Во тьме

      День выдался прескверным. Визит ночного гостя слишком сильно задел напряженные нервы. Еще и Ито что-то хотел от него. С каждым разом слушать нудятину становится сложнее. Дазая ни на секунду не оставляли одного, чтобы можно было придумать план побега. После ухода руководителя управления безопасности он быстро уснул и также быстро проснулся от стука капель по стеклу. Проверять интенсивность дождя ему не хотелось, да и не нужно было — все равно сейчас не время делать безрассудные поступки. Жизнь в темноте давалась крайне нелегко — порой Дазай начинал теряться в происходящем: грань между ночью и днем стерлась, так же как и грань между сном и бодрствованием. Единственное, что оставалось неизменным — повязка, давящая на глаза и сжимающая голову в тиски.       Каждый посетитель от него что-то хотел. В голове Дазая уже вращались мысли об убийстве. Ему с каждым разом становилось все труднее и труднее себя сдерживать — хотелось вырвать их языки и засунуть глубоко в глотку, чтобы они просто замолчали. Ему хотелось рвать и терзать. Перед мысленным взором постоянно вставали образы обезличенных людей с разодранными глотками, из которых хлещет теплая кровь; с переломанными позвоночниками и застывшим ужасом в глазах; в луже блевотины и со стеклянным, непонимающим взглядом. Он умел убивать самыми разными способами и обязательно этим воспользуется при первой возможности. Дазай слишком сильно устал, чтобы останавливать свои мысли, но заставляет себя держаться изо всех сил — осталось еще немного — он обязательно выведает свое нынешнее местоположение и сбежит. Дазай спрячется в темной комнате без окон и устроится в самом дальнем углу, его голова будет лежать на мягкой подушке, а сам он спокойно заснет.       — Цусима, к вам пришли, — робкий, слегка боязливый, девичий голос тихо произнес где-то рядом.       — Кто? — Сюдзи повернулся или отвернулся от девушки и также тихо спросил.       — Господин Фукудзава. Он велел привести вас к нему, — голос стал еще тише.       Дазай услышал в нем какую-то растерянность, видимо, она не знала, что ей делать.       — Андо разрешил?       — Его сегодня нет. Сегодня Такахаси-сан вместо него, он разрешил вашу встречу.       — Не могу, голова болит сильно, — он сполз под одеяло.       Вставать и идти куда-то не хотелось, подставлять девушку — тоже. Дазай не сильно солгал — голова слишком сильно пульсировала, возможно, из-за перемены погоды. Он читал, что такое бывает.       — Хорошо, — воспрянув духом, сказала девушка более бодрым голосом. Догадываться о том, что творилось в чужой голове, было не в его духе.       Послышался быстрый стук каблуков и очередной хлопок дверью. Дазай понадеялся, что все закончится. Его апатия усиливалась с каждой минутой нахождения здесь. Хотя, если хорошенько подумать, он только что упустил шанс узнать подробнее свое местоположение — и кто теперь остался в дураках? Дазай усиленно стал тереть чесавшиеся глаза.       Раздался громкий удар об стену. Кто-то слишком широко распахнул двери и гулкими, отчетливыми, тяжелыми шагами направлялся в его сторону. Ничего не закончилось — все только начинается.       — Юко сказала, что вам нездоровится, — незнакомый грубый мужской голос раздался рядом.       — Да.       — И повязка спала с глаз? Переворачивайтесь.       Пациент замешкался. После вчерашней потасовки желания поворачиваться спиной к незнакомому человеку не было. Только никто и спрашивать об этом не стал — его насильно перевернули, и тут же в тело вошло раскаленное жало. От нахлынувшей боли Дазай прикусил губу. День определенно будет веселым. Не дав опомниться, его тут же перевернули обратно и стали снимать повязку.       — Вообще-то я и сам могу, — ровно сказал он, слизывая кровь с губы.       — Если вы такой самостоятельный, то почему заставляете ждать Фукудзаву? Он очень сильно просит встречи с вами, а вы ничего для этого не делаете, — врач с легкостью замотал повязку потуже, чтобы случайно не развязалась.       — Мне больно.       — Научитесь терпеть, молодой человек, — одеяло было откинуто одним рывком, и по телу забегали мурашки. — Сами встать сможете?       Почему нельзя просто взять и вырвать язык, а потом наслаждаться булькающими звуками? Зачем все усложнять? Зачем идти куда-то и встречаться с кем-то? В каком случае решение будет ошибочным? Дазай все же опустил ноги и неуверенно встал. Мир не перевернулся, только в голове стал раздаваться мерзкий звон, чтобы ему не вкололи — не помогло. А, может, и не должно помогать. Комната наполнилась нетерпеливым дыханием, которое вынуждало делать опрометчивые движения. Звуки шагов собеседника быстро отдалялись от него. Наверно, и Дазаю надо было также быстро идти, только вот у него не получалось. Он начал осторожно искать руками любую точку опоры, не торопясь.       — Мне долго тебя ждать? — снова раздался недовольный голос. — У меня есть и другие пациенты.       Дазай фыркнул. Как будто он должен был просто побежать за докторишкой, который его вел на встречу с главой детективного агентства. Только как? Бегом на ощупь? Бред!       — А я ничего не вижу. Знаете, приятного мало, когда ты ничего не видишь, а от тебя требуют каких-то действий, — выплюнул он и уселся на кровать.       Такахаси закатил глаза и тут же оказался рядом с пациентом. Небрежно взяв за руку, он все же потащил его к выходу. Дазай упираться не стал, при этом делая все те же осторожные шаги. Если врач изначально и пытался идти быстрее, то вскоре подстроился под темп пациента.       — И далеко нам идти?       — Не очень, всего лишь в комнату для посетителей.       — И никуда подниматься не надо?       — Вы и так находитесь на последнем, пятом, этаже, куда еще выше? — усмехнулся Такахаси. — А теперь налево.       Дазай отметил про себя, что по этажам его не водили, а значит, путь к отступлению не изменится. Надо бы еще узнать, где находится палата. В прошлый раз он был практически посередине, из-за этого уходить из больницы было не просто. От мыслей отвлек скрип двери. В голове он отразился скрежетом металла по стеклу, заставляя морщиться от боли. Содержимое желудка спешило выйти наружу. Дазай остановился и прикрыл рот свободной ладонью. Он тяжело дышал, стараясь угомонить организм, и упрямо считал до десяти несколько раз, делая глубокие вдохи. Кажется, ему что-то говорил врач, только слушать времени не было.       — Все... все нормально, — заплетающимся языком сказал Дазай, готовясь идти дальше. Чужой жалости ему вовсе не хотелось.       — Точно?       — Куда дальше идти? — уверенности в голосе прибавилось, а про себя Дазай отметил, что живет недалеко от коридора.       — Уже пришли, — Такахаси усадил его на стул. — Я скажу, чтобы вам принесли воды.       — Может, лучше было провести встречу в палате? — в голосе начальника детективов слышалась неподдельная забота.       — Все нормально, Фукудзава. А теперь извините, мне пора к пациентам.       — Конечно, конечно, Такахаси, спасибо вам за предоставленное время.       Дазай внутренне сжался и прикрыл уши руками — скоро будет еще один такой же мерзкий скрип. Удивительно, как меняется мироощущение, когда один из органов чувств поврежден. Раньше приходилось полагаться на глаза и иногда прислушиваться к тому, что происходит, теперь же все с точностью наоборот: Дазай слышит все, и это приводит к непредсказуемым реакциям, но точно не мешает жить.       Фукудзава разглядывал парня. Высокий, слишком худой, темные волосы ярким пятном выделялись на бледной коже, тонкие губы сжаты, больничная одежда сидела мешком. Молчание, установившееся в комнате, прерывало только дыхание — спокойное у Юкичи и рваное у Сюдзи. По парню и не скажешь, что он — великий информатор и работает с убийцей. Юкичи он напоминал обычного студента, который связался с плохой компанией.       — Тебе слишком плохо?       Цусима осторожно махнул рукой, не силясь ответить. Показывать свое равнодушие и полное спокойствие очень тяжело, особенно, когда не знаешь, как лучше сделать, чтобы не причинить себе вред.       — Представляться еще раз не имеет смысла?       — Вы директор вооруженного детективного агентства — Фукудзава Юкичи, я Цусима Сюдзи, — быстро рассказал парень, ощупывая пространство вокруг себя.       — Перед тобой стол, — попытался описать комнату Юкичи.       — Воды, — перебил сразу же парень.       — Медсестра еще не заходила.       Дазай тяжело вздохнул и положил голову на стол. Надо успокоить бешено колотящееся сердце и, главное, никого не убить. Он уже отметил отсутствие воды в палате, потому что кроме нее ничего не ел и не пил. А теперь его привели сюда и получилось так же.       — Чего вы от меня хотите? — устало спросил он.       — Знать, что с тобой все в порядке.       — Какие вы все одинаковые… со мной все в порядке.       — Наш врач — Йосано Акико — готова помочь тебе вернуть зрение.       — А платой будет работа на вас? — парень усмехнулся.       — Тебе самому будет комфортнее находиться среди таких же, как ты.       — Слепых?       Фукудзава тяжело вздохнул и замолчал. Он никак не думал, что с каждым разом общение с Цусимой будет даваться все труднее и труднее. Юкичи предлагает работу, крышу над головой и возможность возвращения зрения, а юноша принимает его в штыки.       — Наш офис находится на перекрестке двух оживленных улиц, внизу есть кафе. Ты будешь работать среди своих сверстников. Мы предоставим комнату в общежитии. Я уверен, ты сможешь найти себе хороших друзей. Все, что от ва…       Душевная речь Фукудзавы была прервана скрипом двери и тяжелой поступью его конкурента. Обстановка в комнате накалилась.       — Фукудзава? Рад вас видеть, — Ито спокойно вошел в комнату и вежливо поклонился в знак приветствия, Юкичи сделал тоже самое.       — Здравствуйте, Ито, чем обязан вашему визиту? — настороженность, прикрытая доброжелательностью, засквозила в голосе Фукудзавы.       — Зашел узнать, как поживает пациент, и мне сказали, что он с вами, вот я и решил заглянуть.       Дазай обреченно вздохнул. Сколько он их не слышал, столько бы еще не хотел слышать, только как этого добиться? Дазай не помнил, сколько времени находился в больнице, как и врача с фамилией Такахаси. Возможно, Андо не покидал свой пост все это время. Так или иначе, он ему не понравился характером. Опять же, нельзя отрицать тот факт, что в больнице много пациентов и ему просто все равно, кто и что от него хочет? Из-за размышлений Дазай пропустил часть разговора. Сосредотачиваться на происходящем каждый раз становилось все труднее и труднее.       — …в центре города! — яростно говорил Ито.       — Не вам решать, где и с кем он хочет работать, — вторил ему Фукудзава.       — Его знания нужны полиции и городу.       — С нами он больше пользы принесет.       От разговоров голова шла кругом. Воображение рисовало двух мужчин, стоящих рядом с ним и отчаянно спорящих о том, кто же из них прав. Причина спора банальна — Дазай. Интересно, родители тоже пытались решить за него, что ему делать? Память милосердно эту тайну продолжала укрывать с самого детства. Что могло привести к таким последствиям, он не знал, а может, так оно и должно быть? Достоевский никогда не решал за него. Скорее, помогал облегчить жизнь, зная ее гораздо больше. Даже и представить себе трудно, чтобы Федор позволил кому-то было решать за него, Осаму, что ему делать. Свобода, данная ему, не должна была касаться никого, кроме него самого.       Дазай тер виски, закрывал руками уши, чтобы не слышать спор и отгородить себя от него. Он пытался жмуриться и сразу же кусал губы. Все было направленно против него. Как будто Дазай был виновен в каких-то грехах и сейчас расплачивался за них. Но ведь это неправильно? Желудок то сжимался, то растягивался, а содержимое неприятно бурлило. Воды ему так и не принесли, будто это не важно. Возможно, так оно и есть. Дазай не важен, и ничего из происходящего здесь важным не является.       