Непростая ситуация

      Семён и Алиса идут по грунтовой дорожке вдоль ряда деревянных жилых домиков. У парня в руке свернутые плакаты. В другой зажата записка вожатой. Семён, похоже, только сейчас понял, что могло случиться: слова он сопровождает излишне эмоциональными жестами. Семён: Ты понимаешь, что мы должны быть покойниками уже?! Или вечными дежурными по столовой! Неизвестно, что хуже! Алиса: Брось, а? Семён: То, что вожатая нас не заметила - чудо! Алиса: Да, нам повезло... Семён: Это не просто везение. Это было божественное вмешательство! Сам Господь подкинул ей столько дел, что она, загруженная, нас не заметила! Алиса: Бога нет. То, что я в детдоме видела... Лучшее тому доказательство! Семён: А то, что мы живы, и мои причиндалы на месте - разве не свидетельствует об обратном?!       Пионер так отчаянно жестикулирует, что роняет записку и не замечает этого. Парочка сворачивает к нужному домику. Он у самого края леса. Алиса: Слышь! Всякое в жизни бывает. Кто-то с дохлым ниггером по городу катается и ничего! Ни один мент не заметит. Везение. Точка.       Парень ворочает ключом в замке, открывая дверь. Семён: Где-то я это уже слышал... Да, везение. А вот если бы заглянул в машину? Заглянул и не заметил! Это свыше заступились. Как с нами!       Его подруга начинает злиться. Алиса: Нет там никого! И точка!       Заходят в домик... Тут же глаза у обоих округляются. Семён нервно икает и прислоняется к стенке. Алиса хватается за сердце. Алиса: Го-о-о-осподи...       В образцово-показательном домике картина маслом, сыром и вазелином.       В центре комнаты стоят обе кровати, сдвинутые вместе так, чтобы получилась одна двуспальная. На ней лежит связка из двух пионеров-блондинов. Оба в полнейшей отключке, оба абсолютно голые, если не считать пионерских галстуков. Светлый, что помладше, известный как Электроник, привязан за руки и ноги проводами к кровати, во рту у него кляп, судя по всему, из грязных носков.       Рядом лежит его покровитель, старший по кружку кибернетики, Очкарик-Шурик. Он ни к чему не привязан, но зато у него из заднего прохода торчит пустая бутылка из-под водки.       Запах же в домике стоит как в студенческой общаге после сданной сессии. Или в рабочей после получки, тут уж кому как нравится. На стенах отчетливо видны следы брызг того, о чем в приличном обществе не говорят. Постельное белье также не пережило этот праздник заднеприводного счастья. Секунд десять длится немая сцена, после чего Алиса тихонечко дергает Семёна за рукав. Тот немного отстранено смотрит на нее. Девушка начинает говорить, немного растягивая слова. Алиса: Семён, это что вообще?       Персунов, не отвечая, снова поворачивается и смотрит на "инсталляцию". Алиса: Сёма... Сёма?       У пионера, наконец, прорезается голос. Начинает говорить ласково, потихоньку переходя на озлобленное рычание. Семён: Ну, что тут, бля, непонятного? Два второсортных педросексуала устроили анальный карнавал прямо в образцовом домике, который мы неделю, понимаешь, неделю готовили для посла доброй воли США! Еще бы прямо на главной площади, под наблюдением Генды, друг друга отпердолили, чтобы все видели: СССР за мир, любовь и тотальное блядство! Да даже заднеприводные процедуры на Красной Площади и то меньше последствий бы имели!       Семён стоит весь красный, тяжело дышит от гнева. Алиса: Ладно, это всё так, но делать-то что? Может, свалим по-тихому?       Парень грустно усмехается. Семён: Алиса, мы сейчас на охуенно тонком льду. Ты представляешь что будет, когда эта Смит увидит их? Будет охренительный международный скандал! С немедленным запуском всего ядерного арсенала.       Слова Семёна сопровождает сцена, пропущенная через черно-белый фильтр:       Маленькая американка, в сопровождении вожатой, журналистов и сотрудников спецслужб, прикидывающихся журналистами, подходит к домику, открывает дверь и заходит. На секунду в кадре мелькают Шурик с Электроником. Саманта, обхватив лицо руками, истошно кричит. Тут же идут кадры кинохроники: Б-52 меняют курс, "Поларисы", пробивая толщу воды, устремляются к СССР, многомегатонные заряды превращают города в стеклянные пустыни. Семён: А знаешь, кого Ольга будет считать виноватым? Семёна, конечно! Будто бы я их напоил и растлил!       Снова черно-белый кадр: Семён и Алиса, грязные, испуганные и уставшие, прячутся в какой-то кладовке. Доносится треск. Это вожатая снаружи ломает дверь огромным пожарным топором. Наконец доски поддаются, и она, с безумным оскалом, заглядывает в кладовку. Ольга Дмитриевна: А вот и Джонни!       Изображение резко расплывается. Снова виден домик с пионерами. Алиса мотает головой, пытаясь выкинуть из головы то, что сейчас представила.