***
Небо многострадальной Конохи окрасилось в яркие, тёплые оттенки. Вечерело. Какие-то, по-видимому, недалёкие даже для своего возраста, экстремальные дети, разыгравшись, посмели забежать в квартал Учих. До того, что близилась ночь и их мог кто-то нечаянно прирезать в подворотне, им было глубоко фиолетово. Ребята выглядели лет на двенадцать. Завтра они станут генинами, и поэтому последний день своего беззаботного детства не грех было растянуть и на вечер, а, возможно, и на ночь. Бегающие друг за дружкой и ржущие, когда один из них падал, а затем, поскуливая и похрюкивая, поднимался, будущие шиноби всё-таки должны были когда-нибудь выдохнуться. Что с ними и случилось. — Фу-ух… Знаете, если честно, я уже умаялся, — прокряхтел рыжеволосый малец, закутанный в зелёный шарф, который он использовал, как носовой платок и салфетку. Тот висел на мальчике таким слоем, что по эффективности вполне мог бы соперничать с абсолютной защитой Казекаге Гаары. — Мне уже надоело бегать. Давайте сыграем во что-нибудь другое, — проворчала курносая девочка с короткой косичкой на самой макушке, наклон которой менялся в зависимости от направления ветра, но сейчас причёска стояла гордо оттопыренной прямо вверх, потому как был штиль. — Кх…кхум…кхам…кх…ху…хы…ххх… — был ответ полненького брюнета, который, дёргаясь, метался по земле подобно жадному и запасливому хомяку, раздутые щёки которого прижали голову зверька к твёрдой поверхности, и теперь животное перекатывалось туда-сюда. — А я ему говорил! Говорил: не жуй печеньки, когда бежишь! Не жуй: худо будет! — сердито и недовольно тряс кулаком кучерявый блондинчик с серёжками-лягушками — Мистер «Я с самого начала знал, что всё так будет, просто не говорил». — Мм… Может, в прятки? — спросила рыжеволосая мумия, ещё не подозревая, сколько раз проклянёт свой напрашивающийся на неприятности язык, пока будет истерично кукожиться под одеялом и пока обеспокоенная, не менее рыжая мама будет антилопой скакать вокруг своего «муси-пусечки». — А что? Давайте! По сигналу разбегаемся, — кучеряшка деловито кивнул и, шмыгнув, хорошенько зарядил под одно пикантное место полудохлому «хомяку». Сигналом стала овсяная печенька, подлетевшая на семь метров в небо. Галёй было назначено только что метавшееся по асфальту животное, из пищевода которого (не без любезной помощи товарища) и вылетело-таки сигнальное произведение кулинарии. Удачливые дети разбежались и попрятались, как полагается, кто в кустах, кто в мусорном баке. И только одна невезучая рыжая мумия перепрыгнула через неизвестный забор и начала красться к балкону второго этажа, чтобы спрятаться под его навесом. Не обратило это несчастное существо внимание на клановый герб, который ни с чем нельзя спутать. Он был на всех стенах, навесах, вырезан на всех деревьях, витражными красками намалёван на всех окнах и даже клумбы были сделаны только в виде него. Предупреждающие знаки, окружающие паренька просто кричали: «Warning! Осторожно! Здесь водятся Учихи! Беги отсюда, если жизнь дорога». Но пацан был глух к знакам судьбы. Это и стало его приговором… Полночь. Тьмище. Вурдала…тьфу…то есть комары. Мистер Всезнайка был найден в кустах справляющим нужду. Толстяк отыскал товарища, идя на звук маленького водопада, которого, он знал, не могло быть в этой местности. Девочка-флюгер сдала себя сама. Ярый поклонник овсяного печенья прибежал на крики двух бешеных зверей. Он обнаружил в одиноком мусорном баке, который, вернее сказать, не стоял, а пританцовывал, свою подругу и енота, которые насмерть сражались за кусочек «Гавайской» пиццы. Мадара бессовестно выдавил оставшуюся половину шампуня Саске «Маленькая Принцесса. Нежность с экстрактом шоколада» на свою огромную лапищу и начал старательно намыливать каждый локон. Учитывая их количество, покончил он с этим занятием где-то через минут сорок. Примерно столько же времени ему понадобилось на то, чтобы смыть шампунь. То же самое лидер клана Учиха проделал и со средствами для мытья волос Итачи (Угадайте, какой запах. Думаете, кофе? Пфф, обломитесь! Сливочный капучино с кардамоном, розой и корицей!) и Сакуры (Запах декоративной вишни, то есть сакуры. Оригинально, правда?). Разумеется у Мадары были свои шампуни. Однако они практически никогда не использовались, хоть их ряды периодически пополнялись новобранцами. Складывалось впечатление, что воскрешённый шиноби просто их