Уже больше на автомате он тихо встал и направился к выходу. До него долетали обрывки фраз. За него пытаются решить его жизнь.       — …решать…       — …вперед…       — …двигаться…       — …помощь…       — …слепой…       — …поможет…       — …без толку…       Удивительно, но он вышел незамеченным из комнаты и облегченно выдохнул. У него получилось. А еще казалось чудом, что дверь после Ито не закрылась. Это ведь не ловушка, правда? Минута ушла на концентрацию внимания и подавление естественной реакции желудка. Дазай медленно пошел в сторону ближайшего выхода. В коридоре людей практически не оказалось, чем он и воспользовался. Ему уже не страшно. Он потихоньку сходил с ума от всех этих звуков. Где-то за спиной слышался голос Накахары. Но теперь это уже не важно.       Шаг.       Перенести вторую вперед.       Шаг.       Перенести вторую вперед.       Шаг.       Дазай уже был близок к тому, чтобы выйти на лестничную клетку и спуститься вниз. На улице он быстрее спрячется в подземелье, и голова наконец-таки коснется мягкой подушки, а из звуков будет лишь капающая вода.       — Цусима, — бодрый голос Мори ворвался в сознание, заставляя вздрогнуть. — Неужели ты пришел встретить меня?       Он проиграл.       Можно было бы свести все на игры воспаленного разума, если бы не запах тяжелого парфюма, который защекотал нос. Дазай в ловушке. Рука легла на его плечо, и он отчаянно затряс головой, будто отгоняя наваждение.       — Ты обдумал мое предложение?       Холод, внезапно сковавший легкие, отошел на второй план, и откуда-то снизу живота в нем начал быстро расти страх, лианой сжимающий внутренние органы. Мир сделал несколько раз сальто и замер в ожидании. Дазай резко сбросил с себя руку и побежал назад. Если люди и были здесь — с дороги они ушли. Где-то впереди послышалось дребезжание тележки, а позади — крики и погоня. По звукам он добежал до человека с тележкой и попытался отдышаться. Голоса стали приближаться, и Дазай отчетливо разобрал, кто за ним бежал. Он был похож на тигра, затаившегося в зарослях. Главное, все сделать вовремя. Легким прыжком и четким касанием руки Дазай перевернул тележку, откидывая назад, и побежал дальше. Раздался грохот, а вместе с ним дикий женский визг, но охота прекратилась. Он выиграл немного времени для себя. Дазай сбросил с себя развязавшуюся повязку и более точными движениями бежал на встречу свободе. Он вылетел на лестничную площадку и чуть не сбил случайного встречного.       — Извините, пожалуйста, с вами все в порядке? — быстро протараторил Дазай, силясь не потерять былую хватку.       Послышалось удивленное «да» в ответ, пока он отступал назад, позволяя встать случайному встречному. Потерять опору оказалось так легко. Одна нога соскользнула с края площадки, а вторая находилась в воздухе. Дазай подвис и отчаянно стал махать руками, чтобы ухватиться хоть за что-нибудь. Умирать подобным образом он не хотел.       Ощущение свободного падения длилось вечность.       Страх полностью лишил способности мыслить рационально.       Сильные руки подхватили его и тут же развернули.       — Ос...       — Сюдзи, — тихим шепотом перебили собеседника тут же. — Ник?       Он был прижат к горячему телу. Или он уже успел так сильно охладиться. Голоса и охота за ним моментально отошли на второй план. Растерянность сквозила в голосе. Уж кого-кого, а Гоголя он точно не ожидал здесь увидеть. Точнее услышать. Дазай не поднимал голову, боясь последствий.       