То, что останется

      — Ну вот, Матушка, мы уже почти доехали! Ещё денёк трясучки по этим ужасным дорогам, и мы прибудем в новую семью!       Огромная коричневая лошадь плелась вперёд, сонно свесив крупную голову, словно ей было тяжко передвигать даже собственный вес, не то, что нагруженную повозку.       Скайрим показался Цицерону ужасно неприветливым, начиная с погоды (хотя здесь, ближе к Вайтрану, было намного приятнее — теплолюбивый имперец, наконец, скинул толстый меховой плащ), заканчивая нордами. И даже дороги были отдельным суровым испытанием. Колеса у его видавшей виды телеги ужасно скрипели, и уже дважды Цицерону казалось, что ещё одна яма — и они застрянут посреди пустынной местности, на радость диким животным.Пока что судьба благоволила ему — они успешно преодолели треть пути, ему не пришлось отбиваться от волков, и, один раз,даже встретились разбойники.       В голове Цицерона закрутился веселый мотивчик незнакомой песни, и он обнаружил, что насвистывает её, аккомпанируя себе звоном бубенцов. Или песня была знакомой? Он уже давно не понимал какие именно мысли являются его собственными, а какие нет. Он даже не всегда понимал, говорит ли он вслух или про себя. Впрочем, теперь, когда он был окружён другими людьми, это, хотя бы, можно было определить.       Мимо потянулись зелёные поля. Время от времени, возникали фермерские постройки; на светло-зелёном фоне весенних лугов встречались то белые фигурки овец, то пара-тройка тёмных коров. Солнце пригревало, воздух пах весенними травами, небо не омрачала ни одна туча (лёгкая дымка уже почти растворившихся в лазури облачков — не в счёт). И когда умиротворенный Цицерон подумал, что Скайрим, может быть, не так уж и плох, Фортуна крутанула свое колесо, и одно из колёс телеги, попав в выбоину, оглушительно треснуло. Повозка накренилась назад и в бок, Цицерон уронил поводья и едва успел схватиться за край. Лошадь остановилась и принялась лениво щипать островок травы, прямо перед собой.       — Что такое?! Мы застряли! Проклятые дороги, словно заговор против несчастного Цицерона!       Он спрыгнул на землю и поспешил к заднему колесу. Там его ждал неприятный сюрприз — колесо частично слетело с оси, застряв в небольшой, но глубокой яме.       —О горе! Горе-злосчастье! Что же нам делать, матушка?!— Цицерон схватился за голову. — Ну, по крайней мере, мы недалеко от людей. Да, добрые фермеры, они помогут нам, отчего им нам не помочь?       Цицерон покрутился на месте, ища глазами какое-нибудь строение поближе, увидел невдалеке мельницу, и, помедлив(совсем не хотелось оставлять важный груз), направился прямиком к ней. Взобравшись на поросший клевером пригорок, он увидел дорогу, змеящуюся к деревянному домику. На небольшом участке, огороженном плетенью и прореженном грядами, согнувшись, копался человек. Цицерон подпрыгнул от радости.       — Как славно —хозяин дома! Как удачно, как чудесно! Цицерон попросит у него помощи. Даже отблагодарит монетками.              Всё складывалось как нельзя хуже.       "Вредный старикашка, противный сухарь! — Цицерон расхаживал возле повозки, размышляя, что же делать, и ругая упрямого фермера на чем свет стоит. — "Не знаю, кто ты, что везешь, скоморохов тут лет сто не было..." Не твоего это умишка дело, что я везу! Паскудный, зловредный…"       — Повозка сломалась?       Цицерон резко крутанулся на месте, схватившись за рукоять кинжала.       Голос принадлежал всего-навсего худой девице, стоявшей шагах в трех от него. Цицерон был так занят негодованием, что даже не заметил, как она подошла. Он оглядел ее: тёмные волосы, слишком низкий, для нордки, рост, и не такая бледная кожа (бретонка?), одежда не бедная, не богатая. Вид у неё был такой, будто она шла не по дороге, а продиралась в спешке через лес: тут, и там, на одежде были листья и веточки, высокие сапоги в грязи, как и плащ внизу, и подол платья там, где он не был заткнут за пояс ("Кто вообще надевает брюки и платье одновременно?"). Она выглядела, как путешественница, вот только вещей у нее не было. Кому придет в голову отправиться в путь без вещей? Цицерон пришёл к выводу, что она их лишилась, повстречавшись с разбойниками, но поскольку и сапоги, и плащ, и даже стеклянный кинжальчик на поясе уцелели, очевидно, смогла от них сбежать. Цицерон фыркнул. Видимо не только те разбойники, которых он повстречал, были никудышными. — "Жалкий Скайрим."       — Ты что, не видишь? Цицерон застрял! Проклятый фермер не хочет давать инструменты! Но Цицерон должен продолжить путь!       — Может, я могу помочь?       