Элиот Хампден
09.05.2010
Как только я замечаю тебя вылетающей из палаты Эмбер, то всё сразу отходит на второй план, становится незначительным. В глаза сразу бросается красная клетчатая рубашка, в которой я так часто видел её, и вот теперь она на тебе. Окликаю тебя, но ты, не останавливаясь, кричишь что торопишься, и растворяешься среди толпящихся в коридоре людей. Внутри меня вспыхивает уже родное раздражение, я привык к тому, что ты отшиваешь меня, и возможно даже принял бы это и сдался, если бы не твоя одержимость Рэйчел. Она снова тебя использует, как и всех окружающих её людей до этого, возможно сама того не понимая. Пора с этим заканчивать. Мысль о том чтобы проследить за тобой приходит внезапно, убеждать себя не приходится слишком долго, борьба в моей голове заканчивается в пользу того что эта затея верная. Это ни капли не странно. Я поступаю правильно, ведь это ради тебя. Моя уверенность улетучивается в миг, как только я переступаю порог дома Эмберов, то сразу же хочу просто развернуться и убежать. Я прохожу глубже, иду на шелест бумаги, застаю тебя в кабинете за какой-то вознёй. Замечая меня, ты застываешь, и мне становится невыносимо больно от осознания того как ты на меня смотришь. Упрёк, которым пропитан твой взгляд, заставляет меня поверить в то, что я, возможно, ошибся, но я проглатываю это, и убеждаю себя в том, что всё нормально, но потом ты произносишь слова, которые режут меня больнее всего. — Преследуешь меня? — Твой голос дрожит, тревога внутри меня сменяется раздраженностью, ты не должна бояться. Не. Должна. Я отвечаю, оправдываюсь, но вижу, как кривится твоё лицо, и понимаю, что выходит только хуже. Ты твердишь о том, что я не понимаю, во что ввязываюсь, говоришь, что я веду себя пугающе, игнорируешь мои оправдания, и защищаешь её. Я осознаю, что Рэйчел въелась в твоё сердце, а ты в моё. Звук полицейской сирены бесцеремонно прерывает нас, и моментально возвращает меня в реальность. Ты испуганно бросаешь в мою сторону ожидающий взгляд. Мне становится тебя жалко, и я говорю что разберусь, слепо веря в то, что ты это запомнишь и оценишь по достоинству. Услышав мои слова, ты пулей вылетаешь из кабинета и бежишь прочь, оставляя меня одного, я начинаю шарить глазами по кабинету, по бумагам, лежащим на столе, и понимаю что я в кабинете прокурора.Твою ж мать.
Меня отчисляют из Академии, естественно без права поступить туда снова. Разочарованные родители ожидают меня в Сиэтле. Но я ни о чём не жалею, я поступил правильно. Так ведь?ХХ.08.2010
Крест раскачивается из стороны в сторону, я смотрю на него, и он отчего-то кажется мне очень забавным. Наверное, почти все люди, так или иначе, склонны к саморазрушению. Некоторые из них это осознают, другие нет. Но все они идут по одной протоптанной дорожке, взявшись за руки, глупо улыбаясь, или с выражением непередаваемой печали на лице. Шагают в яму, где нет дна. Крест превращается в квадрат, и я понимаю, что он не реален, ёбаный в рот, что за каша у меня в голове?. В яму они прыгают отчаянно или радостно, каждый по своему, уникально, неописуемо. Я не знаю, зачем они это делают, не знаю, что они чувствуют, падая в бездну. Мне интересно и поэтому я иду по той же тропинке, но иду не торопясь. Иду? Куда? Блядь, кажется эта доза была лишней. Шум заставляет мысли хаотично метаться. Грязь тут на каждом шагу, в прямом и переносном смысле. Я запрокидываю голову и опустошаю бутылку, шум уже не кажется мне таким противным, кто-то протягивает мне еще одну, я хватаю её и с несвойственной мне жадностью выпиваю до дна. Красные огни становятся синими, шум плавно превращается в музыку, очертания энергично извиваются под неё, а на их безликих лицах пробивается улыбка, я улыбаюсь им в ответ. На следующий день эйфория сменяется сильной головной болью, просыпаюсь я в какой-то куче дерьма, разбитые в кровь колени и кулаки сильно саднят. Люди, проходящие мимо, смотрят на меня с интересом, презрением, и даже сочувствием. Наверное надо с этим завязывать.***
Фланирование заканчивается тем, что я нахожу бар скрытый в тёмных улочках. Я бы назвал его неприметным, банальным, не будь он буквально спрятан от внешнего мира. Случайно сюда забрести, конечно, можно, но приличные люди не шляются по таким откровенно дерьмовым местам. Над его входом висит неуклюжая неоновая вывеска, она рябит, а некоторые буквы наверное не загорятся уже никогда. Red beakХХ.06.2011
