твои зелёные глаза

*** не увидеть тебя.  не обнять.  не взять за руку.  ни забрать.  ото всех.  от всего.  не поцеловать в закрытые веки.  в щеки.  шею.  ни в сжатый кулак.  вообще не поцеловать.  не закутать в колючий шарф.  не согреть мне дыханием  твоё сердечное стекло.  не спасти от бед.  не светить во тьме.  не желать удачи  в завтрашнем дне.  не говорить о том,  чтобы ты непременно одевался тепло.  не дарить цветов.  не ходить в музеи.  не целоваться нам у входа в метро.  не менять обиду на тепло ночей.  не просить тебя быть  чуть-чуть понаглей,  чтоб кусать-целовать до крови  и до чёрных точек в глазах.  не рыдать волком у ног,  подпирая собой и входную, и чёрную,  и всю чертову тысячу закрытых твоих дверей.  не срывать одежду,  чтобы касаться губами всего,  до чего коснуться в одежде –  никому больше не суждено.  не смотреть вместе вечером  очередное глупое кино.  не заниматься любовью,  как в первый-последний раз.  не удерживать стоны своей рукой.  не глотать их живьём.  не становится мне больше с тобою сильнее.  не менять в венах кровь  на вино.  не уехать нам в питер.  не забраться на крыши.  не купаться в фонтанах  и не кидать монетки через плечо.  ты меня больше не слышишь.  не услышишь.  не поднимешь трубку  и не скажешь, что всё будет у нас хорошо.  не увидеть тебя.  ни обнять.  ни лелеять, ни холить.  только смерти одной  суждено меня  высмеять,  ухмыльнувшись  твоею улыбкой  в лицо. *** Утро. Он бы мог, конечно, забив на всё продолжать сидеть дома, утыкаясь лицом в мокрую от слёз подушку, но у него, между прочим, и обязанности есть. И он собирает все эмоции и чувства в кулак, запихивая их в себя, куда подальше, чтобы не вырвались хотя бы до конца рабочего дня, и идёт на ненавистную работу. — Шастун, что с тобой? — спрашивает девушка, стоявшая за барной стойкой, заметив красные от слёз глаза парня. — Ничего, — сухо отвечает молодой человек и проходит в глубь заведения, чтобы оставить там вещи и надеть форму. Настоящий страх рельефен, чёток и задействует тебя полностью. Ты его видишь, слышишь, обоняешь и осязаешь. Ты можешь его попробовать на вкус... Если у вас есть шестое чувство — страх и его возьмёт в оборот. Антон очень боялся. Боялся, что не сможет сдерживать в себе то, что так рвалось наружу. Не сможет сдержать чувства. Он банально боялся случайно встретить его или заметить в толпе. Боялся, что не сможет подавить в себе желание подбежать к мужчине и прижаться к нему, моля о том, чтобы он вернулся. Чтобы он простил. Чтобы он... Чтобы он был рядом. Блондин ещё раз взглянул на экран телефона перед тем, как выйти в зал. Посетителей сегодня было немного, что не могло ни радовать. Антону даже удалось выпить кружку кофе, потому что первый час людей вообще не было. Но потом стали приходить спешащие на работу люди, которые, видимо, не очень то и боялись опоздать. Единственное, что Шастуну нравилось в его работе, так это то, что каждый день он видел новых людей. Как редко на лице другого человека можно увидеть отражение твоего собственного лица, твоих сокровенных трепетных мыслей. Некоторые из посетителей были чем-то встревожены, некоторые злы на что-то, а кто-то был подавлен. Приходили счастливые парочки, они всегда держались за руки. Приходили одинокие — грустные и не очень. Бывали и весёлые люди, такие, которые умеют вызывать у человека улыбку, всего лишь сказав что-то. Одно из двух: или ты ничего не можешь изменить, и тогда волноваться бесполезно, или можешь — в этом случае тебе следует браться за дело, а не тратить свою силу на беспокойство и гнев. И вот в сегодняшний день, который прекрасным уж точно не назовёшь, впервые зашёл ОН. — Антон, сходи обслужи тот столик, девушка невысокого роста указала парню на дальний стол у окна, за которым сидел мужчина в ярко-оранжевой шапке и чёрном