Цицерон в замешательстве уставился на новую знакомую: он не ожидал подобного предложения, да ещё так скоро. Широкая улыбка расползлась его лицу.       — О, конечно! Помоги нам, милая девушка, и Цицерон тебя вознаградит! Мы с Матушкой едем к новой семье, и моё колесо, видишь? Слетело с оси, завязло в поганой яме! Цицерон может починить его, но у него нет инструментов. У фермера Лорея они есть, он там, возле своего дома. Но он не хочет их давать! Отказывается! Поговори с упрямцем Лореем, убеди его помочь бедному Цицерону! И добрая девушка не останется в накладе, Цицерон тебя вознаградит! Золотом! Звонкими монетками!       Девчонка слегка склонила голову на бок, вертя в пальцах выбившуюся из неопрятного пучка на затылке прядь, её тёмные глаза скользили по нему вверх - вниз, и она, похоже, была больше занята разглядывая его, чем слушая. Это сильно раздражало. Однако, при упоминании монет она тут же оживилась.       — Так что мне нужн...Эээ...С кем поговорить?       — Фермер Лорей! — Цицерон нетерпеливо взмахнул рукой в направлении мельницы. Он с подозрением вгляделся в собеседницу. — Девчонка точно поняла, что нужно сделать?       — Да, да, поговорить с фермером.— беспечно отозвалась она. Казалось, его грубоватый тон её нисколько не задел. Она мило улыбнулась ему и пошла наверх по пригорку. Цицерон посмотрел ей вслед: на сером плаще и в волосах был репей. Он хихикнул.       —Видишь, Матушка, все не так плохо! Добрая девушка нам поможет! Если конечно поняла в чем именно наша проблема, Цицерон сомневается...Вид у неё рассеянный...Рассеянный, посеянный...Глупый старый Лорей! Лучше бы чинил повозки, а не препятствия!       Он звякнул бубенцами и хохотнул удачной игре слов.       — Мерзкий Лорей, ты не наглей — наткнешься на нож, миг — и умрёшь! Ах! Это замечательно, правда?       Он даже подпрыгнул от радости и принялся расхаживать туда - сюда, сочиняя новые, все более кровавые, рифмы про упрямого фермера.       — Время идёт, а девчонка нет! —он нетерпеливо вздохнул, обводя взглядом окрестности, и продолжил слоняться вокруг повозки. Мимо с жужжанием пролетел большой шмель. На небе становился отчетливо виден Массер, значит, уже перевалило за полдень. Лошадь доела пучок травы, и хотела было двинуться в сторону луга, но Цицерон, подскочив к ней, вовремя поймал её за поводья.       — Вот ещё, что задумала! Нет уж, стой тут, лошадка. Посмотрим, что у запасливого Цицерона есть для тебя...       Он выудил из кармана яблоко.       —Это получше, чем трава-мурава, как считаешь?       Проходящий мимо стражник смерил его подозрительным взглядом. Цицерон любезно улыбнулся ему. Тот, отчего-то, враз насторожился.       "И отчего здесь все люди такие мрачные? Ха, может, дело в воде?"       — Сынам Скайримане чета быть весёлыми без причины. Смотри, скоморох, если будешь нарушать закон и спокойствие граждан...       Лицо Цицерона вытянулось, но спустя миг он понял, что опять просто сказал все вслух. Он замахал руками.       —О нет! Цицерон любит порядок, он не стал бы нарушать его! — и доверительно добавил: "Пусть даже черви пожрут его лицо!"       Стражник поморщился и продолжил путь, ворча о суровых временах, Братьях Бури и безумцах, слоняющихся по дорогам славной земли его предков.       — Цицерон? Чокнутый? Глупости!       Стражник ушёл уже довольно далеко, но Цицерон увидел, как его шлем неодобрительно качнулся из стороны в сторону.       —Ха! Только послушай их, Матушка! — Цицерон вновь повернулся к мельнице, вытягивая шею. И грустно хмыкнул, добавив: "Послушай! А лучше — что-нибудь скажи… "       Наконец,из-за пригорка показалась знакомая фигура. Разглядев у неё в руках ношу, Цицерон издал ликующий возглас и кинулся навстречу спасительнице.       —Милая девушка вернулась! Ах, как чудесно, давай же скорее их сюда, Цицерону не терпится продолжить путь…       Он собрался было взяться за обитую грубой кожей ручку деревянного ящика, но девушка, словно невзначай, завела руку за спину, улыбнувшись ему. Цицерон вопросительно уставился на неё и тут же понимающе осклабился в ответ.       —Верно, верно! Нынче суровые времена, Братья Бури, безумцы на дорогах…Цицерон обещал вознаграждение, и он всегда держит слово!       Он бросился к сумке и выудил мешочек с деньгами, отобранными у бандитов, пытавшихся его ограбить.       —Вот, держи, за твои труды! — он вручил ей золото, и она отдала ему инструменты, которые он тут же начал перебирать в поисках нужных.       — Лорей сказал оставить инструменты конюху, он возле дороги —искать не придется.       — О, разумеется! Цицерон оставит. Цицерон тебе страшно признателен!       