Гоголь был верным союзником Достоевского. Странная пара: вечно молчаливый, равнодушный Федор и общительный, веселый Николай. Они были противоположностями друг для друга. Если сначала Гоголь воспринимал Дазая в штыки и часто насмехался над юным информатором, то впоследствии стал просто ровно к нему дышать. Он увидел ту разницу в Достоевском, которую привнес Дазай. Наверно, каждому нужно о ком-то заботиться, и у Федора своеобразной домашней зверушкой стал Осаму. Как бы Дазай не силился, имя «Николай» ему доставалось очень тяжело, и Гоголь разрешил сократить его до простого «Ник» на английский лад.       — Боженька с ног сбился в твоих поисках, — стал тихо причитать Гоголь.       — Где он? Отведи меня к нему.       — Не среди бела дня, — Николай крутил Дазая, скептически разглядывая. — Он ночью прилетит и скажет, что делать дальше.       — Они-и-и придут за мной, — легкое недоверие засквозило в голосе, тело было напряжено, как струна, одно неверное движение — и оно выстрелит следующим забегом.       — Хэй, успокойся, — Николай ободряюще похлопал его по спине. — Посмотри на меня.       Дазай все же слегка отодвинулся, не поднимая головы. Он слишком долго ждал этой возможности. Неужели так сложно просто вывести его на улицу, даже если не к Достоевскому. А вообще, к черту все.       Даже Достоевского.       Кому он нужен слепой? Правильно, никому. Это больно, но правильно. До конца верить в лучшее крайне тяжело, тем более, что это «лучшее» никогда не настанет. Теперь он никому не нужен.       Ущербный.       Неполноценный.       От его ухода всем станет только лучше. Даже свободное падение не так страшно, как тьма, в которой он живет. Дазай прикроет глаза на секунду, а когда откроет, будет уже лететь вниз, разбиваясь о десятки ступеней. Когда остановится, будет уже поздно — он не встанет никогда, его тело превратится в мешок с костями. И он никогда не посмотрит в холодные глаза.       Дазай сделал сильный рывок назад, не поднимая глаз к потолку. Кольцо рук разжалось, и он начал считать секунды оставшейся никчемной жизни.       На лице Гоголя вместо привычной насмешливой улыбки изобразился ужас — он тут же попытался поймать незадачливого самоубийцу. Николай сделал попытку и схватил руками воздух.       — Блять! — в сердцах выкрикнул он.       Бог просто голову ему оторвет, если с его Дазаем что-то случится, а сейчас все к этому сводится. Гоголь с ужасом посмотрел на свои руки и сделал очередную попытку.       Раздался дикий грохот и лязг металла. Гоголю же послышался хруст костей и ледяное прикосновение руки к своей коже. Смерть занесла серп над ними обоими. В глазах заискрилась паника, воздух пропах диким сочетанием смрада.       В последнюю секунду он поймал Дазая и осел на пол. Еще чуть-чуть, и они погибли бы оба. Гоголь затравлено стал озираться — выход на пятый этаж оказался закрытым случайно свалившейся лестницей на крышу. Он сделал глубокий вдох, пытаясь избавиться от ощущения приближающегося апокалипсиса. Ведь Достоевский его не убьет?       — Ты что делаешь? — прошипел Гоголь, с силой встряхивая Дазая. — Совсем жить надоело?       Мир кувыркался. Дазаю стало казаться, что он уже на потолке. Сколько раз за сутки его сознание выдавало такую шутку? Удерживать ускользающее мироощущение становилось с каждым разом все труднее.       — А зачем мне жить? — раздался истерический смех парня и тихий, обжигающий шепот.       — Достоевский уже не в приоритете?       Дазая стало укачивать, и беспокоящее его с утра бурление в желудке достигло своего пика. Он склонился над ступенями, и его беспощадно вывернуло желчью. Гоголь осторожно убрал волосы, не зная, чем помочь. Осаму вытерся рукавом и, скрючившись, устроился на коленях Ника. Нику он показался пушинкой.       — Посмотри на меня, — твердо попросил Гоголь.       Дазай не пошевелился — лишь на глаза стали накатывать слезы.       — Сюдзи, — тихо продолжил Гоголь. — Бог тебя не забыл.       Дазая начало немного шатать, а Николай принял единственное правильное, на его взгляд, решение. Он аккуратно взял парня за подбородок и осторожно поднял.       