Снег падает вверх

Макс не помнит того мгновения, когда его свитер и футболка Кюхёна оказываются на полу, а сам он прижимает свою жертву к кровати всем телом, жадно целуя. Кажется, пару минут назад Кю попросил его о последнем одолжении, чтобы ни о чём не жалеть перед смертью. И, кажется, он согласился. — Что? — как будто бы находясь в прострации, спросил он. — Поцелуй меня, Чанмин-а, — прозвучало в опасной близости, — пожалуйста. Жар охватывает сразу же, проникая в каждую клеточку, в каждый атом, не оставляя даже возможности хоть о чём-то подумать и прийти к какому-то умозаключению. Всё как будто бы стало просто и понятно. Всё уже давно было решено. — Чанмин, — повторяет Кюхён, точно молитву, — пожалуйста. Губы без проблем находят чужие губы. Язык тут же проникает внутрь. Каждое прикосновение пальцев оставляет после себя горящий след. — Мне же уже нечего терять, — это последнее, что слышит Бог Смерти перед тем, как принимает жизненно важное для них обоих решение. — Мне тоже. Следом за их свитером и футболкой на пол отправляются две пары джинсов. — Который час? — спрашивает между поцелуями человек. — А это важно сейчас? — Не знаю, — он честно признается. — А для тебя? — Сейчас мне важен только ты. И эта правда заставляет задыхаться. Кю прячет улыбку в районе чужой шеи, обхватывая рукой горячий член Макса и пару раз резко проведя рукой вверх и вниз. — Мм, — вырывается из груди Чанмина. — Приятно. И очередная правда пугает, заставляя виски гудеть со всей силы. Оставляя влажную дорожку от шеи до пупка, Кюхён двигается медленно, перемещаясь всё ниже и попутно оглаживая рельефное тело. — Ты совершенен. — Я просто хорошо постарался над своей оболочкой, — фырчит Бог Смерти. — Пусть даже и так. И он не успевает ответить. И даже самая важная мысль, касаемо того, что у них осталось в запасе чуть больше часа, теряется в тумане, застывая на губах, так и не успев явиться. Слов больше нет. — Аргх! Потому что, когда чужие губы обхватывают его член, он понимает, что горит. — Мм. Кю двигается быстро, не желая растягивать удовольствие. Втягивая щёки, он облизывает чувствительную головку, играя с ней языком, а потом по-максимуму опускается вниз, расслабляя горло, насколько это возможно. И этот жар обоих сводит с ума. — Кюхён, — не своим голосом шипит Макс. — Мм. — Дай мне. — Чего? — отпрянув с характерным хлюпаньем и облизнувшись, спрашивает тот. И Чанмин не отвечает, быстро вскочив и поменявшись местами с человеком. — Я тоже хочу попробовать... тебя. Потому что вряд ли когда-нибудь ему ещё раз представится такая возможность. — Если я сделаю что-то не так, скажи. — Угу. — Потому что я не хочу причинить тебе боль. — Мм. И слова "по крайней мере, не сейчас" куда-то исчезают. Стараясь не ошибиться и довериться собственным ощущениям, Макс действует немного медленнее, чем Кю, но так же уверенно, как будто бы делает это не в первый раз. Он вытягивает язык и осторожно слизывает появившиеся капли, смакуя вкус. Ничего. И это не может не расстраивать. — Чанмин. — Мм? — он пугается. — Я что-то делаю не так? — Так, но... быстрее, прошу. И Бог Смерти понимает, что прямо сейчас горит не только он. Не долго думая, он тут же начинает сосать, помогая себе рукой. Движения выходят слишком резкими, быстрыми, рваными, смазанными, но задуматься об этом прямо сейчас нет ни времени, ни возможности. — Мммкх, — кряхтит Кюхён, и Макс ускоряется. Теперь жар распространяется не только снаружи, по оболочке, но и внутри, проникая всё глубже и оседая где-то в районе его естества, в самом центре, добираясь своими цепкими и горячими лапами до того, что можно охарактеризовать как "начало" и "суть". — Я... сейчас... — слышит Чанмин обрывки из фразы. И тут же понимает, что никогда их не забудет. Что такое вселенная? Плевать. В чём смысл человеческого бытия? А кому оно надо? Какими были звёзды на ощупь? Чёрт с ними! Почему снег падает вверх? Потому что вниз падать глупо. Есть ли жизнь после смерти? А не всё ли равно? Потому что только стоны напротив имеют значение. Кю кончает спустя минуту, задерживая дыхание и слегка дрожа от чужих прикосновений, и Макс проглатывает всё до последней капли, слизывая остатки. — Хочу тебя, — стонет человек, не успевая прийти в себя. — Пожалуйста. Он шире раздвигает ноги, подкладывая под себя подушку и удобнее устраиваясь на кровати. — Но... ты уверен? — А мне нечего терять, — он закрывает глаза. — Если только тебя. И эти слова эхом звучат в голове Бога Смерти. — Макс. Чанмин шипит, медленно входя в податливое тело. Концентрируясь на собственных возможностях и крепче сжимая чужие бёдра, он забирает себе всю боль Кюхёна от проникновения, оставляя тому только наслаждение и поражаясь своим умениям. — Тебе больно? — пытаясь удостовериться, спрашивает он. — Нет, — Кю качает головой. — Просто непривычно. — Скоро будет лучше. Войдя до упора и не разрывая телесного контакта ладонью, чтобы боль не вернулась своему законному владельцу, Макс глубоко вдыхает полной грудью прохладный, как ему кажется, воздух, стараясь хоть немного остудить пыл. Но тщетно. Пламя пожирает его изнутри, оставляя после себя пустоту, на месте которой никогда уже не появится ничего нового. Горящие языки как будто бы заживо убивают, распаляя до предела. — Давай, — слышит он сигнал к действию. — Я готов. Назад. Вперёд. — Мм. Немного назад и снова вперёд до упора. — Аргх. И уже спустя мгновение он переходит на бешеный ритм, вбиваясь в чужое тело и вырывая из него прекрасные стоны, ласкающие слух. — Вот... да... Даже при всем желании сейчас Макс бы не смог выдавить из себя более связного предложения, чем Кюхён. — Мм... Чан... мин... Потому что так хорошо ещё не было никогда. — Я лю... мм... — кривится Кю. — Я тоже, — сквозь зубы кряхтит тот, даже не осознавая толком, что происходит и о чём идёт речь. Узость человека под ним и столь тесная близость молниеносно уносят к другим словам на -ость: дикости, ярости, радости, верности и ясности. И вечность не за горами. Огонь внутри заставляет оболочку плавиться, и Макс не выдерживает пытки, тут же кончая в Кюхёна и быстро выходя из него, продолжая глубоко дышать. Благость. Важность. Данность. Голова идёт кругом. Бог Смерти медленно опускает ладонь с чужого, слегка дрожащего бедра, боясь ответной реакции на то, что боль вернётся. Но этого не происходит. — Спасибо, — говорит на выдохе Кюхён и улыбается, поднимая на него тёплый взгляд. А Чанмин лишь безэмоционально, как и всегда, смотрит прямо в чёрные глаза напротив и понимает, что никогда, за все проведённые на земле и вне её пятьсот лет не чувствовал себя настолько живым, как сейчас.