Вопреки его ожиданиям, девчонка никуда не ушла. Она обошла его повозку, разглядывая ее, потрогала лошадь, и теперь маячила рядом, молча наблюдая за ним. Это действовало на нервы. Он выразительно взглянул на неё снизу-вверх, поправляя колесо на оси. Края её губ вновь дернулись в улыбке.       —Как колесо?       —К превеликому счастью Цицерона, не треснуло.       —М-м-м.       Он продолжал работать. Она продолжала стоять над душой. Он попытался не обращать на нее внимания.       —Так…Ты скоморох?       "Ситиса ради, что тебе надо? " — Цицерон натянуто улыбнулся, откинув "щупальце" шутовского колпака, падающее на лицо.       —А где твой цирк?       —Что - что-о?       —Скоморохи же обычно путешествуют с цирком.       Цицерон поднялся, опершись плечом о повозку, скрестил руки на груди.       —Цицерон путешествует один.Ну, не совсем один, с Матушкой.       —Она в ящике?       —Да.       —М-м-м.       Она повела плечом и скопировала его позу, тоже небрежно привалившись к повозке, повернула голову, оглядывая поля и предоставив ему возможность любоваться на точеный профиль.Цицерон выжидающе уставился на неё, пытаясь подавить нервозность. В траве стрекотали сверчки.       Она облизнула губы, убрав механическим движением прядь тёмных прямых волос за проколотое ухо. Цицерон скользнул взглядом по её длинной шее, к острым ключицам и обратно. На чуть загорелой коже бледнел тонкий горизонтальный шрам. Он сглотнул. Что-то тёмное зашевелилось внутри, что-то, напоминающее голод.       —Так куда вы едете, вместе с…матушкой?       —В Фолкрит. — он попытался улыбнуться. — Послушай, милое создание, ты помогла мне, я тебя вознаградил, уговор выполнен. Что тебе ещё нужно от несчастного странствующего шута?       —И мне надо в Фолкрит, какое совпадение! — обрадовалась она.       "Действительно, какая удача! Заговор, определённо злосчастный заговор. "— он хохотнул и театрально всплеснул руками. — Совпадение, ещё какое! Жизнь полна сюрпризов!       И опустился к колесу, намереваясь продолжить работу.       —Может, ты меня подвезешь?       Цицерон, сидя на корточках, мрачно уставился перед собой. Девчонка не понимала намёков. Или не хотела понимать. Его терпение утекало, как вода сквозь решето. Он встал, резко повернулся к ней, открыл было рот, но передумал. Ему не хотелось быть с ней невежливым. В конце концов, она была первым человеком, за долгое время — очень долгое время —проявившим к нему интерес, в положительном ключе. Кроме того, в ней определённо было что-то располагающее.       "Ох-ох, Цицерону всегда было сложнее грубить хорошеньким женщинам. Красотку Нелли как найду-у-у..." — он глубоко вздохнул, и изобразил настолько извиняющийся вид, насколько смог. — О, мне очень жаль, но Цицерон не сможет в этом помочь славной девушке! У него совсем нет места!       Он указал на узкие козлы, где и вправду помещались только он и его вещи.       —Но…Я бы могла ехать на этом огромном ящике!       —Девчонка не слушала? Сзади Цицерон везёт гроб!       —Но он же в ящике!       —Цицерон сделал для тебя все, что мог! Теперь уходи и оставь его в покое! — рявкнул он и стремительно опустился вниз. Его терпение лопнуло. — "Святотатство! Осквернение и попрание!"       Он принялся яростно чинить колесо. Девушка резко развернулась, напоследок взметнув полой плаща облако пыли, и направилась прочь. Цицерон кипел.              Как выяснилось позже, на колесе его неприятности отнюдь не закончились.       — Смотри-ка, Матушка, вот и конюшни Вайтрана! Мы столько времени потеряли из-за глупого колеса...Но ничего, скоро, скоро...       —Эй, имперец! Именем ярла, остановись.       —А? — Цицерон с удивлением разглядывал подошедшего стражника, схватившего его лошадь под узды. Это, как ни странно, был не тот, которого он повстречал на дороге.       —Тобою было совершено преступление против народа Скайрима. Что ты можешь сказать в свое оправдание?       — Преступление?! Какое еще преступление?! Цицерон ничего не сделал! Он просто едет к новой семье!       — Ну, сделал - не сделал...Это мы еще выясним. Что у тебя в ящике?       — В ящике гроб! Я везу свою Матушку! Точнее, не ее, ее труп...       На небритом лице стражника смешалось отвращение с недоверием. То, что получилось, было таким смешным, что Цицерон, к своему ужасу, расхохотался.       —Нет, нет, —пытался объясниться он, никак не в силах остановиться, — я везу Матушку, ха-ха-ха, это, ах! Правда!       Это решило исход беседы. Разъярившийся стражник стащил его с козел и поволок рыдающего от смеха Цицерона к городским воротам.              В тесной камере витал преотвратительный запах. Видимо, норды считали, что незачем убираться в тюрьме.       "Удивляться нечему! Эти норды сами по себе, похоже, считают, что мытье - дело для исключительных случаев." — подобными размышлениями, которые Цицерон, каждый раз, неожиданно для себя, проговаривал вслух, он едва не нажил себе еще больше проблем.       На все его уверения и жалобы, противные стражники объявили, что откроют ящик ("О, злой рок!"), как только разберутся с текущими делами, и если ничего противозаконного не найдут, то он волен идти на все четыре стороны. Все время в заключении Цицерон то страдал по поводу своего положения, в целом, и в частности, сидя на лежалой подгнившей соломе, то возгорался чувством мщения и принимался кружить по камере.       "Это проклятый Лорей, да, мерзкий старик! Это все его вина, о, он поплатится, как он поплатится за свое предательство!" — зажав, на всякий случай, руками рот, злобно думал он.              Несчастный и вымотанный, Цицерон, наконец, выбрался из проклятущего Вайтрана. Даже фантазии смерти Лорея его уже не бодрили: жажда мести притупилась более материальными потребностями. А беспокойство за Матушку так и вовсе выпило из него все соки. Впереди замаячила конюшня. Он с облегчением увидел свою повозку, на которой покоился, вновь заколоченный, ящик, и направился было прямиком к нему, но застыл на месте.       "Что это значит?! Где лошадь? — он в замешательстве оглядел пространство вокруг. — ...А! Может быть конюх её распряг, точно, конюх! Цицерон спросит его!"       Конюх нашёлся тут же, чистящим одну из лошадей.       —Здравствуй, добрый человек, скажи-ка, ты не видел, где лошадь, которая был запряжена в эту повозку? — скверное предчувствие терзало его измученный разум. Он сжал подрагивающие руки в кулаки.       —А? —конюх оглянулся на него, оглянулся на повозку, сполоснул щётку в ведре и распрямился, вытирая руки о подол рубахи. —А как же, видел.       —И куда же...Делась эта лошадь? —вкрадчиво поинтересовался Цицерон, начинающий вновь испытывать жажду крови.       —Так это…Ваша сестра её взяла.       Цицерон моргнул. — "Темная сестра? Нет, глупости..."       —Какая ещё сестра?       Конюх почесал затылок, разглядывая рыжего мужчину в шутовском одеянии.       —Хоть она на вас и не больно-то похожа…Но чего только не бывает — вон, как Скельда, она, то бишь,сестра моей невестки, высоченная такая, да и волос вьющийся, а Ингред, невестка моя,она, стало быть…       —С чего. Ты взял. Что она моя сестра? С того, что она так сказала? Ты ей просто поверил? Поверил и отдал мою лошадь?!       Конюх попятился.       —Да я ж, стало быть, не дурак какой, просто так чужую лошадь отдавать! Она знала, что у вас…эээ…Неприятность со стражей вышла! Мой брат, говорит, слегка не в себе, умом, то бишь, помутился, как матушка померла, гроб, говорит, её, везём на родину…Коня, сказала, возьмёт, чтобы съездить к семье, да поручительство взять. Сказала, если не верю, дождаться, стало быть, стражи, так они ящик открыли —а там и вправду гроб! Откуда ж, стало быть, девке это все знать, что там за неприятности, да что в ящике, ну я и…       Он упёрся спиной в деревянную перегородку, в ужасе глядя на наступающего человека.       —Откуда ей было знать?! —взвизгнул Цицерон, —Может оттуда, что она, даэдра её подери, сама все это подстроила?!       —Эээ…Послушай, д-добрый человек, вижу, не повезло тебе… Д-давай – ка так: бери,вон, лошадь, коль скоро тут моя вина, да поезжай себе…       Все силы Цицерона уходили на то, чтобы не наброситься на несчастного идиота и не сотворить из него месиво. Конюх бочком протиснулся мимо равнодушного ко всему гнедого коня и нырнул в дом, хлопнув дверью. Цицерон продолжал стоять на месте, в мозгу его плясали и вспыхивали кровавые образы. С трудом успокоившись, тяжело дыша, он оглянулся вокруг. На ферме напротив бегали игравшие в салки дети, а кроме них, больше никого и не было. Солнце почти скрылось за горизонтом, Секунда изливала красноватое свечение по окрестностям. Он решительно направился к той части конюшни, где было свалено снаряжение.       Когда новая лошадь была запряжена, Цицерон окончательно успокоился.       "Значит, девчонка. Мстительная маленькая дрянь. Что ж, глупо с ее стороны было сообщать Цицерону, куда направляется." — Он взял в руки поводья, но тут ему пришла в голову мысль. Ловко спрыгнув с повозки, он подошел к дому, где все еще сидел конюх и постучал в дверь.       — Эй, господин! Девчонка сказала, куда поехала?       — Ясное дело, сказала. В Хелген. Я потому и поверил. Коли она б сказала, что в Ривервуд, это недалече, я б сразу понял, что врет! У меня невестка, стало быть, Ингред, из Ривервуда, я там всех знаю.       — Спасибо за лошадь.       Цицерон, ухмыльнувшись, направился к телеге.       "Значит, не такая дура…И все же, Цицерон - это тебе не безмозглый конюх. Славно развлечемся! Сперва я привезу Матушку в ее новый дом, а уж потом займусь тобой, "красотка Нелли"... — Цицерон выехал на дорогу. Он даже забыл свои тревоги по поводу новой семьи. Мысль о том, как он поймает эту пташку и что с ней сделает, разливала внутри чувство, сродни опьянению. — Цицерон заслужил небольшое поощрение за его верную службу, правда ведь, Матушка? Ты совсем не рассердишься, если твой скромный слуга позволит себе небольшую забаву..."       Для Цицерона это было совсем не то, что перерезать грязных разбойников или покромсать старого Лорея. Перед его взором вспыхнула картина—белесый шрам, рассекающий тонкую кожу, поверх голубоватой длинной линии вены.       "Похоже, Цицерон не первый, кого надула мелкая мошенница." — Он облизал губы. — Ох, как повеселимся!       

***

      Пустые залы сменяли друг друга. Тишина, тишина, тишина...Цицерон бродил по чейндхольскому Убежищу. Кажется, пора было обработать останки Темной Матери...Ему сложно было сосредоточиться. Все вокруг, и он сам, словно находились в толще воды, на дне болота, его движения были плавными и медленными, реальной казалась только та комната, в которой он находился. Помещения, сквозь которые он проходил, рябили и растворялись, обретая более-менее четкие черты только под его взглядом. Ему все время казалось, что он забыл что-то важное.       "А может, это не важно...Будь оно настолько важным, разве оно забылось бы? Нужно найти Мать...Где она? Где я?" — он шел в комнату, где лежал гроб Матери Ночи, но вместо этого постоянно оказывался то в общей спальне, то в тренировочном зале, то еще где-нибудь. Наконец, перед собой он увидел темный проем, и преодолевая сопротивление воды, побрел туда.       — Матушка! Я едва тебя нашел, но теперь ты никуда не денешься! — он направился к мумификационному столу, на котором лежало тело, в окружении инструментов и бутылей, почему-то не убранное в гроб. — Что ты здесь делаешь? Ты должна быть в своем гробу. Это не полезно для тебя - находится на воздухе...И что это на тебе? Платье?       Он подошел поближе. Мутный свет свечей был настолько тусклым, что едва очерчивал круг вокруг стола, отдавая все остальное на откуп тьме. Цицерон с удивлением увидел, что тело принадлежит вовсе не Матушке.       — Слышащая? — он хотел было шагнуть вперед, но что-то его удержало. Он осмотрел себя. Тьма вплелась в его плоть, словно паутина, не давая ему приблизиться. Цицерон поднял руку, разглядывая причудливое явление, и тут, боковым зрением увидел, что у стола произошло какое-то движение.       — Ты все никак не уймешься, да?       Цицерон замер. Насвистывая мелодию, на стол облокотился его старый знакомый — мертвый Шут.       "Ты!" — Цицерон твердо решил, что на сей раз мерзкому призраку, или кто бы он там ни был, не удастся его напугать.       — Ой ли?       Ходячий труп с жутковатой улыбкой разглядывал его Темную сестру. Он подпер болтающуюся голову рукой и вытянув костлявый палец, поводил им по ее руке. Цицерон дернулся, но темные нити не давали ему сдвинуться с места. Шут не обратил на его попытки внимания.       — Пташка-милашка...Что ж, раз уж мы здесь, продолжим, наш разговор, так - ха - грубо тобой прерванный. Хотя, о чем это я?! Ждать вежливости от кого-то вроде тебя, это ли не глупость?       Шут уставился на Цицерона черными неровными провалами на месте, на котором должны были быть его глаза. Мерзкая ухмылка прорезала его распухшее лицо. Его пальцы, которые он упер в челюсть, проваливались в плоть, словно в тесто. Он продолжал водить рукой по предплечью спящей. Вернувшийся было, страх улетучился. Теперь Цицерон испытывал только ненависть.       — Хватит сопротивляться, убийца. Ты здесь больше не главный. Давно-о-о не главный! Ты уже даже больше не "здесь", ха! Нужно было думать раньше, до того, как впускать меня. Но ты был так одинок! Так несчастен! Ты был рад любому обществу, верно? Даже принял меня за дар! Дар!       Он визгливо расхохотался, откинув голову назад.       — Ох! Так и голову можно потерять! — воскликнул он, помогая себе рукой вернуть голову на место. Рана на шее с противным чавканьем закрылась, капли густой черно-зеленой жижи брызнули во все стороны и попали на платье Слышащей. Цицерон скривился в отвращении и принялся обрывать нити из своего тела. Они тут же начали прорастать обратно. Шут ухмыльнулся в ответ на его негодующее восклицание.       — Все никак не успокоишься, не угомонишься! Знаешь, а ведь ей не нравится в твоем обожаемом Темным Братстве. Хочет сбежать…Не любит убивать. Восточный ветер несёт семя непокорности и недоверия! Ах, — он почти любовно провел пальцами по ее острой ключице, склонившись над ней, — и в этом мы похожи. Мы бы поладили! Да что это я?! Мы и ладили, пока ты все не портил.       "Как только я выберусь отсюда, отправлю тебя в Пустоту по кускам, мерзкая тварь..." — зло подумал Цицерон. Он обнаружил, что может двигаться, хоть и медленно, если не давать тьме укрепиться в своих позициях. На этот раз Шут не услышал его мысли. Или сделал вид, что не услышал. Он был занят тем, что хихикал, обхватив ее подбородок разлагающейся рукой.       "Эту руку я оторву тебе первой." — Шут поднял голову и расхохотался.       — Тебе это не нравится, глупенький убийца? Это гораздо более здорОво, чем то, что так жаждал сделать ты! О-о-о, я видел все закоулки твоей темной душонки! А может, бедняжка, ты просто не знаешь, как это делается у нормальных людей? О, не беспокойся! Твой хороший друг тебе покажет! — Шут наклонился и высунув синий, чудовищно длинный язык, провел им по ее щеке. Цицерон дернулся так сильно, что частицы его руки, вырванные нитями, остались плавать во тьме. — Что, нет? Ну тогда, может быть, это тебя порадует? ...       Он положил ладонь на ее лицо, закрывая рот и нос.       —Я сделаю то, что ты так жаждал сделать!       Цицерона объял ужас.       —Нет!       Комната зазвенела от противного хохота. Цицерон рванулся, вываливаясь в круг света. Шут шагнул назад, растворившись во тьме.       Он кинулся к Слышащей, схватив ее за плечи. Кожа под его пальцами была холодной. Цицерон в отчаянии потряс девушку, и тут все вновь поплыло. Ее тело растаяло прохладной водой, которая тут же заполнила все, окружая его. Страх и тревоги растворились, подхваченный течением, он погрузился в умиротворение.              Сон окончательно прогнали звуки коротких ударов и звон. Цицерон, глубоко вздохнул, освобождаясь от остатков дремы, повернул голову на звук. Как раз в этот момент о полку шкафа боком ударился метательный нож, брошенный неумелой рукой, и со звоном упал на пол. Несколько ножей (среди них один обеденный, один двемерский ржавый кинжал, и даже одна стамеска) валялись на полу, в шкаф же воткнулся только один метательный нож. Цицерон перевел взгляд на Слышащую — она сидела на стуле, небрежно закинув ногу на ногу. Вид у нее был странный – кроме ее высоких сапог и какого-то не особенно длинного черного одеяния, похожего на нижнюю рубаху, с глубоким клинообразным вырезом, на ней ничего не было. Она, не обращая на него внимания, целилась еще одним обеденным ножом.       — Не выйдет. Ты неправильно его держишь.       Она от неожиданности вздрогнула и уронила нож за спину. Подняв бровь и вальяжно положив локоть на спинку стула, она повернулась к нему корпусом. Цицерон скользнул взглядом по слегка расширившемуся вырезу, хмыкнул и перевел взгляд на потолок. Он чувствовал себя значительно лучше. Слабость, казалось, прошла, в голове прояснилось.       — Проснулся? Ну как, теперь мне можно выйти?       Цицерон скосил на неё глаза.       — Тебя должен останавливать не я, а правила приличия.       — Ключ-то у тебя, а не у них. — тут же нашлась она.       Он сдвинул брови, не сразу поняв, о чем идет речь. По правде говоря, он не помнил, как тут вообще оказался. В голове зашевелились мрачные образы. В памяти всплыло…что-то. Что-то было не в порядке, у него в голове. Цицерон поморщился и провел рукой по лицу.       — Ключ, Цицерон, ключ. Мне осточертело здесь сидеть.— она выжидающе покрутила в пальцах поднятый с пола нож.       — Даже не знаю, поражает ли меня тот факт, что Слышащая Темного Братства не может взломать замок собственной комнаты, или Цицерон уже привык к подобным сюрпризам. Пожалуй, не поражает. Смешит – вот точное слово.       Он ухмыльнулся. Ему неожиданно пришла в голову отличная идея.       — Кого ты убила в Хаммерфелле?       Она удивленно моргнула.       — С чего ты это взял? Я никого не убивала.       —Ложь. В Темное Братство не может быть принят невинный. Невинный, тем более, не может услышать Мать Ночи.       Она скрестила руки на груди, мрачно его разглядывая. Он приподнялся на локтях.       —Поэтому ты оттуда сбежала, не так ли? Ну?       —Я не собираюсь с тобой это обсуждать.       —Это было бы честно. Откровенность за откровенность.       — Это так ты называешь свое постоянное хамство?       — Во-первых, я не грублю тебе, а говорю чистую правду, —она возмущенно поднялась во весь рост и открыла было рот, но Цицерон жестом ее остановил,— во-вторых, ты читаешь мои дневники. Всё равно, что заглянуть в душу, верно?       Он лукаво улыбнулся. Упрек был справедлив, удар был точен. Она отвела глаза. Повела плечом.       — Я читаю их не потому, что ты мне нравишься, или что-то в этом роде…       —Не важно. Там вся моя жизнь. Я прошу лишь одного малюсенького факта твоей биографии, разве это много?       Она вздохнула. Цицерон старался не смотреть на тонкую ткань. В его голове прошелестел тихий смешок. Он нахмурился.       — Любовное зелье... — начала, поколебавшись, она. Он поспешно вынырнул из своих мыслей. — Я взяла за основу простенькое зелье очарования и усовершенствовала.       — Разве ты алхимик? Цицерон думал, что ты не умеешь ничего готовить, кроме этого…       Она сердито на него взглянула.       —Ну конечно я умею. Просто мне не нравится алхимия. И я не знаю местной флоры. И не хочу знать! Мне не интересно!       Цицерон поднял руки в мирном жесте: сейчас ему хотелось узнать про убийство, а не злить ее. Убедившись, что он не собирается спорить, она задумчиво потерла шею.       —В общем...Конечно, все получилось не сразу, но в конце концов я добилась нужного эффекта. Сначала я работала в алхимической лавке, на подхвате. Потом начала продавать свое зелье. В конце концов, дело пошло неплохо, я переехала в столицу и начала торговать там. Все бы ничего…— она облизнула губы и сделала неопределенный жест рукой. — Видишь ли, если выпить зелье один раз…два, три, то ничего не будет. В плане влияния на здоровье. Но если пичкать кого-то им месяцами…Оказалось, что тот состав был немного…Ну ладно, много! Он был токсичный…И так вышло…       Она зажмурилась и сжала пальцами переносицу. Договаривать не требовалось. Цицерон был практически в восторге – мало того, что он почти оказался прав, так еще и…       —Так ты угробила целую кучу людей! — воскликнул он, едва сдерживая смех.       Она всплеснула руками в негодовании.       — Я не…Я же не говорила им – давайте, поите их зельем вместо вина! Кто вообще будет так поступать с другими людьми?! Они…Конечно, я тоже хороша…Но, по большей части, это же их выбор! Я всего лишь продавец…Что?!       Цицерон хохотал, не в силах вымолвить ни слова и только указывал на нее обеими руками.       — Я слышал трех! Торговцев скумой! Которые говорили тоже самое! Даже теми же словами!—он продолжил хохотать в абсолютном восторге.—И ты продолжаешь распространять свое варево тут, тебя что ли, жизнь совсем ничему не учит?!       — "Варево"! Как грубо…— она была очаровательна в своем замешательстве. Цицерона накрыл новый приступ смеха. — И я изменила состав, теперь оно не ядовитое! Должно быть...       Он вытер выступившие на глазах слезы, глубоко вздохнув, успокаиваясь, и прочистил горло.       —О-о-о, это прекрасно! Выходит, ты сделала буквальным выражение про то, что от любви можно умереть. Как поэтично!       Слышащая стояла посреди комнаты, в негодовании и растерянности, открывая и закрывая рот, видимо, не в силах придумать, что сказать.       "Надо же, в коем то веке, она не может найти слов! Это новая веха в наших отношениях!"       — Ты занял мою кровать, устроил непойми что, спрятал ключ, не дал мне спать, вымогаешь у меня биографию, чтобы смеяться надо мной и сравнивать с торговцем скумой! Это просто…Неприлично!       — И это говорит мне женщина, разгуливающая в исподнем. — он весело фыркнул.       Она оглядела себя, одернув подол пониже.       — Это не исподнее!       —Хочешь сказать, люди в этом по улице ходят?       — Конечно, не на праздник, но, если нужно пойти по делам или поехать в путешествие....       Цицерон поднял брови, и невольно хихикнул, оглядев ее с ног до головы.       —Вот в этом? В путешествие?       —Да.       —Вот в этом - и все?       —Ну, еще в штанах. —"Ну конечно, как же без штанов, глупый я! Удивительно уже то, что она не спит в штанах..."       — И все?       Она положила руки на пояс, рассеянно оглядывая комнату. Тонкая ткань натянулась на ее груди. Цицерон изо всех сил старался не позволять взгляду спускаться ниже ее лица.       —Ну, еще плащ.       Повисло молчание.       — А, то есть, носить просто платье, как все женщины, не напяливая под него штаны — это неприлично, а ходить вот в этом, по, хе, делам — все нормально, так и надо. Ах, дочери Хаммерфелла, полные загадок!       — И теперь ты оскорбляешь мою родину, просто прекрасно!       — Полные загадок — это оскорбление? Мнительная - подозрительная Слышащая! Ладно, ладно, — он примирительно улыбнулся и вновь прокашлялся. В горле страшно пересохло. — Не обижайся на глупого и больного Цицерона. У тебя есть что-нибудь попить?       — Сам возьми.       — Ах! Боюсь, я все еще не вполне хорошо себя чувствую. Пока я встану с кровати, пока отыщу у тебя кружку...