коллекционирует и бережёт на чёрный день или, если вспомнить их количество, на очень и очень чёрный век. Наверное, спросить черноволосого, почему он не пускает в бой свою мыльную армию, он не ответит, а продолжит тратить чужие шампуни. Спустя промежуток времени от минус бесконечности до плюс бесконечности, когда водоканал сдался под натиском Учихи, а водохранилище опустошилось вдвое, друг Хаширамы всё же соизволил закрыть кран и тем самым успокоить нервы Саске, который всегда впадал в прединфарктное состояние, смотря на счётчик. Выйдя из ванной в тёмно-синем махровом халате, тёплых и мягких розовых тапочках с заячьими ушами, вытирая спутавшиеся волосы тремя полотенцами, Мадара прошествовал на кухню. Там он собирался намешать маски, которые могли бы спасти его молодость. Ингридиенты, для кого-то являвшиеся пищей, а для старейшего Учихи — эм…ингридиентами, хранились в холодильнике. Корнюшоны, которые приволок Саске, были также необходимы для того, чтобы веки владельца двух риннеганов не были столь объёмными. Черноглазый открыл дверцу чудесного ящика для хранения жратвы (Мадара был далёк от высоких технологий, да и от технологий в принципе, поэтому считал, что холодильники — это волшебство или современное джуцу потомков Тобирамы — отчаянного новатора и выдумщика). Достав яица, сметану, корицу и другие продукты, которые могли бы завтра понадобиться его родственникам, а потому он из вредности просто обязан был растратить всё до последней капли, Учиха стал замешивать в катрюле густую бурду неизвестного цвета и происхождения. Откинув волосы назад, Мадара сунул руку в бяку и начал круговыми движениями размазывать странную жижу по своему лицу. Рыжая мумия всё ещё сидела под балконом. На небосводе не было ни звёзд, ни луны. С трудом можно было разглядеть вытянутую руку. В случае нападения оставалось уповать лишь на абсолютную защиту из шарфа. В километре завыла собака. Она выла от скуки и бессонницы, передавшейся ей по наследству, но неудачливому парнишке казалось, что животное сочувствует ему. Закончив все процедуры, Мадара преспокойно отправился в свою спальню. Она находилась на первом этаже, в отличие от комнат Итачи и Саске с женой. На такой расстановке настояли напарник Кисаме и ученица Цунаде, когда Саске занимался планировкой поместья. Храп Мадары дезориентировал и пагубно влиял на всё, что находилось на одном этаже с черноволосым. Итачи даже не рисковал садить цветы на подоконнике в спальне воскрешённого шиноби. Единственными, кто мог пережить звуковой удар, были Хаширама, страдавший таким же безудержным храпом (но он уже помер, хоть и по другой причине), и Саске, которого в принципе вообще нереально было как-то разбудить. Неожиданно для рыжей мумии в окне, с укором смотрящем из-под балкона на нерадивого почти генина, загорелся свет. Бедный мальчуган побледнел и чуть не взвалил на свою маму незапланированную стирку штанов. Над маленьким человеком нависла огромная тень. Она была странна и непонятна. Смутно чёрная фигура ростом и очертаниями напоминала снежного человека. Вот только, похоже, что голова его была чем-то обмотана. С той его части, где должно было находиться лицо, текло что-то вязкое и густое. Яично-сметанная маска безбожно и безостановочно текла, точно слюни изо рта любого члена клана Акимичи после трёх часов голода. Мумия обхватила дрожащими руками тощие и кривые ноги и уткнула перекошенную от переживаемого ужаса мордашку в колени. Поджимая побелевшие от напряжения губы, мальчик, время от времени пошмыгивавший, позабыл, что ему уже не три года. Хотя ребёнок и знал уже пару-тройку техник, позволяющих скрыть своё присутствие, он всё же решил уподобиться тем маленьким детям, которые, закрывая глаза, верят, что если они не видят, то и их не видно. Великий и ужасающий как своей силой, так и видом в данный момент, Учиха открыл форточку и высунул наружу нос, дабы тот вспомнил, что не всю жизнь дышал химией. Лёгкий ветерок подхватывал мягкие вороные волосы Мадары, блаженно сомкнувшего веки, скрытые корнюшонами. Воздушные массы уносили с собой массы паров ацетона и скисшей сметаны. Уличный холод после спёртого комнатного воздуха был долгожданным, потому лидер Учих облокотился о подоконник, опершись на локти. Он наклонил корпус вперёд, и теперь его лицо и плечи были полностью на улице. Выла всё та же несчастная представительница семейства собачьих, время от времени