То, что останется

      Бабетта недоуменно на него оглянулась.       — Кажется, у нее так себе настроение. Что произошло?       — Бедная Слышащая просто не умеет вскрывать замки.       — Ты запер дверь? Зачем? — детское лицо Бабетты сделалось удивленным. Цицерон поморщился.       — Будь добросердечной девочкой, передай мне что-нибудь запить эту гадость...Оно как-будто осело у меня в горле...       Не-ребенок ласково улыбнулась. Вышло жутковато.       — Придется потерпеть, нужно, чтобы лекарство подействовало. Так что произошло?       Цицерон кашлянул.       — Ничего особенного, просто Цицерон подцепил какую-то заразу, пока брел по болотам. Может быть, тот факт, что, пытаясь не окончить свою жизнь в трясине, я, в один знаменательный момент, вляпался в дохлое животное, сыграл свою злостную роль...       Бабетта хихикнула.       —Ой, как мерзко. Но спрашиваю я не об этом.       Цицерону не хотелось откровенничать. Ему даже вспоминать не хотелось об этом...Об этом. Ему казалось, что чем реже он будет думать о зловредной душе, оказавшейся богомерзким паразитом, тем лучше.       "Хе, попробуй! Попытайся..."       Цицерон тряхнул головой. Он сосредоточенно уставился в стену, стараясь подавить голос. Ему как будто это удалось, хихиканье стало тише, затухая, словно обладатель удалялся от него.       — Ладно, не хочешь - не надо. Какие симптомы?       Цицерон вздрогнул. Внутренняя борьба его слишком захватила, и он забыл, что Бабетта все еще здесь.       — О, ну...Слабость в основном...Жар...Да, слабость, пожалуй, центральный элемент.       — Похоже на Костоломную лихорадку. — девочка поднялась. — Так что...Это был дохлый медведь.       Цицерон поморщился, вспоминая досадный инцидент.       (Кочка под его ногой оказалась плавающим куском земли, он потерял равновесие, схватился за ближайшее сухое дерево, которое вероломно треснуло под его рукой; он боком свалился, сквозь куст, в грязь, в которой, при ближайшем рассмотрении, лежали части мерзкой разлагающейся туши.        — О, бедняга! Хочешь мой плащ? — Цицерон в омерзении пытающийся хоть немного очиститься мокрым снегом, взглянул на чересчур энергичную спутницу. Она, похоже, выпила слишком много согревающих зелий.)       Последние остатки слабости покинули его. Он поднялся, с наслаждением потянулся, почувствовав, как мышцы растягиваются в приятном напряжении и осмотрелся. В комнате Слышащей не было никаких памятных вещей, не было украшений, ничего, что могло бы дать стороннему наблюдателю подсказку о ее происхождении, вкусах, или личности. Случайные предметы, вроде коллекции (если это можно было так назвать) разномастных ножей, которые теперь валялись возле шкафчика, не шли в счет. Цицерон знал — она тащила их даже не потому, что они ей нравились: просто попадались под руку, приносились в Убежище и тут и оставались. Видимо ей было лень выкинуть хлам. Единственное, что эта комната могла сказать о ее хозяине — то, что он не слишком утруждал себя уборкой. Цицерон подхватил с пола кружку, подошел к столу и плеснул себе разведенного вина. Взгляд его упал на ее журнал для записей. Он, попивая вино, небрежно полистал страницы. Кроме колонок с цифрами (доходы были написаны в колонках слева, расходы - справа), ингредиентов (тут схемы были не особо понятные, видимо так выглядели формулы зелий) и изредка каких-то обозначений для крупных сумм, там ничего не было. Цицерон захлопнул книжку. Больше причин здесь задерживаться у него не имелось.              После приготовления пищи и ритуала обработки останков Матери, всяких мелких дел, вроде помывки, Цицерон обнаружил себя в своей комнате. Стараясь не пускать чужие мысли себе в голову, и не вспоминать отвратный кошмар, который он тут пережил, он перестелил кровать, положил броню в шкаф. Оглядел помещение. На стуле висело что-то черное, что он сразу не заметил. Его пальцы коснулись тонкой гладкой ткани. Он ухмыльнулся.       "Это что, месть за то, что я занял ее кровать? Не слишком изобретательно, если так. "       Ткань скользила, прохладная на ощупь. В мыслях всплыли недавние картины. Он постоял, пропуская ткань сквозь пальцы. Острая мысль о том, что одеяние недавно касалось ее обнаженного тела, пронзила его разум и не хотела отпускать.       "Ладно, признаю, все-таки в этом есть толика коварства." — он вздохнул, и сложил рубаху, повесив ее обратно на спинку стула.       Сколько он себя помнил, он никогда не испытывал недопустимых желаний по отношению к Темным сестрам. Даже если что-то такое начинало происходить, он довольно быстро справлялся с собой. Но к этой девчонке он никогда не относился как к сестре. Она и сама никогда не относилась к Братству, как к семье. Какая-то досадная случайность привела ее в организацию, всегда думал Цицерон, будь это прежнее Темное Братство, она, конечно, здесь ни за что бы не оказалась. Какое жестокое разочарование он испытал, встретив ее в новом Убежище, какое чудовищное потрясение, когда Мать Ночи избрала ее Слышащей.       "Ах, ты так расстроился! Мне даже почти стало тебя жаль! Верный Цицерон, покорный слуга, не достоин слышать голос своей обожаемой Матушки, зато безответственная эгоистичная девчонка..." — тихий тонкий голос был будто приглушен, но, все же, четко различим.        На полу что-то блеснуло. Он поднял с пола свой кинжал. О, как он жаждал тогда пустить его в ход, он бы утолил это желание, погасил бы огонь, пожирающий его изнутри. Пока он разглядывал, как блики свечей играют на лезвии, его разум поплыл. Словно внутри него была колеблющаяся завеса, за которой ощущалось чье-то постоянное присутствие. Смех, извиваясь змеей, пытался проскользнуть сквозь нее. Цицерон медленно поднял голову. Прямо перед ним висел его колпак. Он, будто в трансе, протянул к нему руку...       "Нет. — он твердо взял под контроль свое тело, сжав пальцы в кулак. — Нет. Убирайся. "       Механически заткнув кинжал за пояс, он поспешно вышел за дверь. Откуда-то сверху раздавалось пение. Цицерон направился туда. Проходя через обеденный зал, он заметил, что вещи Слышащей, лежащие на столе весь день, исчезли. Мысль о том, что она вернулась, была несколько успокаивающей.       "О, это пока что. Подожди немножко - останешься с рожками!"       Цицерон поспешно стал подниматься наверх, ему необходимо было присутствие другого человека. Или не-человека.       Не-ребенок толкла что-то в ступке, стоя возле алхимического стола. Цицерон уселся на свое обычное место - возле узкого столика и вытянул ноги. Девочка продолжала свое дело, напевая песенку, и даже не взглянула на него. Она часто пренебрегала социальными ритуалами и, в том числе, обращала на окружающих внимание только тогда, когда хотела поговорить. Впрочем, она не отмалчивалась, если кто-то с ней заговаривал, и всегда была мила. Цицерону нравилось проводить с ней время — она никогда не проявляла раздражения в общении с ним.       — Чем занимаешься? — он спросил скорее потому, что ему нужно было убедиться, что его голос все еще принадлежит ему.       — Сейчас - просто зелье здоровья. Скоро вернутся остальные, думаю кому-нибудь понадобится пополнить запасы.       —Если вернутся. Новые братья вызывают у меня большие сомнения.       —Неужели? Мне кажется, они вполне преданы идее.       Цицерон в задумчивости поводил пальцем по губам.       —О да, их преданность Бездне не вызывает нареканий…Но вот их навыки никуда не годятся. Недавно я застал врасплох этого светловолосого парнишку, Олаф, кажется? Всего лишь подошёл к нему и обратился. Оказалось, он меня не заметил и весь облился вином от неожиданности.       Бабетта хихикнула, ссыпая порошок в отдельную емкость.       —Не будь к ним слишком строг! Мастерство приходит с опытом. Я уверена, тебе легче лёгкого подкрасться и к воину, умудренному жизнью.       —В том-то и дело, — мужчина криво усмехнулся, — я и не думал к нему подкрадываться.       —М-да, тогда мне нечего сказать…       Она покачала головой, улыбаясь и продолжила свое занятие. Цицерон увидел рядом со своим локтем, лежащим на столе, цветок паслена и принялся вертеть его в руках.       —Ты не знаешь, что можно добавить в масла, из местных растений, чтобы продлить защитное действие?       Девочка ненадолго задумалась.              "… впервые смог лично ознакомиться с неповторимой системой правления… "Нет, девчонка словно специально делает все, чтобы меня взбесить… "В каждой из них я обнаружил вид правления и обычаи руководства..."