он не думал, что пожалеет о ее спасении, потому что не способен жалеть. И уж тем более он не думал, что, сидя на краю чужой кровати и трогая чужие длинные рыжие волосы, почувствует ревность. Нет, он не думал, он ведь Смерть. Смерть не умеет чувствовать.

16

Оттягивать неизбежное вечно было невозможно. Ло в этих вопросах смыслил больше, чем любой научный деятель с кучей наград и степеней. Чем больше он игнорировал факт жизненного коллапса, тем смазаннее становился мир. Он рябил и расплывался, расходился длинными волнами, как круги на воде. Контролировать себя становилось трудно. Ревность - не тот катализатор, который запустил этот процесс, но неотъемлемая его часть. Просто смерть не отдает то, что по праву принадлежит ей, а Луффи принадлежал, с руками и ногами. В мире действительно не было ни одного его некролога. Под кучей некрологов Ло валялись другие - люди, которые приходили ему на замену. Люди, которые выполняли его работу Смерти, пока он отживал беспамятную человеческую жизнь, чтоб после смерти реинкарнировать и снова занять законное место. И до, и после смерти у Ло всегда однообразное и скучное существование. Когда подходил крайний срок его службы, он начинал терять рассудок. Так всегда происходит, когда годами забираешь людей, впитывая их боль. Когда сеешь беды и тревоги в сердцах людей, в их умах, наблюдаешь из тени, как они плачут и воют по ночам. Именно поэтому Смертью невозможно быть все время, неотвратимость собственной ужасной работы стирала все грани сумасшествия. То, что кто-то приходит Ло на замену, он знал всегда. Он с самого начала знал, почему Луффи его видел, он мог дать ему просто умереть, мог уступить свое место и забыться на очередные двадцать семь лет в мирской жизни, чтоб вспомнить, каково это - уметь дышать. Ло воспринимал это как данность. Но Луффи, он был не совсем обычный с точки зрения всей концепции мирового порядка. Это выражалось хотя бы в том, что Ло без понимания собственных мотивов всячески пытался отгородить его от чужой гибели, вместо того чтоб ткнуть в это лицом. От чужой и собственной. Луффи мог значительно упростить его положение. Ло сам выбрал такой путь. Чем дольше он оттягивал с реинкарнацией, тем воспаленнее становился рассудок. И сейчас, почти у самой черты, Ло понял, почему это происходит. Когда подходит время, он начинает сливаться с живым миром. Он начинает ч у в с т в о в а т ь, он начинает регенерировать эмоции, и тоска, приходящая на смену привычному и приятному безразличию, его совсем не радует. Ему не нравится Нами, не нравятся ее длинные огненные волосы, ее улыбка и ее глаза, не нравится, как она смотрит на Луффи. Ему не нравится, что она так просто его касается, что она для него - целая вселенная, осязаемая и свободная, а Ло, он просто призрак за изнанкой, винтик, механизм, выполняющий естественную работу. И когда он шагает за ними, всеми правдами и неправдами подавляя в себе желание просто дотронуться до плеча этой девчонки и стереть ее с лица земли, ему это тоже не нравится. Мало кому понравилось бы, что человек, предназначенный тебе, спасенный тобой, выберет кого-то вместо тебя. Луффи не представляет, что именно его ждет впереди, и Ло от этого больно и сладко одновременно. Все, кто приходил на временное место Смерти, чтоб двадцать семь лет выполнять эту работу, были совершенно разные. Но Луффи... за миллиарды лет существования их планеты Луффи оказался такой один. Ло мог бы перестать терзать себя собственными переживаниями, такими чуждыми, необычными и волнительными, и просто убить Нами, нарушив все свои клятвы, но этого не требовалось, ведь ее кончина - лишь вопрос времени. Ло сходил с ума из-за того, что слишком долго был Смертью. Это работало и в другую сторону.