А ведь еще нужно вспомнить, куда я положил ключ...— Цицерону страшно нравилось наконец-то иметь хоть какой-то рычаг влияния.       "Хотя бы, за бросок через болота, противная девчонка это заслужила." — он усмехнулся, устроившись поудобнее, сложил руки на животе, и состроил невинное выражение лица, поймав ее ледяной взгляд. Если бы силой мысли можно было убить, Цицерон отправился бы уже к Отцу Ужаса. Она, не глядя, протянула руку и вытащила кружку из глубины комода. Нехотя повернувшись, отошла к столу и оперлась на него.        Цицерон, склонил голову набок: на задней части ее бедра, начиная от коленной впадины, шел очень длинный некрасивый рваный шрам. Он змеился, уходя вверх, под подол рубахи. Тут она повернула голову, выжидательно уставившись на него из-за плеча. Он судорожно вздохнул. Внутри словно разливался огонь, медленно собираясь внизу... В голове вновь раздалось тихое хихиканье. Цицерон сообразил, что, судя по всему, она задала ему какой-то вопрос.       —Да. — буркнул он наугад, отворачиваясь и поспешно садясь на кровати, обняв руками колени.        — Что — да? Вино или мед? —она все никак не меняла позу. Голос в его голове потешался над ним.       — Мед.       —Он прокис.       —За кой тогда ты спрашиваешь?!       — Мое дело — предложить.       Цицерон закатил глаза. Вновь захихикавший, голос попытался вырваться из него, но был подавлен. Началась сложная борьба и с собой, и с голосом. Тут перед его носом возникла кружка с вином.       —Смотрю ты хорошо выспался.       Вблизи вид у нее был усталый и помятый. Впрочем…Его взгляд вновь скользнул по ее стройной фигуре.       — А ты? Надеюсь, мой кинжа-а-а-ал тебе спать не меша-а-л! — вырвалось против его воли. Он поспешно захлопнул рот. "Проклятый шут..." —в ответ смех стал громче.       —О чем ты, на тебе нет кинжала. — "Хорошо, что она плохо понимает такого рода намеки..."       — Спасибо, Эвр. Эвр, Эвр...Что у тебя за имя? — она скрестила руки на груди, нависая над ним.       — Это божество. Слуга Тавы. Вы называете её Кинарет. Оно повелевает Восточным ветром.       — Да, я всегда думал, он мужского пола. Твои родители...       — А что у тебя за имя? — она возмущенно его перебила. —Какой-то совсем мелкий божок, раз даже я его не знаю.       — Нет, не бог, — мягко произнес он, делая глоток, — так звали древнего имперского философа.       —Философа...Кто были твои родители?       Вместо ответа, он поставил кружку на пол и вытащил из-за пояса ключ. Она и без того имела над ним слишком много власти, чтобы давать еще хоть какую-нибудь.       — Откуда? Я же...— она прикусила язык. Тут же попыталась вырвать ключ из его руки, но он оказался ловчее — крутанув кистью, заставил ключ исчезнуть и показал ей пустую ладонь.       — Что я слышу?! Слышащая вероломно обыскала мирно спящего Цицерона! — он вновь развеселился, с мстительным удовольствием увидев румянец не ее лице. — Как нехорошо, как некраси-и-во! И насколько далеко ты зашла, противная девчонка? Ладно, ладно! Вот.       Она настороженно переводила взгляд сего раскрытой ладони на его лицо, светившееся лукавством. Осторожно подняв руку, она медленно протянула ее, видимо боясь, что он вновь ее обманет. У Цицерона немедленно возникло жгучее желание отдернуть руку и поиграть с ней еще чуть-чуть. Но он великодушно не шевельнулся, когда она, набравшись смелости, быстро выхватила ключ. Он хмыкнул. Она тут же отшатнулась от него, как от чумы, и кинулась отпирать дверь.       Настроение вновь стало хорошим, хотя чувствовал он себя, все еще, не вполне выздоровевшим. Он растянулся на кровати, положив руку под голову, и перевел взгляд на потолок. Периферийным зрением он видел, как она открыла дверь, постояла в проходе, и быстро направилась прочь.       — Эй, Слышащая, куда же ты? Ты же забыла штаны! — не поворачивая головы, громко крикнул он, посмеиваясь.       Через минут пять из коридора раздались голоса, и Слышащая вошла в компании Бабетты.       — Это тебе, Цицерон, выпей залпом. Предупреждаю, вкус паршивый. — не-ребенок протянула ему зелье лечения болезней. — Если не поможет, принесу другое...       — В каком смысле "принесу"? Ему уже намного, намного лучше, чем вчера, пусть идет в свою комнату!       —Да будет тебе, Иви, он же заболел! — укоризненно воскликнула Бабетта, присаживаясь около Цицерона и разглаживая складочки на платье. — Пусть полежит тут еще немного, тебе что, жалко?       Цицерон поморщился, глотая чудовищно горькую субстанцию, и кинул на Слышащую, вымотанную и злую, насмешливый взгляд.       — Что у вас вообще тут случилось?... Иви, а почему на тебе нет штанов? Ты же вечно говоришь...       Цицерон захихикал.