проклинающая свою бессонницу матерным лаем. Следующие события стали причиной того, почему друг Хаширамы будет запрещать учиховским детям играть в столь опасную игрую, как прятки. Помимо указанного, они также поубавили его симпатию к яичным маскам. Густая, склизкая жижа скатилась с лица существа, которое, как оказалось, всё-таки было человеком, и шлёпнулась на левую щёку застывшей рыжей мумии. — МАМА!!! — прямо под высунутой головой черноволосого раздался громкий поросячий визг, который, как привык Мадара, издавал Тобирама, когда на территорию клана Сенджу заходил старший брат Изуны посредь ночи проведать своего ани-чана и попить чайку. — ААААААА!!! — с перепугу проорал лидер Учих и шибанулся затылком о верхнюю перекладину оконной рамы. Приняв этот удар со спины за нападение врага, Мадара, как и всякий его соклановец в непонятной ситуации, рефлекторно использовал катон. Где-то там, на втором этаже, подскочили Сакура и Итачи. Саске подавился во сне слюной, но продолжил спать. Огромный огненный шар «вышел за рамки»…кхм…собственно рам окна, проделав отверстие размером с биджу не только в стене обладателя риннегана, но и в заборе, а также, Господи, помилуй, или скорее, Итачи, помилуй, в неприкосновенных грядках петрушки и сельдерея горячо любимого напарника Кисаме. Рыжая мумия спаслась чудом. Мальчик, всё же прибавивший своей мамаше хлопот в стирке, побил все рекорды в классе по бегу через препятствия, перепрыгнув все насаждения кофемана, не зацепившись ни за одну палочку или натянутую верёвочку, поддерживающую кусты помидоров. Через двухметровый забор из деревянных кольев он перешагнул, будто того и не было вовсе. Мадара тяжело дышал от пережитого шока. Затылок болел, горло драло из-за дикого ора. Руки, сжимающие подоконник и оставляющие на нём вмятины от ногтей, дрожали, точно после десяти часов планки. На лице остывал омлет из яичной маски, зажарившейся после самих собой сложившихся печатей катона. — Какой без пяти минут погибший страшной, но заслуженной смертью труп вспахал мои грядки техникой огненного шара?! — закутанный в халат, взирающий с балкона на своё овощное попахивающее золой детище, Итачи только что продрал слипающиеся шаринганы и теперь пытался найти источник своего невроза, который уже с месячным запасом пищи успел забаррикадироваться в туалете.***
На следующее утро, часов так в девять, Лидер Учих сидел в столовой, понуро перекладывая завтрак с одного края тарелки на другой. Чувство вины накатило на него, когда он, придя в себя после использования огненной техники, осознал, что чуть было не убил ребёнка. Лица мальчишки Мадара не запомнил, но в памяти его точно запечатлелся панический страх пацана. Друг Хаширамы построил из уже давненько подостывшей овсянки пирамиду Хеопса и продолжил думать о своём. Итачи орудовал на кухне. После завтрака он всегда мыл посуду, убирал рабочее место и сразу же начинал готовить обед. Сегодня он мог немного задержаться: Мадара всё ещё сидел за столом, что до ужаса раздражало. Все уже час назад покончили с приёмом пищи и убежали на работу. Хотя патлатому безработному моднику некуда было торопиться, он, однако, чересчур долго ел. Саске забросил в себя три порции овсянки, четыре бутерброда, пять кружек чая, булочку с корицей и сырным кремом за две минуты и (напарник Хошигаки был уверен) даже не заметил, что только что съел, ибо основной его целью было наесться так, чтобы не умереть от голода до обеда, пока Учиха будет пахать на работе. Сакура в количестве не сильно отстала от мужа и со сверкающей сытой улыбкой поблагодарила Итачи. Так что с завтраком всё было в порядке. Один Мадара сидел сиднем в рот ничего не бравши и даже не догадывался, как это оскорбляет акацушника. В то время, как Итачи смотрел на лидера Учих, как язвенник на редьку*, из соседней комнаты раздался подрагивающий голос Сакуры, пришедшей на обед: — Эй, кто-нибудь! Ид-дите ск-корее с-сюда… — Чегось? — черноглазая кухарка, вытирающая кастрюлю, выглянула из-за дверного проёма. Беременная розоволосая хмуро и испуганно взирала на стену над хлорофитумом. Акацушник тоже перевёл туда взгляд и, сведя брови к переносице, резко выдохнул через нос. Примерно в полуметре над комнатным цветком шевелило усиками и дёргало ножками ещё одно существо, посланное в мир земной самим Адом, помимо Мадары, оскорблявшее лучшие качества акацушника, в данном случае — чистоплотность. Таракан, имевший