пальто, а на шее его висел чёрный, тон в тон пальто, шарф. — Хорошо, Оль, сейчас всё будет, — улыбнулся блондин девчонке, от чего та улыбнулась в ответ и убежала в сторону кухни. Положитесь на время. Все маски рано или поздно падают. Когда кто-то ходит на кончиках пальцев, чтобы казаться как можно более высоким, он в конце концов устаёт от этого занятия. — Добрый день, Вы готовы сделать заказ? — произносит Антон, стоя чуть поодаль от мужчины, сидевшего за столиком кафе. — Да, я, — начинает мужчина и поднимает голову, чтобы увидеть лицо официанта, — Антон? — Да, что? — поворачивается блондин, отвлечённо смотревший в окно. Сердце замирает. Это всё. Это конец. Это провал. Глаза Антона в этот момент нужно было видеть, от испуга он отошёл на пару шагов назад, но всё ещё не сводил взгляда с мужчины. Как так то, блять, а? — Арсений Сергеевич? — произносит Шастун, как обычно чуть заикаясь от волнения, — Не ожидал Вас здесь увидеть, — более спокойно произносит парень. Кончики ушей и щёки уже стали пунцового цвета. Твою мать. Только не принимать ничего близко к сердцу. Ведь то, что примешь, хочется удержать. А удержать нельзя ничего. Он совершенно не изменился. Он остался точно таким же. Даже запах, чёрт возьми, его запах... Он навсегда останется самым приятным из всех, что есть на этой планете. Как известно, память воскрешает все, кроме запахов, зато ничто так полно не воскрешает прошлого, как запах, когда-то связанный с ним. Аромат проникает в самую глубину, прямо в сердце, и там выносит категорическое суждение о симпатии и презрении, об отвращении и влечении, о любви и ненависти. Кто владеет запахом, тот владеет сердцами людей. — Это всё, что ты скажешь? — А, точно, — наигранно изображает задумчивость мальчишка, — Вы будете делать заказ? Арсений молчит. Лишь смотрит на блондина своими охеренными, мать твою, глазами. Будто прожигает в парне дыру своим на редкость проницательным взглядом. — Один кофе без сахара, — сухо произносит брюнет, отводя взгляд. И Антон молча уходит. Он смог. Смог сдержаться. Парень отдаёт бармену заказ и быстрыми шагами направляется туда, где его не услышат, едва сдерживая слёзы. Ему больно. Ему чертовски больно. Он забегает в туалет и тут же начинает рыдать. Снова истерика. Снова наплыв непонятных чувств и эмоций. Снова... Снова. Снова он. Похоже, будто в мозгу существует совершенно особая область, которую можно было бы назвать поэтической памятью и которая отмечает то, что очаровало нас, тронуло, что сделало нашу жизнь прекрасной. С тех пор, как он узнал Арсения, уже ни один мужчина не имел права запечатлеть в этой части мозга даже самый мимолётный след. Мы не можем вторично полюбить тех, кого однажды действительно разлюбили. С того и вывод: они не разлюбили. Только если окончательно расстанешься с человеком, начинаешь по-настоящему интересоваться тем, что его касается. Таков один из парадоксов любви. Попов вот, например, начал слушать группу «Серебро» и Сергея Лазарева, а Шастун наконец прочитал ту книгу по истории, которая пылилась на его полке очень давно. Ошибочно предполагать, будто все люди обладают одинаковой способностью чувствовать. Антон плачет. Антон срывается. Антон бьёт кулаком о стену наотмашь, не чувствуя при этом боли. Забыв про боль он наносит удар за ударом. Дверь туалета открывается и в проходе появляется ОН. Но Шастун не видит его, потому что его лицо закрыто руками, а капли слёз редко падали на кафельный пол. — Антон, — эхом разносится по туалету кафе, но парень не поднимает глаз, — Антон, посмотри на меня! Ноль реакции. — Посмотри на меня, твою мать, — Попов поднимает голову парня за подбородок так, чтобы было видно его лицо, — Прости меня, — шепчет мужчина и у Антона дыхание перехватывает о тона, каким была сказана эта фраза. Искренне. — За что? — За