***
Айя задумчиво погладила пучеглазую козу меж рогов. Недовольно закудахтала одна из куриц, и Лешая по обыкновению подперла плетень, служивший загоном для всего лесного скота. Печально Айя оглядела свой дом — маленькую хижинку да выложенный каменным кругом очаг. Ночь стрекотала ей со всех концов. Блеклыми огоньками поблескивали светлячки, придавая темноте особое очарование, но обычно бойкой и восторженной Айе было как-то не до этого. Ничего подобного она прежде не чувствовала. На душе было скверно. Руки опускались. Айя поднимала грустные глаза к небу и вздыхала. Как же ей хотелось расправить руки-крылья и улететь в глубокую синюю мглу, к звездам. С Калебом они стали видеться реже, но намного дольше, чем прежде. Он ее попросту не отпускал и, если слышал, что ей нужно идти к отцу или на охоту, начинал вопить болотной выпью. Он был очень неспокоен, и его беспокойство передавалось и ей. Ссутулив плечи, Айя подошла к огню и, подбросив хвороста, уселась погреться. Калеб явно чего-то не договаривал. Он хотел быть вместе с ней, жить, как те, кто входит в круг Ожта, но жить Калеб хотел не в лесу и даже не в своей деревне, а где-то далеко, будто хотел спрятаться от кого-то. Калеб точно чего-то опасался, но чего? С чего бы вдруг Калебу убегать? Неужели кто-то желал ему зла? За что? Уж его-то точно никто не мог заподозрить в колдовстве или в каком другом проступке. Да и он говорил ей, что отец его какой-то значимый в деревне человек. Может, из-за того, что он был с ней? Тут, в лесу? Что, если кто-то прознал об этом? Люди в деревне злые. Может, Калебу грозила опасность? Из-за нее? На темную голову снизошло озарение, словно Айя увидела что-то в языках пламени. Калеб был в опасности! В мгновение ей все стало ясным и очевидным. Видимо, он не хотел ей рассказывать, чтобы она не волновалась, думалось Айе, и от тяжелого открытия у нее заболело сердце. Она должна была помочь ему. Защитить... Айя едва не вскочила с места. Нужно было бежать вызволять Калеба из неприятностей, но Лешая осеклась, тут же вспомнив их разговоры о побеге. Ей было страшно убегать из лесу. Храброй охотнице еще никогда не было так боязно. Здесь ей все было понятным и знакомым. Она прекрасно знала, как выживать и как кормить свою семью. Кто знал, что ждало ее в том городе, о котором в последнее время Калеб говорил так часто? Как и где они будут жить? Как будут добывать еду? Может, люди там были еще злее. Правда, могло быть в точности и наоборот. Калеб говорил очень убедительно, словно уже успел обо всем побеспокоиться. Может, стоило довериться ему? Оставить лес... Эта идея никогда бы не пришла ей в голову, если бы не он. Она была здесь счастлива. Среди вековых деревьев Лешая чувствовала себя защищенной, будто лес хранил свою лесную ведьму от всех невзгод. Тут ее вырастил отец, но ради того, чтобы спасти Калеба, Айя готова была идти хоть на край света. — Айя, — подле нее возник отец. В его бороде запутался комар, и он, хлопнув по впалой щеке, убил назойливое насекомое. Медленно Леший уселся рядом. Отцовское сердце почувствовало беспокойство дочери, и, улыбнувшись, он мягко пригладил ее голову. — Отец... Я... Она задрожала, положив голову ему на плечо. О Калебе Айя рассказала еще тогда, когда он подарил ей ленты. Да и сам старик, казалось, все понимал без слов и не мешал. Дело-то молодое, вот только... Каждый раз, когда Айя уходила от хижины, он обеспокоенно мычал, словно умолял быть осторожной. — Я не знаю, что мне делать... — М-м-м, Айя... М-м-м. — Уедем из леса? В город? — вдруг прошептала она. — М-м-м? — Он так хочет... Он хочет, чтобы я уехала с ним отсюда. Ему грозит опасность, понимаешь? Но я не брошу тебя, — помотав головой, Лешая решительно нахмурила брови. — Уедем все вместе, прошу тебя. — Айя