иммунитет на чистящие средства, нарушал фен-шуй, а также был отвратителен, чем злил Сакуру. — Может убьёшь его? — обратилась девушка к Итачи, продолжая неотрывно прожигать взглядом насекомое. — А почему не ты? — в голосе старшего брата Саске отчётливо скользила брезгливость. — Я же не состояла в АНБУ, а вас там учили убивать. — Тараканов — нет. — В любом случае ты же мужчина. — Ну, допустим. Сакура угрюмо посмотрела на Итачи. Акацушник быстро нашёл компромисс: — Мадара! Убей таракана! Из кухни вышел всё ещё мрачный Учиха с тарелкой овсянки в руках. Друг Хаширамы оглядел присутствующих, в том числе представителя типа членистоногих, и со словами: «Если что, я буду у себя, » — пошёл своей дорогой. На этой неделе убийств с него было достаточно. Итачи цокнул языком, возмущённый такой подставой. Послышался звук открывающейся входной двери. — Я дома! — голос Саске знаменовал решение ползучей проблемы. — Дорогой, подойди сюда, пожалуйста! — ласковые слова жены насторожили однорукого. Разувшись, черноволосый прошествовал в комнату, откуда раздалась реплика беременной девушки. Бывший нукенин закатил глаза к мозгу, увидев скукожившихся шиноби, неотрывно глядящих на стену. — Да вы что стебётесь надо мною?! — поняв, что родственники не стебутся над ним, Саске вышел из комнаты, пробубнив короткое: «Я щас.» Вернувшись с необъятным, как сама Вселенная, тапком Мадары в руках, самый-самый что-прям-ваще мужик в доме Учих не скрытым чёлкой глазом позволил находившимся в комнате спрятаться за его спиной и попросил простора для манёвра. Лицо Саске не выражало ни единой эмоции (в общем-то, так было всегда, но сейчас прям особенно). Прицел был наведён, рука с тапком замахнулась. — Тапок-джуцу! — сложив только что им же созданную печать тапка, Учиха метнул предмет обуви в таракана подошвой вперёд. Скотинка умерла быстро и безболезненно. — Ты убил живое существо! — у беременной куноичи вновь начался приступ излишней сентиментальности. — Кто спёр мой тапок? — из комнаты вышел Мадара, босой на одну ногу. — Итачи, жрать давай! — подгонял брата голодный Саске. — Ой… Кстати, об этом… — виновато улыбнулся Итачи, намекая, что у родственников сегодня разгрузочный день.***
Бывает, что эмоции, испытываемые людьми на протяжении долгого времени и не имеющие выхода, могут сыграть злую шутку. Например, ненависть, которая годами теплится в душе, накапливаясь, порождает жгучее желание мести и разрушает как самого человека, так и всё то, что его окружает. Или же чувство вины, режущее и неутихающее, приводит к появлению комплексов, стрессам, бессоннице, моральному самоистязанию. Любовь, страстная, жертвенная, искренняя, но безответная, заставляет страдать так, что и ад уже кажется спасением. А одна значительная потеря и предательство лишают личность всякого рассудка, сводя с ума. Однако в жанрах у нас психология не стоит, потому эту минутку всеобщего философского грустного реализма мы закончим и попробуем провести более повседневную аналогию. Итак, Сакура была уже на девятом месяце беременности, и ввиду возможности начала родов в любой момент все были как на иголках. Семья дружно ходила на носочках и старалась дышать, как можно тише. Даже Мадара ночью временно поубавил децибел. Розоволосая не могла чихнуть, чтобы кто-нибудь да не схватился за сердце. И однажды она позволила себе нечто большее. Вонь носков Саске убивала, так что представить, что было бы с Кибой, просто страшно. К превеликому сожалению, штопать этот атрибут одежды мужа являлось обязанностью именно зеленоглазой. Ноги у младшего Учихи были, как тёрки. А после долгого рабочего дня на них оставался такой запах, с которым не могла справиться самая мощная стиральная машинка. Сакура с носком, натянутым на левую руку, легко работала иглой, словно патологоанатом с разрезанной тушкой. Девушка немного наклонилась к носку, дабы завязать узел. Вдохнув мизерную порцию концентрированных ядохимикатов, Сакура зажмурилась так, что перед глазами заплясали разноцветные пятна. Даже такая малая дозировка оказалась головокружительной в нехорошем медицинском смысле. — Ой! — случайно пискнула розоволосая, пошатнувшись. Мадара чуть не родил вместо бывшей Харуно. Перепуганный Саске заорал не своим голосом: — БЫСТРЕЕ ЗВОНИТЕ В СКОРУЮ! ПОЖАРНЫМ! КАКАШИ-СЕНСЕЮ! — Может, лучше в роддом?.. — несмело спросил Итачи, догрызая ноготь на последнем пальце сильно