Она не собирается оправдываться! Ну естественно, словно я ожидал того…"В каждой из них я обнаружил вид правления и обычаи руководства... " И какой наглый вид. Ни капли раскаяния, ни капли совести. "В каждой из них я обнаружил вид правления и обычаи руководства...— наконец, Цицерон осознал, что читает одну и ту же строчку. — Но, похоже, она немножко испугалась. О, Ситис, как это было приятно. "       Цицерон положил руку под голову, опуская открытую книгу на грудь. Он позволил своим мыслям завертеться вокруг недавнего происшествия, усмехнулся, вспомнив, как она вжалась в стол, когда он подошёл к ней. Волнительные образы, один ярче другого, заполнили его разум.       К сожалению, мерзкий Шут не ошибался относительно природы его склонностей. По странной иронии судьбы, его естественные желания были тесно сплетены с родом его деятельности. Конечно, он мог испытывать и удовлетворять потребности обычным способом, и, разумеется, никогда не позволял себе ничего лишнего, когда убивал. Цицерон отлично понимал, что то, что он испытывал, было неправильным. Но запретить себе эмоции он был не в силах. Особенно когда жертвой становилась какая-нибудь хорошенькая женщина. Вроде славной дочки торговки шелком. Все это было так давно…Слышащая мало того, что имела привлекательную наружность, ее развязное поведение просто...       "Нет связи теснее, чем между жертвой и убийцей…—подумал он, вспоминая её шею. — теснее, чем родственники, ближе, чем любовники… И нет большего богатства, чем обладание чужой жизнью...       —Верно, убийца, верно. Только представь — как ты, ха! Вонзаешь в неё свой кинжал, ха-ха-ха! "       Цицерон подскочил, роняя книжку на пол и сжимая пальцами виски.       "Нет, нет, нет, о чем я только думаю! Какими бы не были намерения Матери, я — никто, всего лишь верный слуга, скромный Хранитель, который не имеет никакого права осуждать её выбор...Она Слышащая. Она вестник воли Нечестивой Матроны. Она моя Тёмная сестра. И как сильно она меня младше?!... Ох, нет, эта мысль не помогает..."       Цицерон схватил свой кинжал и поспешно направился в тренировочный зал. Ему необходимо было отвлечься.              Следующим утром он был совершенно спокоен. Физическая активность и крепкий, без мерзких, полных погонь, Слышащих и шутов, сновидений (он купил у Не-дитя сонное зелье), пошли ему на пользу. Когда он завтракал в одиночестве, напротив него села Бабетта, подперла голову ладошками и стала молча сверлить его красными глазками. На губах, как обычно, застыла миленькая полу-улыбочка. Она сидела молча, наблюдая за тем, как он ест. Цицерону это было не особенно приятно. Он несколько раз кидал на неё вопрошающий взгляд, но та в ответ не шевелилась.       —Доброе утро, сестра. Цицерон не хотел бы тебя критиковать, но ты сейчас ведёшь себя в точности, как голодный домашний котик. Чего же хочет Не-дитя? —он лукаво улыбнулся и распахнул глаза в притворном изумлении. —Неужели яичницы?       —Нет, конечно. — она хмыкнула. — Просто мне интересно, ты вправду знаешь, что Иви уехала, или она соврала.       Цицерон уронил вилку и вскочил. Стул с грохотом упал на пол. Кусочки жареного яйца разлетелись с деревянной тарелки в разные стороны. Бабетту это насмешило, видимо она рассчитывала на подобную реакцию и старалась ради неё.       —Люди такие эмоциональные! — она захлопала в ладоши. Девочка взглянула на его лицо, безошибочно прочитав вопрос. — Сказала, что в Виндхельм. Но и про тебя она сказала, что ты не хочешь с ней ехать, так что…       Она пожала плечами, быстро приняв прежнюю позу и довольно глядя на него снизу вверх.       —Когда…—выдавил он.       —М-м-м…Ночью. Не понимаю, что ты так разнервничался?       —Что я разнервничался?! — рявкнул он, выходя из ступора. — Если с глупой девчонкой что-то случится, Тёмное Братство кончится, не начавшись!       Он крутанулся и бросился за вещами.       Бабетта устремилась за ним, с интересом наблюдая.       —Да брось, Цицерон, ты драматизируешь. Она всего лишь поехала в другой город. Она же выжила здесь самостоятельно, когда только приплыла в Скайрим? С ней ничего не случится.       —К твоему сведению, мы сейчас говорим о человеке, который едва не погиб от клешней грязекрабов, потому что накурился лунным сахаром и не мог от них убежать!       Девочка хихикнула.       —Да, слышала об этом. Она до сих пор вспоминает, как чарующе выглядят стремительные грязекрабы в дурмане…       Цицерон швырнул в дорожную сумку перевязанный тесемками спальник.       —О, да, донельзя смешно, если бы разговор не шёл о Слышащем Тёмного Братства! Какое бесчестье!       Он натянул броню и накинул плащ.       —Тебе придётся позаботиться о Матери, если я задержусь. — надевая перчатки буркнул он.       —Естественно. Если задержишься — это если она соврала про Виндхельм, и тебе придётся искать её по всей провинции?       Цицерон мрачно на неё посмотрел. Девочка в ответ невинно захлопала ресницами. Он закинул за спину дорожную сумку.       — Она взяла коня?       Бабетта беспечно пожала плечами. Он нахмурился.       —Ты хоть пыталась что-нибудь узнать?       —Я спросила куда она едет. И почему ты не с ней. А ведь последнее мне даже не было сильно интересно.              К счастью (и удивлению) Цицерона, Тенегрива она не взяла.       По дороге ему не попалось даже разбойников, чтобы выплеснуть злость. Он ехал, не останавливаясь. В голове крутились, сменяя друг друга мысли и опасения, в супе из мерзкого хихиканья, по поводу того, куда именно она отправилась, если и вправду соврала вампирше.       "Даже не попыталась узнать что-нибудь поконкретнее, ох, как будто я единственный, кого волнует, что будет, если...В Виндхельме, ходят слухи, орудует убийца...— его передернуло. —Даже думать об этом не хочу. "       Он хотел было ехать без остановок, но ужасно продрог— у Бабетты не оказалось согревающих зелий. Оставив коня в лесу, неподалеку от "Ночных ворот", он направился к постоялому двору, обуреваемый мрачными размышлениями.       Которые, впрочем, были развеяны, стоило отворить дверь.       Небольшой зал был заполнен народом. У стойки, сгорбившись, сидели четверо имперцев, в броне агентов Пенитус Окулатус, явно не чувствовавших себя в своей тарелке, в углу - пара аргониан, а по центру, сдвинув два стола — целая толпа галдящих нордов, судя по одежде - банда наемников. И, естественно, в самом эпицентре пьяного сборища, сияющая довольством, как начищенный пятак, восседала цель его путешествия. Цицерон, тяжко вздохнув, побуравил ее угрюмым взглядом и решил пока не раскрывать свое присутствие. Он заказал у слегка рассеянного хозяина, вытиравшего тряпкой абсолютно чистую кружку и не сводившего обеспокоенного взгляда с гомонящей толпы, жареной говядины и пряного вина. Сел за свободный стол, позади воинов, и принялся ждать, глядя на профиль Слышащей. Ему не надо было даже прикладывать каких-либо усилий, чтобы слиться с обстановкой — девчонка не замечала ничего вокруг, выпивая все, что бы ей не подливали веселые соседи. Пару раз она то ли случайно, то ли нет, даже опустошила чужие кружки.       Веселье было в самом разгаре. Разгоряченные алкоголем воины, в другом конце стола, затянули набившую оскомину песню про Рагнара Рыжего. Парочка аргониан удалилась. Слышащая продолжала энергично трепаться и пить. Рот ее не закрывался. Цицерон уже доел свою похлебку из оленины — хозяин, похоже, настолько был озабочен развеселыми клиентами, что все перепутал, и Цицерон решил, что возмущаться бесполезно. Утомленно навалившись на стол, он потягивал терпкий напиток. Ему уже надоело слушать пьяную болтовню, и он раздумывал, как бы увести Слышащую в укромный угол, высказать все, что он думает, и положить всему этому конец. Дверь распахнулась, и внутрь, под приветственные крики собратьев, ввалились еще трое нордов, по виду охотников. Радостно хлопая сидящих по плечам, они направились к несчастному хозяину, на лице которого возникло мученическое выражение.       — Эй Эльсвар! У нас, похоже, места нет, но ты садись вон туда! Вы же не будете против доброй компании?       Цицерон скосил глаза на бородатого, громогласного норда. Кисло улыбнулся — "добрая компания" уже гремела стульями за его столом. Слышащая была занята очередной, не вполне связной, беседой, с брутального вида женщиной, активно жестикулируя. Эль из ее кружки выплескивался на тарелку рядом сидящего.       