твои зелёные глаза

[ burito — взлетай ] *** Арсений тяжело дышит, вжимаясь в спинку стула. На тот момент ему казалось, что таким образом сможет спастись от участи, которая была уготована ему. Сейчас ему очень бы пригодилась способность Оксаны трезво мыслить в подобных ситуациях, но, к сожалению, он такой способностью не обладал. Кузнецов громко разговаривает с кем-то по телефону, а потом резко, и крайне неожиданно для Попова, кидает его на стол. — Так на чём мы остановились, Арс, — Алексей делает акцент на имени мужчины, — Ах, точно, на том, что я совершенно ничем не смогу тебе помочь в данной ситуации. А знаешь почему? Я не хочу. — Лёш, — дыхание брюнета тяжёлое, прерывистое, сбивчивое, как после долгого бега, — Я всё понимаю. Я не дурак, Кузнецов. Я понимаю, что это не твоя прихоть. Ты бы мог взять с меня хоть что — деньги, связи, даже моё тело, но выбрал бездействие — почему? — Потому, что твой Антон, совсем не так прост, как кажется. Ты не видишь в нём минусов, потому, что впервые в жизни влюблён. Знаешь, мы ведь с ним лично знакомы, да вот только... Он мне ещё тогда показался странным, боялся меня. Это, наверное, было как раз в тот момент, когда вы с ним были в ссоре. — Ты пальцем его не тронешь, сука! — Поосторожнее со словами, Попов! Ты ведь сам понимаешь, что если я захочу, то трону. Возможно, что не только пальцем. — Какая же ты, всё-таки, мразь! Кузнецов склоняет голову влево. — Правда? — делая грустную мордочку произносит психиатр, — А знаешь, мне ничуть не жаль тебя, Попов, даже тех ночей, проведённых с тобой, — усмехается мужчина, — Не жаль. Нельзя без последствий для здоровья изо дня в день проявлять себя противно тому, что чувствуешь; распинаться перед тем, чего не любишь, радоваться тому, что приносит несчастье. Наша нервная система не пустой звук, не выдумка. Она — состоящее из волокон физическое тело. Наша душа занимает место в пространстве и помещается в нас как зубы во рту. Её нельзя без конца насиловать безнаказанно. Пускай был день мучителен до слёз, Исполненный язвительной печали.- Твой поцелуй и аромат волос Меня в ночи отдохновеньем ждали. Пусть злого дня безжалостный пожар Во мне доверье к жизни жег без меры- Твоя ладонь, как благодатный дар, Мне ночью возвращала скрепы веры. И пусть весь мир, с бессмысленной борьбой, От альфы до омеги тек в забвенье- Серебряно парило надо мной Твоих блаженных рук успокоенье А что дальше то? Разве это и есть конец? Вновь звонок телефона Алексея прорезает глушащую, давящую тишину. — Ир? Ты что-то хотела? Да, немного занят. Кто на приёме? Да, Попов. Хорошо, я понял. Да. Хорошо. До вечера, сестра. Врач ещё долго смотрит на погасший экран телефона, после чего убирает смартфон в задний карман джинс и встаёт. Его походка как всегда уверена, кажется, будто этот властный и, как кажется на первый взгляд, всемогущий мужчина совершенно ничего не боится. Но ведь все мы знаем, что это не так. Но вpемя то идёт. И для того, чтобы травмы не пoвторялись, надо делать то, что я уже скaзал: ничего подолгу не терпеть, сразу говорить о том, что не нравится, и спoкойно уходить, если ситуация не меняется. Привязанности опасны для мира в душе. Перекраивать образ мысли – как замазывать царапины на эмали. Можешь выходить из себя – но возвращайся потом нормальным. Можешь даже что-то всерьёз отстаивать – но не выжимай из себя все соки. А говори не о том, что парит, а в большей степени о высоком. Мастерство отпускать ситуацию сродни искусству изящно злиться. Я хочу смотреть с тобой, как красиво наш город тонет в делах и в листьях. Я люблю тебя. И даже не за то, что ты словно бинт на больную кожу. А за то, что ты заставляешь меня стать лучшей версией из возможных. Кузнецов подходит