сжала сухую руку отца, прося ласково и тихо, хотя сомневалась в каждом своем слове. — Туда, где мы еще не были и никто нас не знает. Мы будем жить не как лешие, а как обычные люди. Там тебя никто не закидает яйцами и грязью! — М... Айя, — покачал старик головой. — Айя-Айя-Айя... — Мы поселимся в настоящем домике с оконцами. Заберем нашу козу. Я наконец-то научусь варить сыр, а ты будешь плести корзины на продажу. — Айя улыбнулась сквозь слезы. — Калеб тоже сможет научиться у тебя. А еще... Мы купим тебе новый костюм и... Мы больше никогда не вернемся в этот лес! Леший покачал головой. Он выставил руки к огню и, погрев ладони, растер тугую пленку на коже. Погрузившись в тяжелые раздумья, Леший зажевал нижнюю губу. Старик махнул рукой в сторону деревни и о чем-то промычал. — В деревню мы тоже не вернемся. Люди там злые... Ты сам знаешь. Все они говорят, что я — ведьма, а ты — Леший. Впервые насупившись, старик кинул подвернувшуюся шишку в огонь. Лицо его вдруг стало грустным. Он вздохнул, и, видимо, от терзавших его сомнений, почесал шелушившуюся лысину. Айя отчаянно взмолилась: — Ну, пожалуйста. Ну что нас тут держит? Нас никто не любит там. Они нас чураются. А там, куда мы уйдем, может, у нас появятся друзья. Там будет другая жизнь... Калеб обещал, что там хорошо. Прошу тебя. — Айя тихо заплакала, но даже сквозь слезы продолжила умолять отца. — Вдруг с ним что-то случится! Я его очень люблю. Я тебя очень люблю... Я... Я... Так боюсь. Леший поцеловал Айю в лоб и прижал к себе свое несчастное разрыдавшееся дитя. Тихо перед ними потрескивал огонь, выплевывая в ночное небо яркие искры. Вокруг них виновато толпились вековые деревья. От ночного ветра шептались да качались их кроны, но из-за облаков вышла луна, и лесной ропот стих. В этой священной тишине старик запел. Старый дребезжащий голос, певший не пойми о чем, убаюкивал отчаяние. Допев песню, Леший улыбнулся, оголив почерневший ряд зубов. Бережно он заткнул прядь волос Айи за ухо, и, посмотрев ей в глаза, согласно кивнул. — Ты... Ты согласен? — переспросила Айя, но вместо ответа старик вдруг вскочил со своего места и убежал в хижину. Вернувшись, он что-то часто замычал, трясясь и приседая. Ей казалось, она понимает. Из-за пазухи Леший достал шляпу с пестрым пером, водрузил ее на голову и уткнул руки в боки. Красуясь, он прошелся мимо нее. — Хм-хм-хм. Ты как самый настоящий горожанин, — растирая по щекам слезы, посмеялась Айя. Леший перебрал ногами, пару раз подпрыгнул и выполнил какой-то пируэт. Он все еще помнил те танцы, которые когда-то танцевал со своей Анитой. Франциск вытянул руки, приглашая дочь присоединиться, и та, улыбаясь, стала танцевать вместе с ним. От счастья она позабыла обо всем, и ей впервые за долгое время стало легко и хорошо. — Ты даже не представляешь, как мы заживем! — Айя крепко обняла отца, когда их танец закончился. — Мы будем вместе... Ты, я и Калеб. Я скажу ему. Завтра! Завтра я скажу, что ты согласен уйти в город. Как же он обрадуется. Наверное, будет сложно. Я, наверное, не смогу там охотиться, но ничего. Я буду заботиться о тебе во что бы то ни стало! Всегда... А Калеб будет заботиться обо мне, — уверяла счастливая Айя отца, и тот, слушая ее, улыбался да поглаживал дочь по плечу. Леший Франциск дал своей дочери все, что мог. Готов был пожертвовать и жизнью в лесу. От него не убудет. Лишь бы она была счастлива, а он... Глядя, как она улыбается, будет счастлив и он. Большего ему и не надо.***