дрожащей руки. — Что за глупость! Решается судьба Учих! Срочно собирайте Совет Каге!!! — где-то в бездонной кладовой Мадара отыскал мегафон и теперь, запрыгнув на табуретку, поскрипывающую и ноющую под весом молодого быка, громко раздавал указания. Саске стал лихорадочно рыскать в телефоне контакт «Усуратонкачи», решив не мелочиться и сказать Наруто, чтоб тот собирал Экстренный Совет всех Дайме. Через десять минут трое Учих носились по больнице Конохи, нося в руках ещё одну Учиху. К слову сказать, главврача этой больницы. По, как это не странно, вполне логичному совету «Усуратонкачи» было решено сначала обратиться в роддом, а потом уже собирать совет глав Мира сего. Сакура, не мигая, смотрела, как нервный Саске первый раз в жизни признаётся ей в любви, а двое других придурков предлагают взятку всем подряд докторам, отчаянно тряся кулаками и угрожая в случае отказа Пятой Мировой. Беременная зеленоглазая резко встала и заткнула рот Саске своей ладошкой. — Идиоты, я не рожаю. У меня просто от запаха носков Саске закружилась голова, и я нечаянно укололась иголкой. Это не мне нужно в больницу, а вам! Прямиком в психиатрическое отделение! Наступила тишина. Мадара, состроив хмурое и постное лицо, отправился собирать дань со всех, кому успел и кому не успел дать взятку.***
И вот наступил тот день. Тот самый день. Те самые пять часов утра. То «Ой!», которое окончательно превратило Итачи в сердечника. То «Ой!», которое прокричали не от иголки, а от настоящих схваток. День рождения нового члена клана. День рождения Неоспоримого Героя клана. День как приобретений, так и лишений или же анатомических поломок. День, когда чёртов Саске, фиг знает, зачем, упёрся из деревни на какую-то чёртову миссию. День, когда Шестой Хокаге понял, что значит попасться под руку. День рождения Учихи Сарады. Сакура проснулась от боли в поту в тёмной комнате. — Эй, парни!.. Кто-нибудь! Через несколько секунд в спальню зашёл Мадара в халате с подносом в руках, на котором стоял стакан воды. — Водички? — сонно спросил патлатый. Бледная Сакура отрицательно покачала головой. — Итачи, одевайся! В магазин за деликатесами пойдёшь. — Я не хочу есть, — сказала Сакура, из-за чего Мадара очень удивился. Темноволосый поставил стакан на прикроватную тумбочку и ожидающе посмотрел на девушку. Розоволосая слабо добавила. — Кажется, я рожаю. Мадара выпучил глаза и резко прижался к входной двери. Итачи, заслышав последнюю фразу жены брата, спросил: — Я так понимаю мне не нужно идти в магазин, не так ли? — Идти не нужно, — промямлил пытавшийся слиться с дверью в спальню супругов владелец двух риннеганов, — нужно бежать. За акушерами. — Ага… — Итачи задумчиво смотрел на Сакура. — Тупой потомок! Я сказал, не стоять истуканом, а бежать за акушерами! — Мне? — Ну, не мне же! Я ещё не успел расчесаться. Если побегу я, то доктор будет принимать у неё роды, в лучшем случае ослепшим. Воздержавшийся от комментариев акацушник запрыгнул в плащ известной преступной организации и на всех парах помчался в сторону больницы. Мадара растерянно смотрел на то, как корчилась от боли Сакура. Он уже начал жалеть, что сам не отправился за врачом. Перспектива находится в одном доме с кричащей, рожающей женщиной пугала его больше, чем пьяная зелёная рожа Хаширамы в его окне. — Что ж ты стоишь-то как Наруто, услышавший вопрос по термодинамике? Сделай что-нибудь! Боль постепенно усиливалась. Не настолько, чтобы кричать, однако нарастающее неприятное чувство жутко раздражало. Девушка была сильно взволнована, хотя и честно пыталась успокоиться. Всё скопившееся напряжение хотелось сбросить, просто побыстрее родив. Саске не было рядом в такой важный момент их совместной жизни. Сбежал на миссию, гад. Хотя, возможно, он обиделся на то, что, скача козлом вокруг любимой, был вообще никоим образом не бережно огрет почти каждой составляющей частью куханного гарнитура. Включая Итачи, приправлявшего супчик и совершенно не ожидавшего подобного членовредительства (по крайней мере на тот момент); Учиху, в фартуке с милыми акулятами, плавающими в кровавом бассейне, (который был от всего сердца подарен не менее милым, улыбающимся все свои клыки Кисаме), беспардонно схвалили в охапку и бросили прямо в Саске. Мадара лихорадочно соображал, что он знает о родах и что он может сделать. Девять месяцев он откладывал прочтение брошюрки текстом в две с половиной страницы