***
Мне было двенадцать. И уже тогда мои руки были запятнаны кровью… Я вспоминал тяжесть ружья, шелест листьев, мелькающий силуэт среди деревьев… и на детских губах расцветала улыбка торжествующего победителя. Ветер дул мне в лицо и в уши, приглушая веселый гомон детей на игровой площадке. Я сидел на рукоходе, не замечая ничего и никого внизу. Я был выше. Здесь — я на вершине, вдалеке от криков, правил и условностей… Я теперь всегда буду вне границ. Мне больше не обязательно забираться как можно выше, потому что я сделал то, что сделал, находясь на земле… Оттолкнувшись от перекладины, я проскользнул в пространство между ней и следующей и спустился на песок. Темные сандалии закопались в него по пряжку, пальцы скрылись полностью, а обожженные трением песка ладони болезненно заныли. Я выпрямился и отряхнул руки. К ранам прилипли уже успевшие поалеть песчинки. Красиво… — Привет, — послышалось позади, и я обернулся. Я достаточно хорошо знал эту девочку. Розамунд Мейси десяти лет… Та самая Роза, про которую вполголоса сплетничали матери вместе с моей. На ее узких запястьях действительно браслетами зияли свежие синяки, а глаза постоянно были на мокром месте. Кремовый сарафан в крупный вишневый горошек был грязен и местами порван; сбоку его штопали будто бы детские ручки, что, вероятно, и было правдой. — Привет, — надменно улыбнулся я. Это уже превратилось в игру: чуть ли не каждый день она здоровается со мной, возвращается снова и снова, какие бы гадости я ей ни говорил. Будучи взрослым, я не раз задумывался над тем, почему всеми силами отталкивал ее. И пришел к единственному разумному выводу… Я хотел ее спасти… — Что, явилась за новой порцией гадостей? — Надув губки от досады, она опустила лицо и сжала край сарафана. — Ну же, скажи что-нибудь! Молчать ты можешь и в той помойке, где живешь с пьяницами-родителями, — жестоко ухмыльнулся я. — Мне очень жаль… — пролепетала она, поднимая на меня яркие зеленые глаза. — Жаль?.. Чего тебе жаль? — Что… что так случилось… с твоим отцом… на охоте… Ее пухлые розовые губы тряслись, большие выразительные глаза перепуганной лани наполнялись слезами кротости. Чем дольше я на нее глядел, тем смешнее мне становилось. Смешнее? Нет, мне не было весело — но хотелось улыбаться. Не сдержавшись, я расхохотался в голос, и Розамунд сжалась. Она… она… она жалеет, что с моим отцом… Ох, не могу… Она жалеет… Я заливался смехом, держась за бока, пока она мялась на месте. Тоненькие хрупкие ножки, обутые в ободранные розовые туфли, терлись друг о друга коленями. Вцепившиеся в сарафан руки силились как можно ниже опустить юбку. Я не сразу понял, что случилось — не понимал до тех пор, пока не заметил, как темнеет песок под ней. Мой гогот оборвался, и я замер, чувствуя особенно сильный удар вздрогнувшего сердца. Описалась… Описалась от стыда?.. Не-е-ет… описалась от страха… Ее лицо — Роза готова была разреветься. Она боялась сойти с места, панически оглядываясь по сторонам — молясь, чтобы никто не заметил ее позор. Я практически слышал, как бьется ее перепуганное до смерти сердечко. И чем отчетливее становился для меня его ход, тем медленнее, но проникновеннее билось мое. Член дернулся в шортах, и мой взор потемнел. — Пойдем, — сказал я, указав на сарай за детской площадкой, скрытый высокими кустами и ветвистыми деревьями. — Там ты высушишь одежду. Она ничего не ответила, только шмыгнула носом, вытирая слезы кулачками. Безропотно Роза шла за мной след в след, и вскоре нас накрыла тень плещущейся салатной листвы. Песок под ногами сменился травой; Роза вскрикнула: корявая ветка проткнула истончившуюся ткань и слегка задрала ее сарафан. Я не мог сфокусировать взгляд — все вокруг пульсировало и размывалось. Ее мокрые бедра блестели, бледные тонкие пальчики тщетно боролись с непослушной юбкой, точно старающейся задержать Розу, не дать ей зайти в этот сарай… Одним резким движением я обломал ветку, и та повисла на сарафане. — Идем, — лишь добавил я. Сердце выколачивалось в груди так, что трепыхалась футболка. Хочу увидеть… Хочу увидеть… Хочу коснуться… Хочу… Старая деревянная дверь скрипнула, проливая свет на грубый дощатый пол. Розамунд переступила порог…***
Эти глаза… Такие же, как у моей Селесты… Такие же, как у моей Розамунд… Клайв, почему у тебя эти глаза?