17

Все цветы в парке завяли, когда он туда пришел. Все кусты роз, на которые он посмотрел, засохли, устлали шуршащими лепестками дорожки, осыпались листьями с голых веток, как будто сейчас - поздняя осень. Зайдя так далеко, Ло не мог уже это контролировать. Все, что находилось рядом, умирало. Он мог случайно уничтожить города и континенты, если бы срочно не сделал с этим что-нибудь в ближайшее время. Луффи сидел на скамейке и держал в руках полуживого воробья, будто пытался оживить его собственным теплом. Вряд ли Луффи замечал, что кровь в его теле постепенно замедляла движение, а сердце начинало биться реже, чем шестьдесят раз в минуту. Он бы никогда не понял, пока не посчитал бы собственный пульс. - Жалеешь какого-то воробья? - Ло закрыл собой солнце, и Луффи, не поднимая голову, ответил: - Тебя жалею, - впрочем, в его голосе не было должного негодования. - Тенью слоняться и наблюдать за жизнью, но быть вне ее течения, что может быть более жалким? Ло не удивил такой ответ. Любой смерти присущ черный цинизм. - А кто сказал, что я просто наблюдаю? Ло потянулся к воробью, но Луффи перехватил его руку. Его пальцы были теплые, и Ло впервые ощутил, что это такое - мурашки. Пройдет еще неделя, и у Ло, наверное, тоже появится собственное тепло. - Хватит всех убивать. Больной взъерошенный воробей открывал и закрывал клюв, глядя мутными глазами-бусами на Луффи; его подвижное нижнее веко закрывало их на половину. Он не шевелился, он был обречен; Луффи просто хотел не быть бесполезным. - Мы уже об этом говорили, - сказал Ло, не спеша вырывать свою руку из чужой руки. А Луффи не спешил его отпускать. Будто бы у них был обмен теплом, пульсом, жизнью. Луффи вообще редко разговаривал с ним, потому что большую часть его действительности занимала Нами, а когда ее не было рядом - другие люди и обычные бытовые дела. - Когда царила бубонная чума, ты был чумным доктором, да? - Луффи прищурился. - Или ты был тем, кто сжигает трупы и неизлечимо больных людей заживо? Тебе всегда нравилось забирать жизни? - Я ничего не чувствую, я просто делаю свою работу, - но Ло врал, сейчас он чувствовал больше, чем когда-либо. И даже при таком раскладе он не испытывал сожалений. Воробей открывал и закрывал клюв, после его веки медленно заползли на стекленеющие глаза. Луффи опустил взгляд на умершую птицу и устало спросил: - Тебе обязательно было делать это, когда я здесь? - Если бы в этот раз я хоть что-то сделал, я бы тебе сказал, - Ло аккуратно высвободил свое запястье из хватки парня и исчез, оставив его один на один с рассеянностью. Мертвые пожухлые лепестки роз по парку разносил прохладный вечерний ветер.

