Hellawes — Обряд.
По залитой солнцем поляне, резвясь, бегают два паренька. Весело смеясь, играют в салки. Светловолосый парнишка лет семи на вид изо всех сил удирает от друга, спеша через широкое поле к реке. Ребенок, что постарше, явно дает мелкому фору, не спеша продирая ногами траву, переходя на шаг. Когда до воды остается метров двадцать, тот резко нагоняет соперника, цепляет за рубаху пальцами, тормозя его бег, а затем откидывает мальчика на песок и, весело хохоча, устремляется первым до реки. Младший, не теряя азарта, вновь поднимается на ноги и пускается вдогонку. Старший тормозит у самой кромки и победно опускает пятку в воду, тут же жалея о содеянном, быстро вырывая конечность из плена не прогретой утренним солнцем стихии. Мальчуган налетает прямо на друга, и от резкого и неожиданного удара щуплого тельца старший теряет равновесие и плюхается прямо в холодную воду, утаскивая с собой друга. Младший тогда впервые в жизни услышал неприличные выражения и очень долго смеялся, уже сидя на берегу и пытаясь согреться о старшего. Костер развести так и не смогли. Решили согреться старым проверенным способом — салками, а когда уже без сил повалились в тень ближайших деревьев, долго боролись за самое удобное место, ничем не отличающееся от всей остальной травы под раскидистым старым дубом. В ход шла уже тяжёлая артиллерия — щекотка. Младший боролся до последнего, пока в сплетении рук и ног друг не придавил его всем весом к траве. Но даже так их заливистый смех еще громче раздавался над рекой. — Это все равно, что мне бороться с Намджуном. Смирись. Ты малявка! — победно проговорил старший мальчик. — Да это нечестно, ты больше и старше, и сильнее, — без особого возмущения отвечал ему друг. — В охоте тебя бы уже сожрали упыри, — слезая с мальчика, поддразнивая. — Чонгук, — светловолосый так и остался лежать на траве, раскинувшись звездочкой. — Мы ведь всегда будем друзьями? Ты же всегда поддержишь меня? Никогда не оставишь? — Что за вопросы? Конечно, Тэ! — возмущенно отвечал Чон. — Мы друзья! И всегда ими будем, что бы не случилось! — Обещаешь? — Да чтоб мне ведьмы не поймать! Неподалеку, чуть спрятавшись за кронами соседних деревьев, стоял высокий молодой мужчина, с усмешкой наблюдая за трогательной картиной. Он еще не знает, не до конца понял, что не так с этими двумя. Словно грозовая туча в ясный день, повис над их головами мрак. Но прекрасно понимает, что этим парням не суждено сохранить ни дружбы, ни любви. Через семь лет парни потеряют дружбу, а еще через несколько, возможно, лишатся единственной настоящей любви, одной на двоих.***
Юнги скакал без остановки через весь город, там, на окраине столицы, расположился огромный монастырь Ушба, закованный в хребте великой горы. Даже самые неверующие склоняли головы перед его величием. Как только башни монастыря замелькали на горизонте, эльф немного сбавил скорость. Ворота закрыты, на ближайших башнях ни души. Как, в принципе, и следовало ожидать, обеденный час — час молитв. Здания простираются от окраины столицы и до километра вдоль горного хребта. Искать Тэхена самому — глупая затея, можно убить на поиски огромное количество времени и так и не добиться нужных результатов. Спешившись возле ворот, Юнги не находит иного выхода, как постучать. Гул от стука раздается вереницей от ворот глубоко внутрь здания. Через несколько минут массив дерева расходится в стороны, являя взору эльфа колоссальное по своим размерам строение, словно выросшее из скал. Не ожидая подвоха, парень без страха и колебаний ступил на священную землю, где тут же был оглушен чем-то тяжёлым по голове. Очнулся эльф уже в полной темноте, связанным и висящим по колено в воде. Глубокий колодец с кристально чистой, студеной водой — вот чем еще славится великий монастырь Ушба.***