Напившись, я заставляю бармена слушать мой бред уже в сотый раз. Я понимаю, что моя жизнь не отличается какой-то особенной драмой или типа того. Но по личным ощущениям я будто всё проебал, что недалеко от правды. Словно заученными фразами я бубню ему о своей семье, что вышвырнула меня, на что он лишь сострадающе улыбается; рассказываю о себе и Блэквелле, он пожимает плечами, мол чёрт, чувак, просто оглянись, и я оглядываюсь, люди выглядят угрюмо, метая в мою сторону яростные взгляды, или просто пялясь в свою кружку. Смотря на эту картину, я невольно замираю, пропитываюсь этой тухлой атмосферой, становлюсь её частью. Громкий стук массивного стакана о барную стойку выдёргивает меня из раздумий, я благодарно киваю ему, и продолжаю говорить, в этот раз о тебе. О тебе я всегда рассказываю в красках, словно превознося. Я разошелся настолько, что не сразу услышал хриплый смех, заглушающий мою речь, я бы не обратил на это внимания, если бы не тревожный взгляд вечно неунывающего бармена смотрящего куда-то мне за спину. Я снова обернулся и увидел мужчину, выглядел он довольно внушительно, заметив мой взгляд, он приподнял кружку и сказал. — За эту твою шваль, — небрежно выплюнул он, и демонстративно отхлебнул. — Шваль? — переспросил я, не скрывая своего раздражения. — Ну да, — он сделал паузу, будто над чем-то раздумывая, — завязывай по ней убиваться, готов поспорить, что ей на тебя вообще насрать, — его голос больно врезался в уши, вынуждая меня прикрыть глаза от дискомфорта. Он посмотрел на меня, и, видя мою реакцию продолжил. — Посмотри на себя, выглядишь жалко. И всё из-за какой-то шлюхи. Я делаю глубокий вдох, бармен смотрит мне в глаза и отрицательно качает головой, как бы умоляя меня не совершать необдуманных действий. Я понимаю, что если поддамся эмоциям и попробую напасть на этого бугая, то это будет больше походить на суицид чем на драку. — Ты ведь понимаешь, что её прямо сейчас может быть трахает какой-нибудь урод, — снова делает паузу и приподнимает бровь глядя на меня, не дождавшись ответа он продолжает, — и думает она сейчас явно не о тебе, а о члене, на котором скачет, — явно довольный собой, он начинает мерзко хохотать. Ярость рвёт меня на части, кричит, просит, приказывает сделать что-нибудь. Бармен, кажется, пытается меня успокоить, но его голос тонет в звуках хриплого хохота.***
Подворотня напротив кажется удачным местом для засады, тёмная, бесконечная. Кромешная тьма отлично маскирует неудачников вроде меня, и только дрожащий огонёк между пальцев может привлечь внимание. Вижу его. Выходит из бара, тушу сигарету, двигается в мою сторону, на ходу расстегивает ширинку, и принимается мочиться в нескольких метрах от меня. Понимаю, что это отличный момент для нападения, но здравый смысл говорит мне, что я не готов. Бутылка, которую я вынес с собой, возможно, сойдет за импровизированное оружие, но глядя на его широкую спину в мою голову закрадываются сомнения. Вожу рукой по сырому асфальту в надежде найти что-нибудь, нащупываю камень, разочарованно закатываю глаза, что я блядь ожидал здесь найти? Нож? Гранату? Звук застегивающейся молнии словно оповещает меня, что время на исходе. Я, понимая, что лучше этого камня точно ничего не найду в столь короткий срок, встаю и двигаюсь в его сторону с бутылкой в одной руке, и камнем в другой. Он, видимо услышав мои шаги, оборачивается и пытается вглядеться во тьму. Сердце начинает бешено колотиться, руки трястись, поле зрения сужаться. В переулке становится практически ничего не видно, единственный ориентир это его тёмное очертание окутанное красным неоном. Я поступаю***
Переулок наполнился привычной тишиной, лишь лежащая подо мной туша изредка издаёт хлюпающие звуки в попытках то ли вдохнуть, то ли что-то сказать. Туман в моей голове начинает рассеиваться, реальность становится более чёткой, вместе с этим приходит и боль, я смотрю на то, что стало с моей рукой, торчащие из ладони осколки, хлещущая кровь, выглядит так же хуево, как и ощущается, и это не смотря на мягко говоря, скудное освещение. Я не стал убегать, или пытаться спрятать труп, я смотрел на него до тех пор, пока он не прекратил кряхтеть. Когда он перестал подавать признаки жизни, я перевёл взгляд на лужу крови у его головы, и стал всматриваться в отражение неоновой вывески, пытаясь прочесть отзеркаленную надпись сам не зная зачем. Я бы продолжил бесцельно сидеть здесь, в компании моего неживого друга, если бы не человек загородивший отражение в луже. Поднимая взгляд, я понимал, что пытаться разглядеть его в таком положении бесполезно, это скорее был рефлекс. — Здравствуй, — его голос был хриплым, но звучал молодо. Я промолчал. — Это твой первый? — он, держа руки в карманах, носком обуви поддел голову жертвы за подбородок и слегка приподнял, она завалилась набок, он фыркнул. — Да, — машинально ответил я. — Что чувствуешь? — его глаза сверкнули в темноте, он смотрел на меня.***
Однажды мне приснился сон, в нём я видел бабочку, хрупкую, красивую. Её синие крылья смутно мне кого-то напоминали, но я не мог вспомнить кого. Ощущение того, что я упускал что-то по-настоящему важное, не давало мне покоя. Тогда я решил поймать её. Но она ускользала от меня так же ловко, как и мысли о ней. Когда я понял что это попросту бесполезно, то оставил попытки поймать её, но она будто почуяв, что я утратил к ней интерес начала приближаться ко мне. Бабочка мельтешила передо мной, словно подначивая, но я не реагировал. Тогда она невесомо порхнула ко мне, и села на мою ладонь.Я вспомнил.