крупным шрифтом. В итоге, её забрал Саске и использовал в качестве подставки для разделывания вяленой воблы во время просмотра Чемпионата Кири по футболу. — Господи! Да хоть воды принеси! — воскликнула Сакура, глядя на жалкие попытки носителя мощнейшего доджуцу вспоминать то, чего он не знал. Мадара, левым ухом услышав молитвенное воззвание к Своему Величеству, бросился к прикроватной тумбочке и снова приблизил к Сакуре стакан с водой. — Кретин! Да не такая вода нужна! «А какая она ещё бывает…» — хмуро подумал черноволосый. «Точно!» — Учиху озарило, и он, выскакивая из комнаты, коротко бросил: — Сейчас всё будет. Спустя вечность и одну секунду ниндзя вернулся с пакетом, в котором слегка позвякивали кубики льда. Сакура пристально посмотрела на него, искренне сочувствуя. Себе. «Ох, Итачи, где ты?» Запыхавшийся человек в плаще всемирно известной преступной организации растерянно десятый раз перечитывал записку, приклеенную скотчем к двери госпиталя Конохи:Уважаймые конаховцы! Преносим сваи извенения зато что нас пока нет. Работники в данный мамент находяца на сименаре по вапросам граматности среди врачей. Вернёмся кагда вернёмся. Заместитель глвврача Такана Учи. Телефон похаронной служби — 557392200
Итачи понадеялся, что поездка пойдёт на пользу работникам здравоохранения. Учиха поспешил домой. Мадара выслушал брата Саске со скорбным выражением лица и вновь отправил его на улицу искать кого-то. Кого? Да кого угодно. Лишь бы этот кто-то смог принять роды. Итачи, выскочив на улицу, закрыл глаза и методом тыка выбрал дорогу, по которой будет искать… кого-то. Мадара по своему тяжкому опыту знал, что если хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам. Разумеется, в данной ситуации Учиха даже не надеялся на хорошо, а хотя бы на абы как или на уж как-нибудь. Да и вообще всегда эффективнее окружать с двух фронтов, поэтому лидер клана решил также искать помощь, правда, не покидая роженицу. Прокрутив в своей голове всех надёжных людей, которых он знал, Мадара пришёл к выводу, что их имена можно уместить на обрывке стикера. Это умозаключение несказанно опечалило его. Однако не стоит забывать про обрывок стикера. Престарелая ворона, принадлежавшая дому Учих — Вообщето принадлежавшая Итачи! Вообще то принадлежавшая Шисуи! — посапывала на специально отведённом для неё участке заднего двора приличного размера площадью десять на двенадцать квадртных метров. Именно она играла ключевую роль в гениальном плане Мадары. Учиха, схватив бедную пташку за шею будто курицу-смертницу, потащил её в дом. Чернявый (это я про пташку) шокировано смотрел на стонущую человеческую самку и патлатого вороного человека, половую пренадлежность которого определить было затруднительно. — Кар?! — одна рука Мадары продолжала держать ворону, в то время как другая начала что-то активно строчить на салфетке. — Кар… — ворона вытянулась и выглянула из-за локтя Учихи, внимательно вчитываясь в текст послания. — Кар? — ворона посмотрела на Мадару глазами кота из Шрека, спрашивая, нет ли другого выхода. — Кар, — Учиха отрицательно помахал шевелюрой. Воскресший шиноби свернул салфетку и резинкой для волос привязал её к лапке «почтового голубя». Готовый отправить птицу в путь, Мадара оказался в ступоре. Почему-то он не подумал о том, что не знает адреса «надёжного человека с обрывка стикера». — *** (ой, какие нехорошие слова!), — громко-громко и неожиданно-неожиданно прокричала Сакура от резкой боли. Мадара со страху схватил несчастную пташку и запульнул её в форточку. Благо дело, открыть окно он всё-таки успел. Мимо Итачи, бежавшего по улице, пролетел на реактивной скорости каркающий снаряд. Акацушник приостановился и проводил его взглядом. Вся жизнь пронеслась перед глазами вороны (а также вся Коноха). Спустя несколько километров птица врезалась нагретым от трения воздуха клювом в какое-то дерево. Во время полёта чернявый успел срезать пепельный локон сидящего на ветке человека. Личное пространство мужчины было нарушено столь резко и беспардонно, что тот от неожиданности выронил свою излюбленную и до дыр считанную Ича Ича Парадайс. Вслед за творением Извращённого Отшельника с ветки спрыгнул и пепельноволосый. Жаль, что мужчина не заметил застрявший снаряд. Падая вниз, он задел ворону и приземлился с уже отбитой правой почкой. — Какаши-сан! — Хатаке обернулся на голос своего бывшего кохая. Пострадавший поднял с земли потрёпанную книгу и остывающую ворону. — Йо! Итачи! — Как я рад! Как я рад Вас видеть! Быстрее бежим! — Итачи сжал плечо своего бывшего командира и помчался в дом Учих. Что ж, похоже, сама судьба направила руку Мадары так, что ворону-ракету он запульнул как раз в сторону «надёжного человека с обрывка стикера».***