Зрачки Гоголя расширились, а сам он начал что-то бормотать на русском, аккуратными движениями вертел голову, рассматривая.       Красные белки глаз, расширенные зрачки, а радужка не видна совсем. Под глазами огромные синяки-кровоподтеки и гематомы, порезы на лице и разодранная шея. Бинты уходили под больничную пижаму. Гоголь продолжал тихо шевелить губами, молясь. Руками он тут же прижал к себе хрупкое тельце, голова Осаму спряталась под подбородком Николая.       — Ты очень нужен Боженьке… Он прилетает сегодня ночью и скажет, что делать дальше… Осаму, пожалуйста, дождись, думаю, завтра вечером ты будешь среди своих…       Гоголя била мелкая дрожь, тем не менее, он гладил Дазая, силясь придать ему уверенности. Главное, что Осаму нашли, оставалось позвонить старому другу, который может помочь. Достоевский будет в ярости, если узнает, что Гоголь просто так забрал Дазая, не побеспокоившись о дальнейшем проживании, поэтому об этом тоже стоило позаботиться.       — Пожалуйста, пообещай, что ты больше не будешь прыгать на лестницу и пытаться убить себя? — Гоголь снова посмотрел в ничего не выражающие глаза Дазая, которые были направлены куда-то вперед, сквозь него.       Дазай схватился за руку Гоголя, как за спасательный круг. Он прекрасно ощущал страх своего соратника. Впервые кто-то, помимо врачей, посмотрел на его глаза. Они в одной лодке, иначе бы Гоголь не спас его.       Дважды.       Трудно представить себе, но теперь он своей жизнью обязан Гоголю.       — Они страшные, — больше как утверждение, нежели вопрос произнес Дазай.       Гоголь растерялся. Врать не хотелось, говорить правду — тоже. Тем более, что вид не такой радужный, как может показаться. В медицине Гоголь не силен, так же как и Достоевский. Никто из Крыс не скажет наверняка, насколько это страшно.       — Это нетипично. Я узнаю, что делать в таких случаях.       Дазай прильнул к груди Гоголя в поисках защиты. Понимание, что все хуже, чем он сам себе представил, сильно ударило по его самооценке.       — Ты обещаешь, что вернешься завтра?       — Если пообещаешь не прыгать, — Гоголь ободряюще улыбнулся и тут же скривился — его улыбка здесь абсолютно никому не нужна. Ее не видят.       — Обещаю, — поникшим голосом сказал Дазай.       — Осаму, — строго произнес Николай.       На лестницу с пятого этажа продолжали ломиться. Шум стоял огромный, люди по ту сторону двери что-то кричали. Дверь пытались выломать. Немного времени у них есть, но это немного неизвестно сколько будет длиться.       — Обещаю, — более уверенным голосом прошептал Дазай. — Ты уйдешь сейчас?       — Мы вернемся за тобой, — Гоголь невесомо поцеловал его в лоб.       Из всех членов Крыс Дазай самый младший. Хоть он и не является официальным ее членом, но всем стал родным. Признаться, что Гоголь все-таки привязался к нему, очень сложно. Эта привязанность была не совсем опасной для команды — Гоголь считал Дазая младшим братом, за которым нужен был глаз да глаз. Ведь именно поэтому Достоевский доверил столь деликатное дело, как поиск пропавшего товарища, именно ему, пока сам уничтожал своих родственничков.       — С того конца коридора третья палата слева, — добавил Дазай, чувствуя, как его начало выворачивать вновь.       Дверь с треском была выломана силой Накахары. Она отлетела к противоположной стене и упала где-то рядом, чудом не задев пациента. Вместо врачей на лестничную клетку первыми выскочили служители порядка и мафиози и сразу же от омерзения сделали шаг назад.       Такахаси и два санитара вышли вперед. То, что врач был зол, — было видно невооруженным взглядом. Не каждый день встречаешь проблемного пациента, которому на месте не сидится. То, что они увидели, потрясло и их — весь пол был в чем-то желтом, а пациент без сознания лежал на площадке между этажами в луже блевотины. Из уголка губ тонкой струйкой стекала кровь.       Никого постороннего на лестничной клетке не было.