Он не может быть моим соулмейтом!

Чонгук нехотя разомкнул веки после звона ненавистного будильника. Вот какого черта так рано, когда на улице даже не рассвело? Парень тянется для того, чтобы отключить утреннюю трель, и только потом понимает, что «кричащий» телефон принадлежит не ему. Да и находится Чон отнюдь не у себя дома, а чье-то размеренное дыхание прямо в области груди Гука и вовсе заставляет его вспомнить все события вчерашнего вечера. И ночи. Он спал в доме Дохё. На кровати Дохё. Непосредственно вместе с Дохё. Гук и сам не мог объяснить откуда взялась его вечерняя смелость… Неужели он и впрямь поцеловал девушку в условиях, в которых на ум вообще не приходит ничего приличного? Совсем из ума выжил. Может, Дохё не зря называет парня извращенцем? Чонгук невовремя вспоминает, что вчера вечером без спроса взял из шкафчика новую зубную щетку. И, на самом деле, этот факт не является слишком важным, но сейчас Чон заостряет своё внимание именно на этом, пытаясь освободить голову от лишних мыслей. В полусонном состоянии он плетется в ванную, а затем и на кухню, сразу же принимаясь хозяйничать. Конечно, он понимает, что это некультурно, но думать не хочется от слова совсем. А вот желудок просит пищу.

То ли и для Дохё приготовить?