— Аааааааааа! — Изуна! — Ох! Оооох… — Я хочу к Изуне! — Аааах! Так иди повесься! Между прочим, это я здесь рожаю! — Нет. Я потратил ещё не все деньги Саске. Мадара всё еще боялся подходить к Сакуре, поэтому причитал на тему своей судьбинушки за порогом спальни. — Нашёл! — в спальню ворвались растрёпанные Итачи и Какаши. — Вот и славненько, — лидер Учих зловеще потёр руки и хитренько так прехитренько сощурился, чем вызвал подозрение у Шестого. Мадара крепко обнял растерянного Хатаке, позвоночник которого всхлипнул от радушия Учихи. Темноволосый взял Какаши за плечи и поочерёдно поцеловал щёки застывшего на месте шиноби прямо через маску. — Родной ты наш. Вот, — Мадара указал рукой на причину сегодняшнего безумия безумного по жизни клана. — Ээ, — Какаши не совсем понимал, зачем его привели к кричащей девушке. Однако когда дверь за ним так же, как и окно, закрылась, пепельноволосый догадался о причине и попытался ретироваться. Владельцы мангёко тоже поняли, куда засобиралась их надежда на спасение, и пригрозили тем, что не выпустят, «…пока эта, которая та, не оклемается». После активации чидори, которым пробить стену не составляло никакого труда, парочка манипуляторов решила сменить тактику. Хатаке, не выдержав давления на жалость, состоящего из совершенно необоснованных доводов, бесконечных заламываний рук и закатываний шаринганов, сдался и обречённо и боязливо обернулся к Сакуре. Розоволосой уже вообще было без разницы, кто будет принимать роды. И хотя того, что это будет её собственный сенсей, она не могла даже предполагать, возможно, всё было не так уж и плохо. Своему доброму, пусть и рассеянному наставнику, зеленоглазая доверяла больше, чем себе. И сейчас он был единственным, кто мог спасти её от боли и тупоголовых родственников, которые пугали не меньше первого. Какаши, шумно выдохнув и собрав всё своё мужество, быстро снял перчатки, скинул джонинский жилет, стащил протектор, закатил рукава и аккуратно поправил маску. — Так! Делайте всё, что я буду говорить, быстро и чётко. Для начала тащите тазик с тёплой водой, побольше полотенец, на всякий пожарный, ещё пару простыней, медицинскую энциклопедию иии…ээ медицинские перчатки. Ах да, ещё нам понадобится валокордин… — Валокордина нет, корвалол есть, — прошелестел Итачи, сосредоточенно конспектируя всё в блокноте. — Подойдёт. Корвалол и саке. Вопросы? Мадара скромно поднял руку. Какаши разрешающе кивнул. — Первое понятно. А зачем ей корвалол и тем более саке? — Это не ей. Это нам с вами. А теперь — выполнять! Учихи выбежали в коридор, толкаясь и попутно распределяя обязанности. Какаши и Сакура как-то грустно и смущённо улыбнулись друг другу. — Привет, Сакура. — Здравствуйте, Какаши-сенсей… — Ну, что, будем рожать? — спросил Какаши, будто надеясь на ответ: «Да нет. Знаете, давайте попозже». Хатаке приподнял простынь и слегка раздвинул согнутые в коленях ноги девушки…***
Прошло четырнадцать часов. Команда работала уже более-менее слаженно. Какаши постоянно находился у ног Сакуры, изредка выныривая из-под простыни, дабы глотнуть свежего воздуха. Итачи носился по дому, выполняя приказы семпая и ища всё необходимое. Периодически напарник Кисаме останавливался и присаживался, чтобы пропустить рюмашку другую карвалолчика. Нервы уже прилично сдавали. Мадару оставили в комнате, несмотря на его активное сопротивление. У темноволосого была одна работа: он должен был протирать от пота лоб роженице и акушеру. Когда настало время девушке тужиться, сына Таджимы усадили на стул у изголовья кровати для того, чтобы тот помогал ей правильно дышать. Лидер Учих не переставал держать розоволосую за руку. — Оймамапапабиютьменябиють! — бывшая Харуно от резкой боли вновь сломала Мадаре одну из косточек кисти. — Не отвлекай меня!.. — послышалось из-под простыни. — Итачи! Где корвалол? — Здесь он. Здесь вот, — Учиха поднёс рюмочку с чудодейственными капельками к Какаши. — Выпей. Я вижу, тебе нужнее, — акацушник поспешил выполнить приказ начальства, растроганный такой заботой со стороны вышестоящего лица. — Ааааа!!! — хрустнуло