к окну, опираясь на подоконник он старается погрузиться в свои собственные мысли, постараться хоть как-то разобраться в том, что происходит в его голове. Но это очень сложно, ведь там всё давно перепуталось. Важные мысли, задумки, планы, знания и политические новости — они все смешались с чуть менее важными мечтами, грёзами, фантазиями и воспоминаниями. Одно постоянно вытесняет другое. ​​То, что нельзя исправить, не следует и оплакивать. Принять решение всегда бывает сложно, особенно, если это решение повлечёт за собой какие-либо последствия, которые уже не изменить. От решения врача будет зависеть жизнь другого человека. Да, не самого хорошего человека, но уж точно не плохого. Да, ему и вправду нужна помощь, но сможет ли именно он помочь ему? Смогут ли помочь врачи? А может дело вовсе не в болезни? — Арс, — сквозь холодный, пугающий смех произносит мужчина, — Ради Бога, прости меня, — психиатр жмёт на какую-то кнопку, что установлена на его столе. В кабинет влетает несколько людей в белых халатах, они хватают Арсения под руки, буквально обездвиживая его. В глазах темнеет. Становится тяжело дышать. Его будто бы что-то душит невидимыми руками, сознание затуманивается. *** Антон стоит на автобусной остановке, а на его плечи спускаются небольшие хлопья мокрого снега. «Первый снег уже. Сколько времени прошло, боже», — думает Шастун, закуривая новую сигарету с ментолом. ​​Будь я посторонним человеком, наблюдавшим за мной и за течением моей жизни, я должен был бы сказать, что все должно окончиться безрезультатно, растратиться в беспрестанных сомнениях, изобретательных лишь в самоистязании. Но, как лицо заинтересованное, я - живу надеждой. — А ты совершенно не изменился, Шаст, — произносит голос парня, подошедшего сзади, — Всё также куришь эту дрянь. — Ты тоже не изменился, Серый, ничуть, — улыбается высокий пацан, докуривая сигарету и выбрасывая окурок. Сколько бы времени не прошло, они бы смогли вновь спокойно начать смеяться с глупых шуток, улыбаясь друг-другу. А без глупостей не обойтись никак — это неотъемлемая часть крепкой дружбы. Нет. Даже не только дружбы, но и любви. Крепкой. Искренней. Вечной. ​​Если в виде исключения найдется человек, способный понять тебя несколько лучше, нежели другие, – значит, человек этот находится в таком же положении, как и ты, так же страдает или так же пробуждается. koi no yokan (яп.,日本語) – любовь не с первого взгляда. По смыслу ближе к любви со второго взгляда. Чувство, когда ты встречаешь кого-то, в кого собираешься влюбиться в будущем. Возможно, сейчас ты не любишь его, но где-то внутри тебя есть предчувствие, что любовь с этим человеком неизбежна. Это так сложно порой — разобраться в своих чувствах. При чём не в чувствах к какому-либо человеку, а просто во всех своих чувствах. Во всём, что ощущаешь, чувствуешь, во всех своих эмоциях. Иногда нужно останавливаться, делать передышку в бесконечном беге за чем-то и разбираться в самом себе, наводя порядок в голове и сердце. ​​​​Мне думается, что есть люди, которые родились не там, где им следовало родиться. Случайность забросила их в тот или иной край, но они всю жизнь мучаются тоской по неведомой отчизне. Они чужие в родных местах, и тенистые аллеи, знакомые им с детства, равно как и людные улицы, на которых они играли, остаются для них лишь станцией на пути. Чужаками живут они среди родичей; чужаками остаются в родных краях. Может быть, эта отчужденность и толкает их вдаль, на поиски чего-то постоянного, чего-то, что сможет привязать их к себе. Может быть, какой-то глубоко скрытый атавизм гонит этих вечных странников в края, оставленные их предками давно-давно, в доисторические времена. Случается, что человек вдруг ступает