В холодильнике есть много чего съестного, но ничего в готовом виде. И, вспоминая недавнюю ссору матерей, Чонгук наверняка подумал бы, что миссис Мин не умеет готовить. Вот только он самолично попробовал её еду за ужином — и приготовлено было вкусно, поэтому теорию о «неумении» можно было сразу отвергнуть. Наверное, мама Дохё предпочитает готовить еду к каждому приему пищи, чтобы не заполнять холодильник кастрюлями. К тому же, свежеприготовленное блюдо — всегда вкуснее. Он начинает возиться с яйцами и спаржей, которую нашел в морозилке — ничего заумного, зато на вкус должно получиться так, что просто пальчики оближешь. И где-то в тот момент, когда стручковая фасоль из ловких рук Чонгука попадает на раскаленную сковороду, парень начинает думать, что это странно. Прямо сейчас Гук в доме семьи Мин готовит для них с Дохё какой-никакой, но завтрак, и для полной картины не хватает лишь самой девушки, которая бы обнимала его со спины… От таких мыслей парень фыркнул. Какие-то дурацкие ассоциации. И почему всё выглядит так, будто они переспали? Они, конечно, провели вместе ночь, но совсем не в этом смысле, а довольно целомудренно. И, наверное, если бы Чон не решил исследовать чужие губы, то такие мысли вообще не стали бы посещать его голову… — Доброе утро, — со стороны двери слышится заспанный голос Дохё, и, видит Бог, Чону стоит нереальных усилий, чтобы не обернуться. Неловко как-то. Он снова пытается понять, откуда взялась вчерашняя смелость, но не понимает. Парня просто тянуло к хулиганке невидимым магнитом. Всё чувствовалось слишком правильно. А теперь он вообще не знает, куда себя деть, поэтому бурчит ответ, смотря, как шипит яичница на сковородке: — Доброе, — голос совсем не желает подчиняться. Чон даже не уверен, что Дохё услышала, но повторять он не будет. — Что готовишь? — она подходит совсем близко, кладя свою ладонь на мужской локоть. Конечно, не слишком интимный жест, но Чону и этого хватает. — Яичница? Предсказуемо, но сойдет. Признаться честно, вообще не думала, что ты осмелишься что-то взять без спроса. Не похоже на тебя. — А откуда ты знаешь, похоже или нет? Мы ведь не настолько близки, — он сразу же прикусывает нижнюю губу, понимая, что может испортить их отношения окончательно. И кто парня за язык тянул? — Не уверена… — Дохё ненадолго замолкает и отходит в сторону. Потому что не важно, как смело она себя ведет — рядом с Чоном девушка всё равно продолжает смущаться. — Даже не посмотришь на меня? А ведь правда… За это утро Чонгук ни разу на неё не посмотрел. Стыдно. Он просто боится встретиться с прожигающим взглядом чужих глаз, потому что вряд ли Дохё погладит его по голове. Но вчера она не отталкивала. Может, это что-то значит? БЛИН! Да о чем Чонгук вообще думает? У Дохё есть соулмейт, и плевать она хотела на какого-то Чона, который, вроде как, неимоверно её раздражает. Она ведь всем своим видом показывала антипатию по отношению к парню, тогда с какого перепугу всё должно измениться? — Как твой вчерашний день прошел? — было слышно, как девушка отодвигает стул и устраивается поудобнее. А вопрос вводит Чона в оцепенение. Он действительно должен дать ответ? Ну, мамы подрались; его похвалила учительница по корейской литературе; «Хитрый Осьминог» переходит к другому владельцу… Ах да! Еще Чон остался в этом гребаном доме с ночевкой, нагло забрался на чужую кровать, а затем поцеловал Дохё, тем самым не только окончательно нарушив личное пространство девушки, но и лишив их шанса на нормальные отношения. Класс! — Эмм… Думаю, я должен извиниться, — Чонгук начинает невнятно бормотать, не сразу замечая, что на сковороде подгорает яичница со спаржей. — Можешь расслабиться? Я просто спросила, как прошел твой день, — девушка смотрела на своего гостя, как на идиота. И, благо дело, у парня не было глаз на затылке, чтобы увидеть выражение лица Дохё. — Нормально, — достаточно лаконичный ответ. Но Чон по-прежнему не знал, чего от него добиваются. — Тебя манерам не учили? — кажется, девушка начинает злиться. Гук заметил недобрые нотки в ее голосе. — В смысле? — парень сглотнул. — Когда тебя спрашивают «как прошел день», а ты отвечаешь «нормально», то по правилам хорошего тона далее должен задаваться вопрос «а у тебя как» или «а что насчет тебя». Воспитанные люди именно так и делают. — А у тебя как? — Чон достает из шкафа две тарелки (повезло, что он сразу отгадал нужный шкаф), и принялся выгружать на них приготовленное подобие омлета. — Ну, я вчера заявила Намджуну, что нам не по пути. Чон замер. Какая-то часть его души надеялась, что именно он, Чонгук, является тому причиной, но здравый смысл упорно это отрицал. Не будет же Дохё отвергать своего соулмейта из-за какого-то поцелуя с парнем, который ей не особо симпатичен? — П-почему? — голос отличника дрогнул. И, несмотря на тот факт, что еда уже давно находилась на тарелках, поворачиваться парень не спешил. — А смысл? Мы же с ним не соулмейты, — девушка потянулась к блюду, стоящему в центре стола, и взяла грушу, чтобы сразу же впиться в неё зубами. Почему-то это успокаивало. — Эмм… в смысле? — Гук задержал дыхание, совсем не понимая, зачем это сделал. — Что с твоим словарным запасом Чон Чонгук? Кажется, ты не в себе. «Есть такое дело» — думает Чонгук, но комментировать фразу Дохё не спешит, потому что совсем не знает, чем именно можно на неё ответить. Видимо, всё совсем плохо, а у парня и впрямь проблемы со словарным запасом… На какое-то время на кухне воцаряется тишина, иногда прерываемая откусыванием груши. Но всё заканчивается в тот момент, когда Дохё справляется с фруктом, отправляя себе в рот последний сочный кусок. — Может, наконец на меня посмотришь? — девушка крутит в руке грушевый огрызок. — Яичница уже остыла. Чего ты ждешь? Гука снова переклинивает слишком сильно. Им движет что-то необъяснимое, и сопротивляться этому неведомому нет никаких сил. Чон слышит призыв к действиям, и плевать, если парню лишь кажется. Он ничего не будет ждать — просто развернется, чтобы поцеловать, чтобы завладеть. Чтобы насовсем. И если Дохё в очередной раз не будет сопротивляться, то Чон не станет себя сдерживать. Она сама виновата. Потому что нельзя быть такой… Просто такой, какая она есть. И парень резко разворачивается, однако весь его запал сходит на нет, когда он наконец видит Дохё. Впервые за утро. Да и вообще. Впервые… — Ты, вроде, собирался завтракать. Чего застыл? — а она спрашивает так невинно, будто вообще ничего не происходит. Это же издевательство. У Чонгука земля уходит из-под ног, а зрачки увеличиваются до такой степени, что практически не видны цвета радужек. И он, как заведенная ключом кукла, берет две тарелки и садится за стол, ставя одну порцию перед собой, и двигая другую к Дохё. Хотелось бы что-то сказать, но как же, блин, сложно! Вестимо, Чонгук разучился говорить. Он даже забыл о том, что хотел есть — теперь единственное занятие парня: сидеть и пялиться на Дохё, которая остается невозмутимой до победного конца. А потом… — Кажется, я люблю тебя… — нашел, называется, слова. Дохё ожидала чего угодно. Хотя бы банального «ты мне нравишься» или «давай встречаться», НО НЕ ЭТОГО. Она не готова. Он тоже не готов. Да и каких грибочков должен был наесться Чонгук, чтобы выдать такое? Любит? В смысле, любит? Уже? Разве они не должны сначала узнать друг друга получше? Притереться друг к другу? НО НЕ ТАК ЖЕ СРАЗУ! Невозмутимость Дохё машет ручкой, после чего девушка эпично давится спаржей и бежит за водой… Происходит что-то странное… Но, когда она, откашлявшись и отдышавшись, говорит «спасибо», Чонгуку кажется, что он умрет со стыда, прямо не вставая со стула. ОН НЕ ДУМАЛ ПРИЗНАВАТЬСЯ! Просто Дохё расселась со своими фиолетовым и изумрудным глазищами, да так, что Чон до сих пор удивляется, что не получил инфаркт! Это от шока. Точно! Гук не желает слышать от девушки никаких объяснений относительно цвета глаз. Просто знает, что они настоящие. Он сам так для себя решил и точка. Тема закрыта… А вот после благодарности в ответ на такое признание парень хотел улететь на Луну. Блин. И почему он не может поймать момент, когда лучше промолчать? Встретившись взглядом с очень озадаченным (или печальным?) Гуком, девушка сразу же поспешила объяснить: — Не в том смысле спасибо. В смысле, спасибо за завтрак. И…. что я вообще несу? — Дохё шепчет последние слова и скрипит вилкой по посуде, думая, что яичница изрядно пересолена. Повар влюбился? И почему это уже не кажется таким смешным? Не нужно было вообще снимать линзы. Но у неё после пробуждения так сильно болели глаза (спать в линзах — плохая идея), да и вообще она уже решила, что скажет Чону правду (остается лишь надеяться, что решение, принятое в эту бессонную ночь, является взвешенным). Как-то несильно хотелось отдавать Гука этой выскочке Момо (господи, звучит так, будто он какая-то вещь). Иногда, начинает казаться, что шанса уже не будет. Так вот Дохё боится его упустить, поэтому набравшись смелости произносит тихое: — Кажется, я тоже…