В старых подвальных стенах раздаются лишь глухие жалобные стоны да шорох плети, падающей на грязный каменный пол. Светлая кожа Чимина исполосована красными бороздами от ударов, на шее огромные синяки, а в глазах лишь боль и слезы. — Ты такой стойкий, солнце, — обманчиво нежным тоном произносит Ким. — Думаешь, оно того стоит? — Я лучше умру, но не сделаю того, о чем ты просишь, — из последних сил, на выдохе. — А кто сказал, что я прошу? — по лицу расползается ядовитая ухмылка. — Ты в любом случае умрешь. Так чего тебе терять? Тем более не думаю, что наш Чонгуки сделает выбор, так скажем, в твою пользу. Он даже не пришел, хотя знает, что ты здесь. — Ты запер его! — откуда только взялись силы на крик. — Эх. Этот чертов эльф тебе проболтался, — не вопрос, утверждение. — Когда-нибудь я точно его казню. — Какой тебе прок от всего этого? — еле слышно бормочет Чим. — Просто убей меня, и дело с концом. — Нет, нет, нет, солнце! Ты не понял меня. Если я убью тебя, мир просто избавится от еще одной ведьмы, а я не получу ничего. Снова. — Нам опять ближе подходит к ведьмаку с диким, немного сумасшедшим взглядом, укладывает ладони на его оголенные плечи, всё в кровавых подтеках после порки. — А я так не хочу, — уже с нотками притворной грусти в голосе. — Так чего же ты хочешь? — сквозь всхлип. — Как позор Чонгука сможет дать тебе что-либо? — Все очень просто, солнце. После того, как народ примет новость о его предательстве, я сяду на его место, а самого Чонгука казнят. И не только его, как ты знаешь, солнце, — глубоко всматриваясь в изумрудные, влажные от подступающих слез глаза. — Ты ведь все видел. Я знаю что видел. Может, я даже сжалюсь над тобой и оставлю себе живым. — Ты больной. Я никогда… — договорить не дает звонкая пощёчина. — Это я решу, — затем массивная ладонь нежно оглаживает место удара. — Знаешь, а я понимаю Чона, ты очарователен, — рука соскальзывает на худую спину, испещренную следами от плети больше всего. — Красивый, хрупкий, — уже в самое ухо шепчет: — И такой выносливый, ты сможешь многое выдержать, — и в противовес ласковым словам — тяжёлый удар в солнечное сплетение. Ведьмак чуть не задохнулся, в глазах резко потемнело, голова закружилась от боли. Стоило парню согнуться от удара, как его тут же вздернули вверх, цепляя связанные руки за толстый ржавый гвоздь, торчащий из стены. — Повиси немного, солнце. Я скоро вернусь. Не шали без меня. Намджун вышел из камеры, плотно заперев дверь, выставил перед ней охрану, строго-настрого приказал не пускать ни единой души. Эта игра нравится ему все больше. Так или иначе, Ким всегда добивается своего, и в этот раз на кону слишком большой выигрыш. Если в народе прознают, что за ведьмака пригрел их правильный во всех смыслах лидер, наследник великого рода Чон, любимец толпы, ему точно не избежать их гнева. С помощью Пака или без него, Нам уже слишком близок к цели, чтоб отказываться от нее из-за такой ерунды.***
— Я хочу поговорить с Намджуном! Позовите генерала Кима! — за толстой дверью в ответ лишь тихие перешептывания стражи. Битый час Чонгук пытается вызвать на разговор Кима, в ответ ему лишь молчат. — Господин Ким занят, — с ехидством в голосе проговаривает охранник, все же не выдерживая. — У него есть дела повеселее, чем выслушивать предателя. Чон в прострации уставился на дверь, он не понимает абсолютно ничего из сказанного. Это какая-то шутка? — Откройте сейчас же дверь! Что значит предателя? — в голосе ярость. — Вашу подстилку, господин Чон, забьют камнями на площади, и молитесь богу, чтобы народ не обозлился на Вас. Паника. Дикая, необузданная паника первой приходит за пониманием, пробираясь под кожу, она вонзает свои острые коготки в каждый сантиметр тела. Нужно что-то сделать, как-то помочь. Не может же он позволить ужасному случиться. Нельзя отдавать своего маленького, беззащитного Чимини без объяснений толпе. Его они и не послушают. Да он и сам бы не послушал раньше. Почему Намджун так поступает? Почему скрывал от него да и ото всех правду? Как сбежать из башни в шесть лестничных пролетов? Правильно. Никак. Остаётся одно: — Вы должны меня выслушать! — во весь голос и кулаками в дверь. До синяков и ссадин. Чонгук без перерыва долбит в дверь вот уже около двух часов. Кричит и не дает страже покоя. Он устал и зол. Зол в основном на себя, на свою беспомощность. Горло охрипло от громкого крика, а руки поднимать для удара все тяжелее с каждым разом. Но сдаться — значит, оставить Пака в опасности, если, конечно, он еще жив. Спина прижимается к холодному, гудящему от ударов дереву. Чон скатывается по двери вниз, прислоняется головой. Бесполезно. В отчаянии ударяет затылком по двери, тупая боль разносится по черепу и уходит вниз, рассеиваясь где-то в районе сердца. Предательские слезы подкатывают к самому горлу, Чонгук душит всхлип в ткани одежды, рукавом прикрывая рот. Последний раз он плакал, когда узнал о смерти родителей. В инквизиторе поднимается ярость, ненависть и не так давно угасшее чувство мести. И если он опоздает, эти