18

Через две недели Нами умерла от его поцелуя. Холодные губы Луффи, бережно касающиеся ее теплых, помазанных вишневым блеском, сладких и мягких, впервые вместо нежности подарили проклятие. Когда она осела в его руках, когда он поднял ее легкое хрупкое тело, она еще была горячая и как будто живая. Она так выглядела, когда спала - умиротворенно и тихо, только сердце в этот раз не билось, а глаза не были закрыты. Ошарашенный Луффи уложил ее на пол и склонился над ней в попытках понять, что происходит. Он не различал звук, с котором мир трещал по швам, не различал ничего, кроме погасших зрачков. Душа весит двадцать с чем-то граммов, она невесомая, а горе - неподъемный балласт. - Ло, - позвал Луффи, бесконечно зацеловывая лицо Нами, будто его ужасные, такие смертельно жуткие поцелуи могли вернуть ее к жизни. Будто он пытался снять заклятие тем же способом, что и наложил его. - Ло! Трафальгар появился у него справа, встал за плечом, скрестил руки на груди. Он смотрел на мир темными оттенками, окрашенными в эти тона стеклами черных очков. С каждым разом преодолевать пространство и телепортироваться становилось все труднее. Он терял свои навыки, он самоуничтожал собственные привычки, он, как и Луффи после попытки самоубийства, едва ли иногда мог вспомнить, как его зовут. Но имя Луффи, его он не забывал никогда. - Ни хрена не смешно! - крикнул парень и повернулся к Трафальгару. Голова Нами на его коленях безвольно качнулась, отсутствующий взгляд уставился под кровать. - Ты заходишь слишком далеко, ты прекрасно знаешь, как она мне дорога. - Я ничего не сделал. - Ло, - Луффи буквально выплюнул его имя, как нечто мерзкое. - Верни мне ее. - Смерть никогда не отдает то, что забирает назад. - Еще как отдает, не правда ли? - губы Луффи, те самые губы с испепеляющими поцелуями, задрожали. Будто бы он хотел расплакаться, но не мог. - Не лечи, ты ведь делал это столько раз, сделай еще один, пожалуйста. - Не понимаю, в чем проблема, - Ло устало повел плечом. Перед ним все плыло, как при температуре. Кажется, его мутило. Кажется, если бы Луффи сейчас взбрело в голову его поцеловать, Ло бы умер. Лишить Смерть жизни - не тупость ли это? - Тебе надо - ты возвращай. - Ты издеваешься надо мной?! - Луффи бережно убрал голову Нами со своих коленей и поднялся. - Я прекрасно знал, что она тебе не нравилась, но ты... ты поступаешь просто отвратительно. Луффи был не прав, у Смерти не бывает границ между "нравится" и "не нравится", но Ло, в общем-то, уже и не был Смертью в том понимании, в каком его встретил Луффи. Они поделили одну оболочку на двоих, зависли на параллелях между живым и мертвым. Они могли бы отделиться друг от друга или стать единым целым. Смерть, она никогда не выбирает сама, кому умереть. Ло слишком часто нарушал принцип своей работы, и это тоже оставило свой след на его человечности. - Я ее не трогал, - снова повторил Ло, Монки шумно втянул носом спертый воздух. - То, что с ней случилось, - твоя вина. Это был ты. - Нет, - Луффи качнул головой. - Нет, ты просто оправдываешься. - Меня даже не было рядом, - уголок губ Ло дернулся. - Как я должен был ее преднамеренно убить без тактильного контакта? - Ты мог мне просто врать! - Луффи отшагнул, потом еще. - Откуда мне знать, что ты такое? Почему из всех людей именно я тебя вижу?! Если бы не ты, никто бы не умирал вокруг меня. - Именно поэтому, - Ло кивнул в сторону мертвой девушки. - Именно из-за всех причин, вместе взятых. Не я выбираю того, кто будет на моем месте. - На твоем... что? - глаза Луффи, до этого расфокусированные, остановились на безэмоциональном лице Ло. Страх, отразившийся в них, был красноречивее всех слов. Страх понимания. На кладбище Луффи сказал, что он рад, что они не поменяются местами. Какой же он был придурок. - Тогда я могу ее вернуть, - первое, что сказал Луффи, когда его тотальный шок прошел. - Как мне ее вернуть? - Убивай, - ответил Ло. На лице Луффи вспыхнул гнев, обостренная стадия ярости, в которую ввели его слова Ло, разгорелась в теле пожаром. Луффи не придумал ничего лучше, чем схватить Трафальгара за ворот пиджака и притянуть к себе для поцелуя. Ло не стал его разочаровывать фактом, что это не так работает. Что одна Смерть не может забрать другую. Поэтому он просто стоял и наслаждался первым и последним в его существовании теплым касанием чужих губ.