на ту землю, к которой он привязан таинственными узами. Вот наконец дом, который он искал, его тянет осесть среди природы, ранее им не виданной, среди людей, ранее не знаемых, с такой силой, точно это и есть его отчизна. Здесь, и только здесь, он находит покой. Так же и с людьми. У каждого, абсолютно каждого человека должен быть свой человек. Тот, с кем он сможет забыть обо всех своих и не своих проблемах, оставив все позади, потому что перед ним будет только он — его человек, его родственная душа. — Серёж, — начинает Шастун, — Всё так сложно. — Знаю, Шаст, очень. Кстати, как Арс? — Блять, — выдыхает Антон и ему даже продолжать не нужно, ведь Матвиенко и так понятно, что с Арсом снова всё херово, — Всё херово. ​​Почувствовать себя ненужным и уйти — не значит проиграть. Терпеть равнодушие и оставаться — это и есть ежеминутное поражение. Антон безумно благодарен вселенной за то, что у него есть такой друг, как Матвиенко. Серьёзно, ведь это именно тот человек, который смог заменить ему всё, чего порой так не хватало. А потом он познакомил его с Фроловой. « — Антох, привет, — как всегда громко и радостно произносит армянин. Один его голос до безумия радовал Шастуна, когда он его слышал, то знал наверняка, что друг рядом. — Привет, хвостатый, — как всегда поттрунивая лучшего друга, произносит высокий парень. Был месяц май, они стояли около школы. Антон, как всегда, курил, а Сергей просто смотрел на него. Тогда он ещё старался много не курить, только когда было совсем плохо, но, со временем, это стало такой же зависимостью как и у Шастуна. Хотя сам Антон нагло отрицал тот факт, что слишком много курит. Он считал, что в любой момент сможет остановиться. — Слушай, Шаст, я сегодня иду к другу на вечеринку, не хочешь со мной? — Вечеринку или вписку, говори прямо. — Вот именно, что вечеринку. Я бы так не пошёл, но там, говорят, будет много ребят с нашей школы, сможем пообщаться нормально. Но ты можешь не ходить, я не настаиваю, — длинноволосый почему-то снова рассмеялся. — Я пойду. — Отлично! — воскликнул Матвиенко так, что у Шастуна уши заложило, и удалился внутрь здания школы, пока второй докуривал последнюю сигарету из пачки.» *** Арсения ведут по тускло освещённому коридору. Но это совсем не тот коридор, по которому он шёл в кабинет психиатра. Этот коридор совсем безлюдный и более длинный. А может ему так только кажется и на самом деле они шли по нему всего какое-то жалкое мгновение? Возможно ли, что всё, что видит мужчина — галлюцинация? Одна, большая и очень сильная галлюцинация. Возможно ли, что всё, что было до этого — игра его разума? Возможно ли, что нет на самом деле никакого Антона Шастуна и нет криминального прошлого Арсения Попова? Да, возможно. Брюнета тащат за руки и предплечья, сильные мужские руки мед-работников толкают его, затаскивая в какое-то небольшое помещение. Металлическая дверь захлапывается за ними. Всё снова как в тумане, голова ужасно кружится, изображение размытое, картина, что он видит, не чёткая, как во сне. Как в самом страшном сне. Люди в белых халатах кладут его на совершенно не удобную больничную койку, связывая руки и ноги. Один из них ему что-то вкалывает, разглядеть что-либо вокруг себя становится невозможно. Господи, да все мы так делаем! Мы спотыкаемся о стул и проклинаем его, а не нашу неловкость. Если мы промазали, играя в гольф, то ругаем клюшку, мячик, неровную площадку. Или неприятности в бизнесе, мы обвиняем бога, погоду, судьбу, но только не самих себя. Так возможно ли то, что всё то, что происходило с Арсением — было жестокой игрой его разума? Что на самом деле ничего этого не было? Ничего и никого. Да, возможно. Но к сожалению или к счастью, это не так. Японцы говорят: «Если в твоей жизни не случалось никакого кризиса, который трудно пережить - тебе следует купить эти переживания за большие деньги». Этот загадочный народ знает, что мудрость не приходит к человеку при рождении или с возрастом. Мудрость - это нажитый в сложных ситуациях опыт, и с ней приходит понимание жизни. Голос совести всегда можно отличить от всех других душевных побуждений тем, что он требует всегда чего-то бесполезного, неосязаемого, но прекрасного и достижимого одним нашим усилием. Этим отличается голос совести от голоса славолюбия, который часто смешивается с ним. Эмоции... Он не может распознать то, что чувствует. Страх? Волнение? Беспокойство? А может вновь неизвестное ему чувство эйфории, достигнутое неизвестным способом, неизвестным путём; чувство, которого он в принципе ощущать не должен, оно не его. Ему такое чувствовать не предназначено. И всё же ему страшно, до дрожи в коленях и до жутких судорог страшно, что он вновь всё теряет. С огромной скоростью, причём, теряет. Теряет так, что уже не вернуть. Ничего никогда не станет как прежде. Всё будет по-другому, да, возможно, что лучше или хуже, но не как раньше. Ничего не проходит бесследно. Всё рано или поздно встаёт на круги своя. А что делать теперь? Слушать голос своего чёртова сердца, которое давно уж сбилось с толку, раз творит такие глупости, из-за которых в последствии страдают все. Может послать всё к чёрту и смириться? Остаться здесь, оставив всё как есть. Просто принять то, что всё так и будет теперь. Отныне он — психически больной, а его жизнь заканчивается этими больничным стенами, что так давят на голову, заставляя мысли путаться, а разум — затуманиваться. Арсений погружается в короткий сон, длится он совсем не долго, кажется, тот транквилизатор был совсем слабым. Двери палаты снова открываются, и в помещение входит кто-то, брюнет пока не может разобрать кто, зрение ещё не до конца восстановилось, вокруг всё кажется до сих пор мутным и не чётким. Проходит мгновение, Арс видит, что это девушка. Её волосы аккуратно уложены, среднее телосложение, одета она в прямую строгую юбку чёрного цвета и белую блузку. Кажется, у девчонки важный день, раз она так одета. Но зачем она здесь? — Всё это крутится в голове Попова, которая всё ещё не совсем «пришла в себя». Девушка подходит к окну, он отчётливо слышит стук её каблуков. Она приоткрыла форточку. Курит. Девчонка выглядит так, будто она сестра Шастуна, и если не родная, то точно двоюродная. Они похожи, да, но... Она другая. Совершенно другая. И дело не во внешности или привычках. Её характер. Это как зима и лето, весна и осень. Они похожи, но полностью противоположны друг другу. Она желающая казаться сильной, строгая, тактичная и холодная. А Антон, он мягкий, он не хочет казаться сильным, ему это не нужно, ведь истинная сила кроется именно внутри него, в его сердце и разуме, он домашний, нужный. Они разные. Как близнецы, внешне — копия, но так ли это изнутри? И я сейчас не о здоровье их внутренностей, я о том, что кроется в преисподнях их разума, их мыслей, их души. — Попов, я столько раз думала, кто же всё-таки виновен во всех моих бедах. И знаешь, я всегда винила одного и того же человека. Потом я переосмыслила многое, поняв, что виню не того, я изменила план действий. Моя цель сменилась. А теперь мне хочется губить и рушить всё, что хоть как-то связано с тем самым человеком, первым, кого я винила во всём, что со мной происходило, происходит и, возможно, будет происходить. Если вовремя не прервать цепочку, адский круг, конечно же. Девушка замолкает, делая паузу, будто востанавливая дыхание, она задумчиво смотрит в окно, делая новую затяжку. Блондинка выдыхает дым и продолжает: — А знаешь в