чувства целиком и полностью будут направлены на Намджуна. Парень вскакивает на ноги, хватает первую попавшуюся вещь, коей оказывается большой деревянный стул, и со всей силы швыряет его об дверь. Тот разлетаясь на куски, мелкой крошкой осыпается на пол. Затем еще один стул постигает та же участь. И удаляющиеся шаги одного из охранников. Чон, не понимая, что творит, разносит все подъемные предметы о дверь, та лишь оцарапана в нескольких местах. Тогда инквизитор начинает с разбега врезаться в нее так, что петли начинают поскрипывать. Не рассчитав силы, Чонгук, неловко приземлившись на дверь, боком соскальзывает вниз с громким воплем боли и вывихнутым плечом, но и не думает останавливаться. Когда Чон, еле поднимаясь с пола, отходит для нового разбега, дверь с противным скрипом открывается, а на пороге стоит Намджун. Он лишь едко улыбается парню, осматривая того с ног до головы. Затем подходит, усаживает Чонгука на постель и, ни слова не говоря, прижимает его тело ногой к кровати, и резко дергает на себя вывихнутую конечность. Крик парня разрывает перепонки, кажется, звучит еще громче, чем до этого. Нам плотно перетягивает сустав принесенными ему стюардом бинтами, и Чон уже не может понять, как ему реагировать, что говорить. Это ведь Намджун, тот, который почти отец. Он поднимает взгляд, полный растерянности, и тихонько произносит: — Генерал Ким… — голос слегка подрагивает от боли и волнения. — Я… Что происходит? Почему… — Тшшш, — прикладывая палец к губам, прерывает его Нам. — Чонгуки, сынок, тебе действительно так уж дорог этот ведьмак? — Что? Что Вы с ним сделали? — вопрос на выдохе. — Генерал… — Ничего. Пока. — тон Намджуна меняется, становится ровным и холодным. — Думаю, если он станет послушным мальчиком и сделает, как я сказал, то, возможно, останется в живых, — и снова игривость в голосе. — Что Вам от него нужно? — От него? О, да ничего серьезного, сущие пустяки. Только вот он не желает выполнять мои указания. Может, ты его убедишь? Ты же очень хочешь, чтоб ведьмак остался жив? Чонгук ошарашенно переваривает услышанное только что. Извилины судорожно шевелятся под черепной коробкой. Сначала нужно все же узнать, что Наму понадобилось от Чимина, а потом уже думать, что можно сделать. Только бы увидеть его. Чонгук встряхивает головой, разгоняя напавшие мысли, и четко выговаривает: — Что тебе от него надо? Чтобы уговаривать его на что-либо, я должен знать, что это. — Хм, — горделиво хмыкнул Ким. — Я правильно воспитал тебя. Ты заставляешь гордиться собой, парень. И ты прав. Да. Тебе надо знать, — снова ухмылка, не предвещающая ничего хорошего. — Что тебе нужно от Чимина? — Чон был уверен, что ни за что не станет убеждать Пака, пока не услышал, что от него требуется. Чимин должен был во всеуслышание объявить Чонгука предателем своего народа, обвинить его — любовника убийцы своих родителей, что тот продал все свои принципы, цели, а самое главное — свой народ, который очень любил и почитал покойную чету Чон. Народ должен был поднять бунт, а Чонгука казнили бы за такой поступок без суда. В обмен на это Нам обещал сохранить ведьмаку жизнь. Хороша перспектива, ничего не скажешь: быть казненным или на твоем месте окажется любимый человек. Превосходно, Чонгук, у тебя весьма и весьма простой выбор. — Мне нужно с ним поговорить, — вымолвил парень, пока шестеренки в его голове крутили друг друга с удвоенной силой. И как назло, подходящего решения и близко не проплывало. — Конечно, нужно, — с усмешкой отвечает Нам. — Пойдем, — притворно вежливо. — Я отведу тебя к нему. Аккуратно подхватывая под здоровое плечо, ведёт парня к лестнице, затем на выход, к подвалу дальних зданий дворца. Без охраны, без сомнений в своем успехе. Даже если уговорить Пака не окажется возможным, вся эта ситуация в целом уже пахнет гнилью, только разворошить толпу — и вонь поднимется до небес. А Намджун, как верный подданный своего народа, все уладит, разберётся во всем, приберет, почистит и даст своим людям то, чего им необходимо — справедливость. Утолит их жажду крови, накормит голодных псов мести и посадит на широкий, бронзовый ошейник с тяжелой, стальной цепью. Чтоб в радиусе протянутой руки. Даст облизать хозяйские пальцы и заставит полюбить только себя, слушать только себя, бояться тоже только себя. Это все, чего желает генерал Ким. Не такая уж и большая цена, за это отдают порой больше, чем пару никчемных жизней.