ещё две косточки. — Просил же не отвлекать, — раздалось из-под простыни. — Ааааа! — был ответ Сакуры на ситуацию. — Почему это ей можно, а мне нельзя орать? — Она рожает, а ты нет, — деловито заметил Итачи. — Что это за неравноправие?! — злейший враг логики обиженно надул щёки. — Аааах! За-аткни-ись! МАДАРААА! — Сакура сжала руку Мадары так, что тот потерял не только чувствительность руки, но и голос, и кусок нижней губы, которую он сильно укусил. — Так, я что-то вижу! Нет, нифига я не вижу. Дайте мне фонарик. — Фонарик! — крикнул Мадара. Итачи выбежал из комнаты. Через некоторое время из кладовки послышалось приглушённое: «Так-так, где тут фонарик? А, вот. Ай! Кунай мне в глаз! Колено! Ай! Ребро! Что за криворукий разбросал здесь сковородки?! Ааа… это я…» — Вот, — акацушник подал Какаши фонарик, тот благодарно кивнул. — Принесите полотенце. Быстрее. — Полотенце! — крикнул Мадара. Итачи опять выскочил из спальни и отправился в неизвестном направлении. Учиха начал рыться в шкафу, как вдруг владелец риннегана прогорланил: — Саке! — Вот, — Итачи подал пепельноволосому цветастое полотенце и вновь умчался. Через пару секунд он вернулся с бутылкой и чашечкой. — Какаши-сан, — Итачи обратился к своему семпаю. Хатаке вынырнул из-под простыни и удивлённо взглянул на кохая: — Я не просил. Учиха развернулся к воскресшему шиноби. — Это мне, — Мадара протянул здоровую руку и выхватил свою прелесть. Нервы начинали сдавать, и глоток крепкого напитка был ему сейчас так же необходим, как и глоток воздуха. Корвалол уже заканчивался, а запасы саке подходили к концу, когда Какаши вынырнул из-под простыни и возмущённо уставился в одну точку: — Вот он! Явился! — Кто?! Ребёнок? — дружно спросила несчастноя парочка. — Да сволочь эта безобразная! — Это кто тут ещё безобразный?! — возмутился Мадара. — Твой безмозглый потомок! — Какаши-сан, — оскорблённо всхлипнул где-то в углу Итачи. — Саске!!! Все присутствующие синхронно обернулись. Рядом с дверью в спальню крадучись шкандыбал ученик Орочимару, намереваясь слиться с чёрной стенкой. Итачи и Мадара двинулись в его сторону, желая высказать бывшему нукенину свои чувства и мнение по поводу того, что они думают о мужчинах, которые уходят на миссии, в то время как их жёны рожают. Неожиданно галдёж прекратился криком ребёнка. Криком маленькой дочки, племянницы, пра…правнучки. Самым-самым первым криком новой жизни. Какаши готов был простить все грехи проблемному ученику в тот момент, когда новоявленный отец в слезах подошёл к своему чаду. Саске умилённо взирал на своего ребёнка — это же его кровь! И эти чёрные маленькие глаза — это же его глаза! Какаши передал девочку её уставшей матери. За спиной Саске двое Учих обнимались. Из их глаз лились солёные ручьи, которые они вытирали волосами друг друга. Каждый присутствующий здесь шиноби не мог нарадоваться приобретённому счастью…***
Маленькую комнатушку, принявшую на себя весь произошедший хаос, окутало веселье, и радостный смех Учих разнёсся по округе мощным грохотом.***
— А потом бабушка-динозавр вытащила огрОмный огнемёт и зарядила им прямо в меня. Но я, конечно, не растерялся и сделал тройное сальто вверх и отскочил. А потом бабуська так поразилась тому, что я такой ловкий и крутой, что её левый глаз, похожий на огурец, выпал. И она возьми да и добавь второй огнемёт. Но я-то стал скакать и уворачиваться, как Гай-сенсей, а страшилище-то всё видит своим правым огуречным глазом. Так что бабуська взяла в руки третий огнемёт… — Погоди, погоди! У неё что, три руки?! — посыпались вопросы на рассказчика, совершенно объективно отражающего события прошлой ночи. — Только не подумайте, что я приукрашиваю. Просто поток огня так увеличился, что… Хотя знаете, я же уже сказал, вряд ли это существо было человеком, так что там всё возможно. В общем, когда я мужественно, из глубокого уважения к старости, отступил, случилось кое-что ужасающее! Лицо бабуськи отпало, будто яичница от сковородки отлипла. Мимо проходящий Мадара не без интереса выслушал мальца, поморщился и отвернулся от детей. Депрессию как рукой сняло. Изящно поправив чёрные очки и подставив под солнце челюсть так, чтобы блеск белоснежной улыбки был виден на соседней улице, невероятный, брутальный черноволосый красавчик (как считал сам красавчик) двинулся по направлению ближайшего торгового центра за главным компонентом своей яйичной маски.