всё, — произносит историк одними губами и мягко целует мальчика, который до сих пор не понимает, что только что произошло. Антон держит глаза закрытыми, не хочет открывать. Чувствовать губы мужчины на своих было восхитительно. Он не думает о том, что будет дальше. Он не думает о том, что было до этого чертовски сладкого и желанного поцелуя. Он просто отвечает на него, полностью отдаваясь желанию и Попову. Потому что он и есть его желание. — Подожди, — шепчет Арсений, отрываясь от губ мальчика, — Я хочу сказать тебе кое-что, — Антон робко кивает, как бы давая согласие на продолжение речи Арса, — Помнишь тот день, когда ты убежал от меня с дополнительных? Шастун не находит слов и лишь кивает. Пожалуйста, не оставляй меня. — В тот день я спросил, хочешь ли ты, чтобы мы были правой. Я не в праве предлагать это ещё раз, но всё же спрошу: ты будешь моим парнем? — Арс... Только не отказ, прошу тебя, только не говори нет. — Конечно я согласен, Арсений Сергеевич. Я слишком долго ждал, — произносит парень и обвивает шею учителя руками, прижимаясь к нему всем телом. Дрожит. — Тош, я очень скучал по тебе. Прости меня, пожалуйста. Я больше никогда не оставлю тебя, если сам не попросишь. — Я не попрошу, — шепчет Антон в губы историка, после чего нежно целует мужчину, запуская пальцы в его тёмные волосы. Я слишком сильно увяз в тебе, чтобы просить об этом. Арсений подхватывает мальчика под бедра, беря на руки, пока тот крепко держится за его шею. Я никогда не отпущу тебя. Попов садит блондина на раковину, находящуюся, на минуточку, в общественном туалете кафе, в котором и работал Шастун. Руки мужчины блуждают под футболкой пацана, от чего его бросает в дрожь. Я где-то прочитал, что любить — это хотеть касаться. Брюнет притягивает к себе Шастуна, устраиваясь между его ног и впивается в податливые губы мальчика. Холодные пальцы учителя касаются выпирающих ключиц пацана, он проводит кончиками пальцев по шее парня не разрывая поцелуя. Он не может оторваться, хоть это и нужно сделать прямо сейчас, пока их никто не увидел. — Арсений Сергеевич, — шепчет Шастун, — Я, вообще то, на работе, — отводя взгляд произносит блондин. — Возьми выходной на сегодня. Я жду тебя в машине, — говорит историк, проводя рукой по щеке парня, от чего тот вздрагивает. Антон улыбается. Ради тебя я готов на всё, только бы быть рядом. Однажды, в своей жизни ты встpeтишь такого человека,  котopый не бyдет похож на дpyгих.  Ты сможешь разговаривать с ним обо всём чacaми, и тебе это не бyдет надoeдать, ты будешь знать, что этот человек никогда не стaнет тебя ocyждать.  Этoт чeловек – твоя роднaя душа, твой лyчший друг.  Никогда не отпycкай его. Некоторые воспоминания похожи на счастливые талисманы, о них никому нельзя рассказывать, иначе они потеряют силу. Грезы вдохновляют чувства, освобождают воображение, орошают разум. Тот, кто грезит, переписывает свои тексты и переделывает свою жизнь... Без грез мы будем прислужниками эгоцентризма, вассалами индивидуализма, рабами наших инстинктов. Арсений ждёт Антона около своей машины. Он ужасно боится, что мальчик не выйдет из здания, что он снова потеряет его. И этот страх с каждым днём становился всё реальнее. Пока он вновь не увидел свет этих прекрасных зелёных глаз. Но он выходит из дверей здания и подбегает к учителю, утопая в его объятиях. — Я уже начал бояться, что ты не выйдешь. — Я бы не поступил так. Тем более с тем, без кого не могу дышать, — произносит парень, утыкаясь лицом в шею мужчины. От этих слов в сердце Арсения что-то больно колет. Я не могу дышать без тебя. Ты стал моим воздухом. Я жить без тебя не буду — не смогу. Мальчик жмётся к мужчине как можно сильнее, сокращая расстояние между ними до минимума. Арсений ловким движением руки открывает машину и оба вваливаются в салон автомобиля, падая