melting ice

Утро. Холодное, влажное утро, медленно окутывающего сонные города тёплым бризом, дующего откуда-то с востока. Ноги проваливались в песок, оставляя позади себя глубокие следы, что тут же смывались ледяной волной летнего восхода. Яркие вспышки светила ослепляли, заставляя свободной рукой прикрывать глаза, лишь бы не сбиться с пути. Где-то вдали виднелись верхушки гор: далёких и недоступных, покрытых толстым слоем белого пушистого одеяла, что не спадает даже в летнее время года. Тонкие облака, больше похожие на разбрызганное по голубой скатерки молоко, будто касались тех острых верхушек, насмехаясь над людьми и альпинистами, что пытались покорить эти горы. Своей бледной рукой они оставляли на камнях свои нежные прикосновения в виде полупрозрачного тумана, опускающего к равнине. Едва различимая в шуме прибоя свирель утренней птицы ласкала слух своими высокими и низкими нотами, окутывая разум непривычным спокойствием. Ветер колыхал спящие деревья, оставляя на зелёных, блёклых в лучах солнца, листьях солёные капли мороси. Шелест веток навевал некогда спокойные и яркие воспоминания детства: такого далёкого и счастливого. Холодный песок — единственное, что возвращает к реальности, заставляя ощутить ступнями подходящую волну с пузырчатыми барашками. Где-то вдалеке крикнула чайка, с громким хлопком опустившись на голубую гладь, начиная покачиваться на поверхности. — Шото, когда ты в последний раз был на море? Голос у Изуку тихий и приятный. Такой, от которого по телу разносится приятное тепло и слегка подкашиваются ноги. Зелёные вихры забавно колыхались на ветру, показывая утреннее небрежное расчёсывание. А ладонь у Мидория шершавая, но тёплая. Теплее любого огня, любой чашки зелёного чая. Шрамы не делали его руки хуже, наоборот — они вселяли уверенность: твёрдую и прочную. Такую, какую больше ни один человек не вселял, кроме него. — Давно. Изуку едва поворачивает голову, не отпуская ладони парня и улыбается, жмуря от солнца глаза. Улыбка широкая, солнечная. Нет, даже не так, — ярче солнца. Веснушки — будто россыпь поздних звёзд, которые самыми последними уходят с небосвода, когда утро вступает в свои права. Это что-то волшебное, образующее целые созвездия, который раньше никто не открывал и не видел. — Тогда я покажу тебе море заново! Фраза полна теплоты, заботы и бескрайнего восхищения этим днём. Он счастлив. Счастлив и рад, что Шото согласился с ним пойти в такую рань, несмотря на липкую сонливость, заставляющую, ослабевая, прикрывать веки, погружаясь в приятную полудрёму. Мидория останавливается резко, неожиданно, заставляя Тодороки практически врезаться в его спину, но не отпуская ладони, сжав её только сильнее. — Просто посмотри, — шепчет он, устремляя взгляд на розовеющее небо, по которому будто прошлись акварелью и мокрой кисточкой, смешивая такие разные цвета. Вода ласкает щиколотки, не добираясь выше, будто дразня, чтобы они зашли глубже. Шото смотрит на море, а потом переводит взгляд на глаза Изуку. Его глаза — бескрайняя Вселенная. В этой Вселенной помещается столько, сколько нельзя себе и представить: чувства, впечатления, эмоции, переживания, идеи, мысли, секундные вспышки радости и любознательность. Но больше всего в этих глаза любви. Любви ко всему, ко всему живому и неживому. Изуку противится соблазну недолго. И уже через пару минут любования восходом бежит глубже, утягивая за собой оторопелого парня. Вода добирается практически до коленей, когда Изуку останавливается и поворачивается лицом к Шото, смеясь. Смех громкий и заразительный. Вместе с ним сами по себе приподнимались уголки губ в лёгкой улыбке, совершенно чётко отражая настроение каждого. Мидория брызгается водой в лицо Тодороки, заставляя того наконец отмереть и, ухмыльнувшись, броситься следом за зеленоглазым, угрожая обрызгать, а потом и заморозить. На эту фразу Изу лишь хохочет громче, уворчиваясь от очередной порции брызг. Майка болтается, она промокла и виднеются тёмные круги. Время течёт медленно, но так не хочется, чтобы эти волшебные моменты заканчивались. Волна окатила лицо зеленовласого, отчего тот плюхнулся пятой точкой в прохладное море, заразив гетерохрома ярким смехом. — Ты вредный, Шото! — сквозь смех шепчет Изуку, прикрывая лицо руками. К счастью, вода не щиплет глаза. Шото присаживается и аккуратным движением рук убирает шрамированные ладошки от счастливого лица, заглядывая в Бесконечность с крупинками чёрных Галактик. Поцелуй выходит коротким, но нежным, наполненным морской солью, приятной горечью отдаваясь на кончике языка. А губы у Изуку сухие и мягкие, которые хочется покрывать короткими поцелуями снова и снова. Мидория улыбается в губы, смущённо прикрывая глаза, а чувство блаженства эхом распространяется по телу секундной слабостью в ногах. Пожалуй, этот визит на море Шото запомнит навсегда.