Утреннее солнце безжалостно гнало тень в углы, подбираясь к своему зениту. Трое друзей шли с реки. На плечах их наперевес лежали удочки, да вот только рыбалки у Калеба с друзьями совсем не вышло. Болтали товарищи без умолку, распугав всех радужных форелей в округе. Не особо переживая из-за неудачи, Том столкнул Калеба с крутого берега, и закончили друзья очередным дурачеством — купанием. Оставшийся на берегу Джон только и сетовал, ворчливо причитая на их озорство. С мокрых волос струйками сбегала вода. Калеб промок до ниточки и теперь дулся на Томми, оставляя на сухом песке после себя россыпь темных точек. Лоснилась кожа от влаги. Перейдя мост, друзья уселись на залежи дров. В нос ударил запах сухой древесины, и один из юношей вздохнул: — Ну и жарища! — Джонни достал из-за подвернутого манжета платочек и вытер лоб. — Ох ты ж Ожт тебя дери. С каких пор ты подтираешься расшитым в вензелях платочком? — Это — Агнес, — с особой нежностью в голосе проговорил Джонни. — Она вышила... Чтобы часть ее всегда была со мной. — Все же, женщины — от Скверны, — усмехнулся Томми. — Каждая из них может околдовать по-своему... — Твоя жена тебя не околдовала. Разве нет? — буркнул Калеб, упершись локтями в колени. — Ха! И что? Я с ней долго жить не буду. Вот уж дудки, — усмехнувшись, Томми разлохматил еще мокрый чуб на лбу. — Одним днем возьму, да сбегу. Повешу суму на плечо — вот только меня и видели. — И оставишь свою Илле? — поинтересовался Джонни. — Еще чего! Пойдет со мной. Такая корова нужна самому. Она чего в этой дыре забыла? — ответил спокойно Томми, словно дело было давно решенным. Вдруг он нагнулся в сторону и ткнул Калеба локтем в ребро. — Того глядишь, Калеб с нами подастся. Семейная жизнь его вкрай одолела. Только глянь на него — отощал, загрустил, посерел, — Том потрепал Калеба по шее. — Может, и подамся, — огрызнулся потревоженный Калеб. — Тебе-то что? — Ну и говнюком же ты стал, Калеб. Эх... Найди с кем потрахаться, либо сходи выпей, — посоветовал Том. — Это помогает... Раз уж твоя гордячка тебя не устраивает. — Иди ты! — О, как запел! А я ведь говорил. Женитьба и не такое делает. — Да ладно вам, — не вытерпел Джон. — А ты вообще молчи, — махнул на него рукой Том. — Сидишь под юбкой своей жены. Тепло, хорошо и мухи не кусают. — Вам-то что. Мешает? — Не всем везет как тебе, мой дорогой друг... Если бы можно было жениться на вдовах — никогда бы не женился на той ведьме, которая хозяйничает у меня по дому, — Томми зевнул. — И вот скажи мне, какого Ожта нельзя жениться на овдовевших? Поднялся ветер, донесший до них странный шум, и все трое обернулись. По улице, торопясь, бежала молодая женщина, поправляя на ходу раздувавшийся передник. За ней, как за матерью-гусыней, бежал выводок детишек. Увидев знакомые лица, женщина остановилась и прокричала: — Чего расселись! Говорят, там ведьму поймали! — Ведьму? — переспросил Джонни. — Ведьму! Ведьму! — Довольно заверещали дети. — О! Может, моя Присцилла попалась? Благослови Ожт столь праведное дело! — прокричал радостный Том, хлопнувший себя по колену, и друзья, не сговариваясь поспешили вслед за женщиной. Бежали они в сторону его дома, и Калеб, чувствуя неладное, отчего-то стал молиться про себя. Он даже думал свернуть и пересидеть в лесу, а позже выяснить у друзей о том, что случилось. Увы, Том крепко ухватил его за рукав, не дав сбежать. Троица выбежала на нужную улицу, и у своего двора Калеб увидел толпу, набежавшую почти со всей деревни. — Ведьма! — раздалось среди людей. — Сюда! Сюда! — помахала рукой женщина. Толпа окружала скрученную пополам девушку. На голову несчастной сыпались проклятья. Кто-то пытался выяснить, что произошло, разглядывая виновницу всей этой кутерьмы. Пленнице удалось разогнуться, и она подняла голову к солнцу. От ужаса Калеб побелел, будучи не в силах вымолвить и слова. — Ведьма! — вновь разразилась громом толпа, окружая несчастную священным кругом. — Ведьма! Ведьма! — повторили за взрослыми маленькие несмышленые дети, и Калеб едва не осел наземь, увидев схваченную Айю.