на задние сидения. Чем старше человек, тем больше в его жизни того, чего уже не исправить. Сначала тебе говорят: «У тебя всё ещё впереди», а потом жизнь заканчивается. Нужно достичь определенного возраста, чтобы получить право разрушать свою жизнь. У всех этот возраст разный, но Антон точно его не достиг, начав разрушать собственную жизнь ещё в девятом классе на первом его выпускном. Пацан извивается, когда мужчина вдавливает его всем телом в спинку сидения, продолжая сминать его губы своими. — Арсений Сергеевииич, — стонет в поцелуй Шастун. — Блять, чувствую себя каким-то стариком, — отвечает Попов, отрываясь от желанных губ подростка. — А разве это не так? — смеётся Антон, чем вызывает у историка самые тёплые чувства внутри. — Не смешно, Антон. — Ладно, ладно, папочка, не злись, — всё так же по детски улыбаясь произносит Шастун. — А вот так уже лучше, — шепчет преподаватель и улыбаясь целует парня, оглаживая руками спину и бедра, чем выбивает из Антона стон. Ты такой, каких ещё поискать нужно. Арсений медленно раздевает мальчика, оставаясь в одежде, а когда тот остаётся перед ним в одних боксёрах, он долго разглядывает его изгибы тела, едва виднеющиеся кубики пресса, болезненно выпирающие ключицы и рёбра. — Ты идеален, малыш, — шепчет Попов, начиная расстёгивает рубашку, а после и брюки. Когда оба мужчины остаются в одном нижнем белье, Арсений припадает губами к шее пацана, от чего тот начинает мелко дрожать. — Успокойся, солнце, больно не будет. — Я не боюсь, что будет больно, Арс, я боюсь потерять тебя снова. — Не бойся. Я всегда буду рядом... Арсений — на самом деле, и не убийца вовсе. Особенно если не брать того, что он убил человека. Нет. Я сейчас не об этом. Внутри у него — не убийца. Он таким не рождался, а значит и не станет уже. «В тихом омуте черти водятся» – говорят,  а у него будто дьяволы во плоти.  Глаза словно пламенем горят.  Посмотришь в них и мгновенно дотла сгоришь. Сейчас в его взгляде читается желание в перемешку с любовью — самая адская смесь чувств, особенно для влюблённых. Иногда человек устаёт нести все то, что мир сваливает ему на голову. Плечи опускаются, спина сгибается, мышцы дрожат от усталости. Постепенно умирает надежда обрести облегчение. И тут необходимо решить, сбросить ли груз — или тащить его, пока не переломится хребет, как сухая ветка по осени. Я устал терпеть твоё отсутствие. Я устал терять тебя. Устал — устал — устал. Не храните больше, чем сможете проглотить: ни любви, ни жары, ни ненависти. Вы знаете? Знаете? Это очень сложно — жить, зная, что где-то рядом или же не очень ходит твоя родственная душа. Твой человек. К этому сложно привыкнуть или смириться с этим. Выход один — найти этого человека и задержать его в своей жизни. Навсегда. И в его глазах, казалось, можно было тонуть вечность, потому что глубине их нет конца. Всё у него было старое, кроме глаз, а глаза были цветом похожи на море, весёлые глаза человека, который не сдаётся... Не сдаётся, потому что сильный. А Антон — слабый. Вот ещё немного и он бы сдался, но Но Вы, Арсений Сергеевич, как всегда вовремя. Салон наполняется вздохами и стонами двух мужчин, слившихся воедино. — Блять! — высокий парень сталкивается темноволосого мужчину с ног и проливает чай. — Да что ты творишь?! — Я... Извините.. — чуть тише ответил блондин под давлением голубых глаз. Ужасно красивых голубых глаз... — Мне нравилocь, когда он прикacaлся ко мне. Я знал, что можно обжeчься об эти чyвства, но меня ничего не ocтанавливало, я тянулся к нему. Никакого плана действий, мозг в отпycке. Просто человек, которого я совceм не знал, стал необxoдим мне. Как воздух. — А-Арсений Сергеевич… Я…  — А, это ты, Шастун…  — Я вчера у Вас телефон забыл, можно забрать? Я забыл у Вас своё сердце, но забирать не планирую. Знаю, что не отдадите.