чём весь прикол, Арс? Ты очень тесно связан с этим человеком. Со всеми этими людьми. Ты — часть круга. Часть не разорванной во время цепочки. И твоему имени тоже есть место в списке тех, кому я мечтаю отомстить. Руки и ноги Арсения связаны, он обездвижен. Будь брюнет свободен, он бы давно врезал ей, ну, или хотя бы спросил, в чём, блять, дело и кто она такая. Нет, Вы не подумайте, что Попову мешает говорить кляп во рту или что-то подобное. Ему мешают его собственные страхи, его собственные мысли, он сам себе мешает. Но он набирается сил и, наконец, произносит то, что хотел сказать с самого появления девушки в этом помещении. — Ты кто, чёрт возьми, такая? Светловолосая резко переводит взгляд на мужчину. — Дурная бошка. Я, что, не представилась? Моё имя Кузнецова Ирина Владимировна, если Вам, Арсений Сергеевич, это хоть о чём-то говорит, — ухмыляется девушка. — Говорит. И о многом. Развяжешь мне руки? — С радостью, да вот только сомневаюсь, что это поможет тебе, — уже в голос смеётся Ира. Бог, видно, постарался над тем, чтобы в этой сумасшедшей девчонке бушевала страсть, а в голове её танцевали дьяволы. Та власть, что досталась ей отнюдь не от природы, она прекрасно владела ей, да только не так, как нужно. Не правильно. Ошибка. Всё это одна сплошная, но очень сильная и весомая ошибка. — Я вот только всё не могу решить, что мне с тобой делать, Попов. Оставить здесь и добить тебя лечением в этой, не самой хорошей, поверь, психиатрии или же признать полностью вменяемым, чтобы тебе срок впаяли по сто пятой статье уголовного кодекса Российской Федерации? Ты ведь знаешь, я это сделать могу. А может отдать тебя на растерзание моему старшему брату, м? Да вот только он уже не так хочет тебя, как прежде. А может отдать моему братику не тебя, а твоего маленького мальчика Антошу, а? Как думаешь, не плохая идея? — Кузнецова снова смеётся, от одного её смеха мурашки по коже, а от холодного и не живого взгляда кровь в жилах застывает. Ей смешно от того, что людям больно; от того, что людям страшно; от того, что люди слабже. — Нет, ты только представь! Мой братик раздевает твоего парня у тебя на глазах, бьёт его, кусает, возможно, даже целует, а потом трахает, как последнюю шлюху. Нравится тебе такой расклад? — Какая же ты мразь! — Ой, ой, ой! А может ты не будешь словами так разбрасываться? А может я твоего Тошу вообще по рукам пущу? Уверена, ему понравится, он же ещё та сучка. — Завали ебало! — срывается на рык Попов. Она молча смотрит на него, прямо в его глаза, будто прожигая в нём дыру, будто смотря насквозь. Девушка как будто в это мгновение задумалась над тем, что она вообще делает и стоит ли оно того. Стоит. Ирина стоит так ещё некоторое время, а после резко разворачивается и уходит, дверь за ней закрывается с характерным звуком и кажется, что именно с таким звуком сломались все надежды Арсения на хоть какой-нибудь другой выход; все надежды на спасение. Слёзы сами из глаз катятся, когда голубоглазый вспоминает о том, что вообще-то есть ещё и Антон. Да, Антон Шастун, он всё ещё есть и он всё ещё его парень. Но он совершенно ничего не знает о том, что Арсений сейчас здесь, что он не выйдет отсюда, как ему кажется, уже никогда. А может и не кажется? Может он и в правду больше никогда не сможет обнять своего мальчика, прижать его к себе, поцеловать в его мягкие губы, сминая их своими? Возможно ли, что всему этому пришёл раз и навсегда конец? А вдруг Антон вообще решит, что Арс снова его бросил? Снова оставил одного... Ведь это уже не впервые. И вот только всё начало налаживаться, как вдруг БАЦ и всё вновь рушится, да так, что остаются лишь руины. И ничего не вернуть назад. Просто нужно уметь расплачиваться за своё прошлое...