18

Через два квартала поздно вечером умер мужчина средних лет. Свалился на пол, выпуская из ослабевших пальцев горло коричневой бутылки, в которой плескалось дешевое пиво. Его сжатый кулак, готовый к удару, расслабился и обмяк. Девушка, стоящая перед ним на коленях, наблюдала за тем, как пиво пенится и льется на замызганный ковер. Она стерла кровь с разбитого лица и медленно поднялась на дрожащих ногах. Из темного угла на нее смотрели пронзительные черные глаза с бесконечной жаждой мести внутри. Нами очнулась примерно в ту же минуту, как Луффи материализовался в комнате. Это получилось спонтанно, как безусловный рефлекс. Как будто он умел это всю жизнь. Это как держать ложку или бездумно идти, не заморачиваясь над тем, что надо переставлять ноги. - Мне приснилось, что я умерла, - Нами поморщилась и огляделась, скользнув по Монки рассеянным взглядом, но не замечая его. - Луффи? - Ты мне не сказал, - ошарашенно произнес Луффи, когда Ло встал у его плеча. Он засунул руки в карманы, склонил голову к плечу. Его очки были за дужку подвешены в верхнем кармане пиджака. - Ты мне не сказал, что когда я первый раз заберу человеческую жизнь, то исчезну. - У всего есть цена, - Ло вытащил ладонь из кармана и уставился на ногти. Такая привычная и старая картина. Он мог бы сказать, но что бы это изменило? Этой девчонке, Нами, Луффи тогда не смог бы ничем помочь. Он все равно бы пошел на этот шаг, даже зная, что его не станет. Луффи всегда стремился предотвратить чужие смерти, он попал в петлю из противоречий и парадоксов. У фортуны нет чувства юмора, но Ло определенно было смешно. То, что происходило, было ему на руку. - Как мне вернуться назад?! - Никак. Со временем ты привыкнешь. - Я не хочу привыкать. - Твои эмоции тебе мешают, - Ло потянулся убрать прядь темных волос с чужого лба, закрывающую глаза, но Луффи дернулся и ушел от касания. Татуированная рука зависла в воздухе. - Вселенная любит порядок, она всеми силами сделает так, как надо ей. И ты - просто временная замена. Через двадцать семь лет я снова стану Смертью, и история начнется сначала. - Это отвратительно, - Луффи отвернулся, чтоб Ло не видел, сколько горечи на его лице. Но проблема Трафальгара в этот самый момент была в том, что он чувствовал, они оба пока что чувствовали, и им было не все равно. - Я могу хотя бы приглядывать за своими друзьями? Нами, все это время сидящая на полу и рассеянно потирающая озябшие плечи, медленно поднялась. - Луффи?! - крикнула она и вышла из комнаты. - Сможешь, - ответил Ло, не уточняя, что, в общем-то, все друзья Монки скоро забудут о том, что он существовал. Все его друзья, все его близкие и сам Луффи. Когда Смерть становится Смертью, она теряет все, что присуще людям, включая и воспоминания. Больше не существует такого понятия, как свобода воли. Как бы Луффи ни упирался, все это - лишь лирика. Он научится ухмыляться и быть жестоким. Он научится быть безжалостным. Он научится быть Смертью, чтоб через двадцать семь лет найти Ло, и, возможно, сойти из-за этого с ума. Ло никогда никого не любил за все свое существование на Земле, и бытие просто решило немного разнообразить его скучные будни. Неудачная шутка над старым другом. Ло оставалось лишь грустно улыбнуться. Неудачная шутка, безответные чувства. Луффи даже не знал, что в него влюблена сама Смерть. Ло едва ли сам правильно идентифицировал собственные чувства. - А что будет с тобой? - Монки поник, будто реальность встряхнула его так, что он оказался опустошен. - Ничего, - Ло провел языком по губам, сохранившим вишневый привкус поцелуя. - Реинкарнирую. - Когда? - спросил Луффи; сквозь Трафальгара пробивался солнечный свет - он становился прозрачным, таял, испарялся, и чем быстрее Луффи терял человечность, тем быстрее терялся сам Ло. - Эй, как я без тебя с этим справляюсь? Ло? Трафальгар не ответил ему. - Никогда больше не убивай одних людей взамен на других. Это плохо закончится. Луффи не успел ничего ответить - Ло исчез, но исчез совсем или просто переместился, он не знал. Монки стоял растерянный, одинокий и всеми покинутый, на границе двух миров, а вся трава, все деревья и цветы за окном его дома, они умерли и пожелтели, высохли, образовав желто-коричневый безобразный участок посреди зеленой полосы городских дворов. Как Смерть стала Смертью? Ответы на все вопросы, они были в самом Луффи, под его ребрами и в его венах. В одном Ло был абсолютно и бесповоротно прав: ни хрена там нет, после смерти. Ни Бога, ни рая, ни пустоты.