Пьянка продолжалась. Цицерон уже минут сорок вынужден был слушать, как его сосед, поглощая еду и поминутно ввязываясь в перепалку со скептически настроенным товарищем, рассказывает о славном дне, когда ему удалось подкараулить и забить пещерного медведя в одиночку. Неожиданно за столом наемников произошло какое-то движение.       — Нет, знаете… знаете, что? Я сейчас вам кое-что, спасибо, —Слышащая поднялась, немного покачнувшись. Голос её не отличался громкостью, но вокруг воцарилась тишина. Цицерон поднял бровь. — Вы — великие люди! Когда я только прибыла в Скайрим, знаете, что было? Зна—я чуть не сдохла. Вы каждый день, изо дня в день, боритесь с…Да со всем! С разбойниками, с в -великанами, с волками. Даже…Даже погода против вас! Теперь ещё и драконы! Откуда они вообще…Я счас не о драконах…И что вы получаете от империи? Да ничего! Новые налоги да запреты. Остроухие крутят ими как хотят. Они сломались под их гнетом, но вы—не сломаетесь! Вот вы, когда-нибудь, были в вотчине Талморцев? Ну я-то тоже…Но я много читала! Так вот, у них и половины ваших проблем нет. И они, из… как это слово… Изнеженные! Зелёные твари, пытаются подавить гордых людей, рождённых воинами от в-воинов! Чьи мечи закалены во вьюге из…волков…И дос... Доспехи их... Блестят…Как...Как грязекрабы в лунном свете…Очень красиво, если бы вы только видели, это потрясающее зрелище...О чем это я...Нет, ну что за гордые сыны Севера! Доблесть, отвага, то, как они... Следуют своей природе, презрев опасность, бросаются на превосходящего противника! Глаза их вращаются в праведном гневе…Разве…эээ…лишены они чести? Разве не заслужили кровью они свое право на культуру и сам...Самобытность?!       Цицерон слушал, устало подперев голову рукой. Он уже не чувствовал негодования. Каждый её риторический вопрос сопровождался оглушительным согласным ревом со всех сторон. Пьяных воинов даже не смутили странные метафоры. Молодой норд, сидевший рядом, наклонился к нему с восторгом в глазах.       — С каким пылом эта бретонка говорит о народе Скайрима! Гордые сыны Севера, надо же!       — М-м-м, — с сомнением протянул Цицерон, — по-моему, она до сих пор говорит о грязекрабах.       Слушатели разразились возгласами одобрения. Особенно им понравилась храбрость, которую выказала смелая "бретонка" — такие речи и в присутствии Пенитус Окулатус. Похоже то, что их пылкий оратор пьян, наверное, посильнее, чем все они вместе взятые, было очевидно только одному Цицерону. То, что имперцы, кидающие на нее многообещающие взгляды, ещё не сподобились ее арестовать за крамолу, было целиком заслугой количественного превосходства нордов. И делом времени.       "Отлично, — сумрачно подумал Цицерон, — теперь еще и это."       — А че эти, у стойки, такие мрачные? Почему вы на меня так смотрите, вы что, не с-согласны?       Повисла пауза. Цицерон зажмурился и уперся лбом в раскрытую ладонь. Редкое хихиканье перешло в хохот, перекатывающийся в голове, становясь то громче, то тише.       Бородатый воин хохотнул, хлопнув огромной ладонью по столу.       — Да потому, что это не норды! Это, злокрысами рожденные, прихвостни эльфов!       Помещение потонуло в смехе. Лица агентов не предвещали ничего хорошего. Один из них вскочил на ноги.       — Как ты смеешь! Сейчас же прекратите этот цирк! Вы не видите, кто мы?! В нашей власти отправить всех вас, и особенно, тебя, за подстрекание к восстанию, в застенки, — молодой имперец поколебался, — грязные...скайримские собаки.       "Скверная идея, большая ошибка. Ну что ж, зато будет полно времени, чтобы вытащить девчонку отсюда."       Даже коллеги молодого агента смотрели на него с ужасом в глазах.       Бородатый норд встал, выпрямившись в весь свой немалый рост. В зале повисла предгрозовая атмосфера. Вид у бедного хозяина был такой, как будто все его худшие опасения начали воплощаться в жизнь.       Имперец дрогнул, но храбро выпрямился.       — Только попробуй, тебя сгноят в тюрьме!       "Как там она сказала? "Бросаются на превосходящие силы противника"? Видимо, не только у нордов есть что-то общее с, пф, грязекрабами." — Цицерон хмыкнул.       — Будешь мне угрожать, имперская вша? На! — агент, врезавшись в стул, отлетел к стойке, повиснув на ней. Оставшиеся трое имперцев вскочили, выхватывая мечи. Цицерон перевел взгляд на Слышащую, которая все еще стояла, расфокусированно наблюдая за делом рук, точнее, длинного языка своего. Она медленно моргнула, передернула плечами и потянулась к ближайшей бутылке.       И пошло - поехало: крики, свалка, звон оружия. Хозяин побросал все и нырнул в подвал захлопнув за собой дверь.       Цицерон схватил девчонку поперек корпуса и потащил в коридор (выход загораживали дерущиеся). Выволок ее в первую свободную комнату и закрыл дверь на задвижку. Она медленно обернулась.       — О, Цицерон! А вот и ты! — она сильно покачнулась. Цицерону пришлось обхватить ее за талию. Она расплылась в улыбке, приваливаясь к нему, водя пальцем по его плечу. Бутылка в ее руке звякнула о заклепки. — Ах, ни один мужчина за мной так не бегал...Исключая Абаса Закки, который угробил моим зельем своего любовника...       Он поспешно отстранил ее от себя и нахмурился, оглядывая: во второй руке у нее тоже была бутылка.       — А если бы это был не я? Вместо того, чтобы сопротивляться ты захватила побольше алкоголя?       — Я думала это какой-нибудь мужчина, —она хихикнула, прикладываясь к горлышку, — знала бы, что это ты, обязательно стала бы кричать...       —Дай сюда.       —Эй!       Он выдернул у нее из рук обе бутылки и выкинул в окно. Она повалилась на ближайший стул.       — Хотела скрыться? О, ради Ситиса!— он захлопнул окно, поворачиваясь к ней и с негодованием обнаружил, что она отвинчивает крышку у взявшейся непонятно откуда фляги. Он отобрал и ее тоже и засунул в карман.       — Какой ты нудный...Нет, конечно, я знала, что ты за мной бросишься...       Он недоверчиво прищурился.       — Знала. Даже припасла тебе одно имя. — она, заговорщески ему улыбаясь, вынула из кармашка кусочек пергамента. — Живет в Виндхельме. Жаждет справедливости. Верни-ка флягу.       Цицерон облизнул губы, следя за куском бумаги в ее длинных пальцах. Убить кого-нибудь — как раз то, что ему сейчас было необходимо.       — Что, теперь я тебе нравлюсь?... — она лукаво стрельнула в него нетрезвым взором.        Когда он попытался взять пергамент, отдернула руку. Он цокнул языком и закатил глаза. Сделал глубокий вдох, скрестив руки на груди.       — Нам нельзя здесь задерживаться. Поспешим продолжить путь.       — Не-е...— девчонка сползла по стулу. — Знаешь сколько я выпила? Я с - свалюсь с коня и умру...И, между прочим, уже заплатила за комнату. И там все мои вещи.       Цицерон расплылся в мрачной улыбке.        — О, не волнуйся, Слышащая, верный Цицерон позаботится о тебе!              —Дай же мне флягу, почему ты стал такой злобный...Или, хотя бы дай сесть сзади...Это унизительно, как будто я настолько плохой наездник...       —Неужели! Слышащей стыдно? Кто тебя здесь видит, хоркеры? О, погоди, кажется я знаю...—он не выдержал искушения и наклонился к ее уху. — Что подумают о тебе доблестные...       —Умолкни!       Он хмыкнул и отодвинулся. Некоторое время они ехали по пустынной дороге в тишине. Потом она вновь начала ныть.       — Мне плохо...Мне нужно выпить...Что-нибудь...И мне в лицо постоянно дует ветер...У тебя есть согревающее зелье?       — Допустим, Цицерон готов поверить, что у тебя нет пристрастия к алкоголю, но вот согревающие зелья...       — Что за бред, ты знаешь откуда я? Из пустыни, Цицерон, и угадай, что? Там все время жара!       Она замолчала и принялась растирать рукой в перчатке щеки.       —С меня опять начнет слезать кожа...И это будет полностью твоя вина...       —М-м-м? Опять?       —Ты что, думаешь, я всегда была такая белая?       Цицерон бросил на нее быстрый взгляд, заинтересовавшись.       — Никогда о таком не слышал. Назир не побелел.       — Видимо потому, что в нем нет примеси чужой крови...— пробурчала она, пытаясь натянуть край капюшона на лицо. — Как ты мог потерять мой платок?       Цицерон поморщился, снежинка попала ему прямо в глаз.       —Я взял все, что было в комнате, платка там не было. Хватит ныть, Слышащая, где твоя стойкость перед лицом трудностей...       — Давай остановимся и разведем костер.       —Нет. Мы почти доехали.       Мимо проплывали припорошенные снегом деревья, перемежающиеся со скалами. Время от времени одноцветность пейзажа нарушалась яркими красными всплесками, ягоды снежноягодника напоминали капли крови. На горизонте высились горы в голубоватой дымке. Их пики вонзались в чрева туч. Погода была вполне сносной: снег едва шел, прохладный ветер был на самом деле не такой уж сильный. Тем более, что он периодически стихал. Через некоторое время из-за облаков даже выглянуло солнце.        Хотя Цицерону и самому было бы удобнее, если бы Слышащая пересела назад, он не хотел уступать ей из простого упрямства. Гнев его давно погас, учитывая то, что она, похоже, и вправду не пыталась убежать.       "Глупого убийцу обманет девица!"       —Замолчи.       —Я ничего не говорю.       Цицерон вздрогнул. Она обернулась на него. Они были почти одного роста, так, что их лица были почти на одном уровне. Солнечные лучи щедро омывали их, и он отметил, что ее глаза не такие темные, как ему всегда казалось. В ярком свете они были скорее ореховыми, с небольшим зеленым вкраплением. Прядь волос у лица подсвечивалась золотисто-каштановым, контрастируя с темно-серой тканью капюшона. Он поспешно отвел взгляд.       —Смотри вперед. — буркнул он.       —Смотрю куда хочу. С кем ты разговаривал?       — Кто тебя одарил царапиной? Этот Абас-как-его?       Это подействовало — она отвернулась.       —Верни флягу.       —Нет.       Они ещё некоторое время ехали молча, тишина нарушалась лишь журчанием реки и цоканьем копыт Тенегрива по мощеной камнем старой дороге.       Девчонка поерзала на месте, задев его ногой.       —Твоё тело везде. Мне не нравится, что ты меня касаешься, отодвинься.       Цицерон предпочёл промолчать. Только он ушёл в свои мысли…       —От того, что я смотрю на дорогу, меня тошнит. Что, если меня стошнит, об этом ты подумал?       —Попробуй не делать этого на коня, он тебе ничего не сделал.       —Ага, если что — повернусь к тебе.       —И тебе совсем не будет стыдно? —скучающим тоном поинтересовался Цицерон. —Ах да, кого я об этом спрашиваю! Другой бы страшно смутился, если бы был застукан за чтением чужих дневников. Но ты молодец, даже глазом не моргнула.       Она промолчала. Он практически видел, как вращаются шестерёнки в её голове в попытке придумать ещё что-нибудь. Она вновь к нему повернулась.       —А может, тебе нравится ко мне прижиматься? Выходит, не так уж я тебя раздражаю?       Цицерон криво усмехнулся и фыркнул.       —О, и теперь я должен начать возмущаться и оправдываться, и опровергать, и потом ты затянешь меня в пучину демагогии. Даже не пытайся. Если хочешь знать, ты, во-первых, слишком твёрдая, чтобы приносить какой-то комфорт, а во-вторых, все равно, что ящерица—от тебя не исходит ни капли тепла. Так что оставь свои провокации.       —А ты хорош. Остроязычие — теперь окончательная замена песенкам? Мне начинает нравится. — она усмехнулась, отворачиваясь. — Так тебя больше не пугает моя холодная кожа?       —О чем ты?       —Хотя, вроде бы, в конце концов, тебя все устроило…       Цицерон в замешательстве нахмурился.       —Ой, ты не помнишь, что произошло? —её голос был обманчиво невинным. Цицерон забеспокоился.       —Что произошло?       —Не помнишь, значит, надо же! А у тебя часто провалы в памяти? Ой, хотя, как ты определишь, если не помнишь…       Ему хотелось повернуть её к себе лицом, но это было невозможно. Им овладела нервозность. Шут вновь начал мерзко хихикать.       —Ты скажешь, о чем говоришь, или нет?       Она медленно повернула голову, скосив на него глаза. Он напрасно сравнил её с ящерицей – сейчас она была похожа на довольную змеюку. Очевидно, что выспрашивать у неё что-либо было бесполезно, она только этого и ждала. Цицерон решил, что если уж ей удалось ввести его в смятение, то пусть будет ничья. Он остановил коня. И слез.       —Дальше мы идём пешком. —объявил он. Девчонка не пошевелилась, глядя на него сверху вниз и покручивая короткую прядь. Проходящий мимо селянин с корзиной, полной рыбы, (они почти въехали в деревню Анга), покосился на красноглазого коня.       —Ты можешь делать все, что тебе угодно, я еду на лошади.       —Ладно! Встретимся в Виндхельме. — он направился по дороге, разговаривая на ходу. — Ты, конечно, приедешь раньше, но ничего, подождешь, поболтаешь, с кем-нибудь может быть тебя кто-нибудь даже угостит выпивкой. Мясник, например. Ах да, чуть не забыл, если тебе вдруг интересно —твоя сумка у меня.       Он услышал шаги позади себя и победоносно усмехнулся. Впрочем, все эти намеки его порядком побеспокоили. Он до сих пор не полностью помнил все, что произошло той ночью. Они уже ушли довольно далеко, Цицерон отпустил коня обратно в Бездну, но сомнения все никак не хотели оставить его. Необходимость выяснить, что там было пересилила все остальное и он решил сделать единственно возможное — спросить того, кто, скорее всего, знает ответ.       "О чем она?" — на всякий случай приложив пальцы к губам, подумал он.       "О, ты хочешь узнать? Но, ты, кажется, решил, что мы больше не друзья, не пускаешь меня, чинишь препятствия! А я ведь к тебе – ха – со всей душой!" — Шут продолжал противно хихикать.       "Скажешь или нет?"       "Ты боишься узнать, или хочешь?"       Цицерон уже пожалел о своем порыве. В свете всей этой борьбы, такой шаг был явно лишним…Он попытался было убедить себя, что если что-то было, то он должен знать только для того, чтобы не дать ей держать его в неведении.       "Лжец."       Цицерон разозлился, приняв удачную попытку вытеснить противника из разума.       —Смотрю, так тебя совсем ничего не беспокоит, а, Слышащая? Надо было сразу идти пешком, не правда ли?       Не услышав ответа, он обернулся. Похоже, пешая прогулка окончательно добила его уставшую спутницу. Она плелась за ним с таким несчастным видом, что ему даже стало её жаль. Уже то, что она не хотела говорить, было свидетельством глубокой усталости.       —Мы почти пришли, Слышащая. Ещё минут тридцать — и будем у моста, вон он, уже виднеется. — попробовал он её ободрить, и в ответ получил взгляд, полный ненависти.               Застройка в Виндхельме была настолько плотной, что каменные дома не давали лучам заходящего солнца проникать на промерзшие узкие улочки. Весь город напоминал каменный лабиринт.        "Хмм, неудивительно, что Мяснику так легко охотиться. Подкараулить одинокого горожанина и затащить его в темный закоулок здесь проще простого." — Цицерон поплотнее укутался в плащ.       "Стражник хитер, мыслью остер! Жаждет убийца клинок окропить, но придется ему походить - последить...Скучаешь по рифмам, ассасин? Ха-ха-ха!"       "Если не собираешься объясниться, то замолкни."       Он уже думал было забраться в казарму и подкараулить главного стражника в его собственной комнате, так сильно ему надоело бродить на холоде, когда, наконец, объект его преследования простился с товарищами и завернул в безлюдный переулок. Цицерон тенью скользнул за ним.       —Гуннара Рунсен, — негромко сказал он, — ты взывал к Матери Ночи и был услышан. Назови того, чьей душе суждено отправится к Отцу Ужаса.       Стражник резко обернулся, схватившись за меч, но, услышав, про Мать Ночи, перевел дух.       — Откуда ты взялся? Чуть факел не выронил.       — Просто назови имя, и дело будет сделано.       Гуннар пожевал губу. Цицерон нахмурился. Ему хотелось поскорее взяться за работу. Шут насмешливо хмыкнул.       — Да-а, тут такое дело...Слышал про здешние события? В Виндхельме завелся убийца. Губит женщин, оставляет истерзанные тела по всему городу...На меня легло бремя поймать зверя. Да только время идет, а ничего не меняется. Мы что только не делали, негодяй умело скрывается...       Сперва Цицерон хотел было перебить словоохотливого клиента, но тут у него закралось недоброе подозрение. "Стражник хитер..."       — Я не потому это все затеял, потому что трясусь за свое положение, плевать мне, ну понизят, обратно до рядового, это-то не страшно...Но нам остается только ждать, пока он ошибется, оставит след...Чем дольше мы ждем, тем больше жертв. Я сделал это ради них, а не ради себя. Да и, честно говоря, не думал, что из этого что-то выйдет...Но вот ты здесь.       — Правильно ли я понял: ты хочешь, чтобы Темное Братство забрало Мясника?...