Во тьме

      — Ты представляешь, этот Такахаси выписал меня, — сказал Чуя, готовя ужин.       С одной рукой заниматься приготовлением трудоемко, а заказывать неизвестно что не хотелось. Он максимально старался облегчить себе жизнь и пользовался полуфабрикатами, пока не разработает руку.       — Рано или поздно это должно было случиться, невозможно постоянно находиться в больнице, — Кое сидела на небольшом диванчике и пила чай.       — Но мне сейчас надо быть там.       — Чтобы добиться расположения Цусимы? Он больше не твое задание.       — Что?! Я почти все узнал!       — Нет, Чуя, это приказ Босса.       Чуя опустился рядом и тяжело вздохнул. Накануне вечером заместитель главврача выписал пациентов, у которых не было угрозы для жизни и которые могли самостоятельно передвигаться. Вроде таких пациентов было немного, но нагрузка с медицинского персонала немного спала. Никаких лекарств Чуе не выписали. Когда ему надо будет появиться, тоже не сказали. Все было сделано слишком быстро, слишком неосторожно.       Первым делом Накахара позвонил Мори для дальнейших указаний. Не смотря на разрешение Такахаси выходить на работу хоть на следующий день, Мори дал еще неделю на реабилитацию. Чуя прекрасно понимал, что у него впереди много бумажной работы, но пока у него есть время обдумать, что будет дальше, а за одним начать разрабатывать руку.       — Чуя, не время показывать упрямство, оно сейчас ни к чему хорошему не приведет. Надо слушаться старших.       Накахара смотрел в одну точку, не двигаясь, губы слегка подрагивали.       — Кое, что мне делать?       — Ждать.       — Он сильно недоволен мной?       — Ты провалил задание, которое тебе не было дано.       Кухня наполнилась вкусным запахом еды и сигаретным дымом. Молчание между людьми разбавлялось лишь звуком готовки.       За окном было уже темно. Облака плыли по небу, подгоняемые ветром. В небольшом помещении горел свет. Веселый задорный смех доносился из ординаторской. Три медсестры сидели в компании молодого человека.       — Фудзико, давай с нами играть!       — Карты на раздевание, — демонстрируя идеальные зубы, говорил парень.       Одна из девушек показывала снятую блузку, оставаясь в халате.       — Сэцуко, из меня не лезет столько гормонов, чтобы раздеваться перед каждым парнем, — Фудзико фыркнула, продолжая читать и поддерживая компанию легким смехом.       Парень подошел к подоконнику, на котором стоял чайник. Он тихо напевал песенку себе под нос.       — Чаю, девушки, или все же покрепче?       — М-м-м, немного покрепче, — третья девушка подошла сзади и обняла парня, прижимаясь. Она потерлась носом о шею и провела языком по уху.       Парень беззвучно произнес ругательства на неизвестном языке. Он налил в кружку мартини и, не глядя, протянул девушке.       — А может, поиграем во что-то другое? — прошептала томно она, беря кружку в руку.       — Секс вчетвером, как развратно, — парень облизнулся, смакуя слова.       — Мог бы и потише, — надула губы девица.       — Боженька не любит тишину.       — Микки, ты тут не одна, — в один голос воскликнули Фудзико и Сэцуко. — Нам чай.       Парень принес сидящим за столиком девушкам чай и уселся между ними.       — Какие вы нетерпеливые. Подсмотрели мои карты?       Фудзико моментально покрылась румянцем, а Сэцуко кокетливо ответила: «нет». Микки села на колени к парню, обвив его шею руками. Он мельком глянул на часы и довольно улыбнулся — время было на его стороне.       Время шло, а парень мило улыбался, то выигрывая, то проигрывая, поддавшись. Девушки весело смеялись и пили напитки. Быстрый стук неожиданно прозвучал в комнате, и тут же в дверях показалась голова Такахаси.       — О-о-о, вот вы где.       — Такахаси, что вы забыли у нас?       Сэцуко с легким упреком смотрела на временно исполняющего обязанности главврача. Такахаси прошел внутрь, взял стул и, поставив рядом со столом, вальяжно сел. Он расстегнул пуговицы на халате и откинул голову на спинку стула. Благодаря усилиям данного врача, у девушек появилась возможность расслабиться в компании нового сотрудника.       — Устал, Сэцуко, устал, — замучено выдавил он.       — Ты ведь готов работать дни и ночи напролет, — добавила Фудзико, весело рассмеявшись.       Парень же быстро сделал ещё одну кружка чая и достал ранее убранное печенье.       — После отъезда Андо в отделении творится хаос.       — И поэтому вместо пятого этажа ты решил отсидеться на третьем, — ядовито добавила Микки.       — У тебя какие-то проблемы? Я же не говорю о том, что вы пьете и играете в азартные игры в рабочее время, — фыркнул он и сделал глоток. — Бодрит.       — Там где бодрость, там и сон, а где сон, там и смерть, — тихо себе под нос напел парень.       — Что ты сказал?!       — Говорю: черный чай содержит больше кофеина и хорошо бодрит, — мило улыбнулся он, а в глазах искрился азарт.       — Согласен, научно доказано, что чай бодрит, — Такахаси жевал печенье. — А ты вообще кто? Что-то не помню тебя среди персонала.       — Меня перевели сюда. Я уже полгода здесь работаю.       Девушки в подтверждение слов закивали. Такахаси лишь пожал плечами — о переводе сотрудника из другой больницы он ничего не помнил. Опять же, его это не должно было интересовать — за главврача обычно оставалась Хаяси, но так неудачно совпало, что она уехала в отпуск, а других претендентов не было.       — Калинка, калинка, калинка моя, в саду ягода-малинка, малинка моя, ах, под сосною под зеленою спать положите вы меня. Но засыпать мне нельзя-я-я. Ай, люли-люли, ай, люли-люли, спать положите вы меня. Но заснуть мне не даст любимая ягодка моя-я-я, калинка, калинка, калинка моя, в саду ягода-малинка, малинка моя, Дос-кун, кто-то ждёт здесь тебя.       Гоголь связал девушек и засунул их в шкаф. В глазах Микки навсегда застыл ужас. Гоголь ломал ее шею с особым пристрастием, наслаждаясь хрустом шейных позвонков. Ни одна из них даже не пошевелилась. Он с отвращением посмотрел на полуобнажённые тела, продолжая напевать песенку.       — А с тобой что делать? — он носком ботинка пнул спящего Такахаси.       Он достал зеркало и вытащил линзу из глаза. Гетерехромия заняла свое привычное место, так же как и безумный блеск в глазах. Врачебный халат валялся на диване, а сам Гоголь переоделся в белый костюм. Связанный заместитель главврача спал на полу. Его часы давно показали время за полночь, а значит, он укладывался в свой план. Гоголь вышел из ординаторской, продолжая насвистывать “калинку”, и направился в сторону лестницы. Пациенты уже давно спали, вернее, должны были спать. Коридоры пустовали, горел тусклый мерцающий свет, но даже врачей было сложно найти.       На третьем этаже находилось отделение терапии. Особо сложных пациентов здесь не было. Тем не менее, после указа Такахаси многих пациентов выписали, что значительно упростило жизнь медицинским работникам, но усложнило пациентам. Как правильно обрабатывать швы или наносить повязки и чем лечиться, им сообщить не успели.       На четвертом этаже располагалось отделение неотложной хирургии. Сюда попадали пациенты с угрозой для жизни, которых в последствии могли перевести на другие этажи на долечивание. Чуя пробыл в этом отделении почти целый день, пока его собирали. По правилам больницы здесь должен лежать и Цусима Сюдзи, только пожилой главврач решил, что пациент будет находиться рядом с ним. Андо посчитал, что сможет поставить его на ноги и передать в руки своего друга.       На пятом этаже, помимо кабинета главврача, находилось отделение травматологии. Различные травмы, в том числе и черепно-мозговые, переломы и последствия дорожно-транспортных происшествий. Большинство пациентов с четвертого переводили сюда, как только им становилось лучше.       Где-то снизу послышался грохот. Гоголь лишь довольно оскалился — всё идёт по плану. Гончаров должен был зайти с центрального входа, Пушкин — прийти через черный. Задача Гоголя: добраться до Дазая и забрать его. Он вприпрыжку преодолевал коридор, когда на его пути возникла огромная фигура.       — И куда вы направились? — рявкнул мужчина.       Когда он вышел из тени, стало видно, что это полицейский в штатском. Гоголь окинул его скучающим взглядом и протянул:       — На лестницу. Нельзя что ли?       — Нельзя. Всем посетителям еще днем сказали покинуть больницу. Как ты умудрился остаться здесь?!       Гоголь понурил голову и пошаркал ногой.       — Ты меня услышал?       В мерцающем свете блеснула сумасшедшая улыбка. Гоголь резко поддался вперед и со всей силы ударил полицейского по челюсти, впечатывая его в дверь. Мужчина закряхтел, выплюнул выбитый зуб и вытер стекающую по подбородку кровь.       — Ах ты, мразь.       Полицейский с силой ударил Гоголя в плечо, тот немного прошипел и тут же сбил его с ног. Шум падения тела принес легкое удовольствие. Гоголь стал избивать его дверью, превращая лицо в кровавое месиво, потом пнул безвольное тело и, наклонившись, свернул шею. Руки он вытер об чужую одежду.       — Вот и славненько, Боженька простит тебя, отпустит грехи, а мне пора дальше.       Гоголь прошел по лежащему трупу и вышел на лестницу. Он считал каждую ступеньку, напевая песенку, и четвертый этаж преодолел быстро, подошёл к пятому.       — Моя любовь живёт на пя-я-ятом этаже, почти где луна, — запел другую песню Николай и открыл дверь в отделение.       — Хэ-э-эй, подожди меня, — послышалось позади.       Гоголь возвел глаза к потолку и прошептал ругательства. Он развернулся и недовольно пробурчал:       — Александр, поторопись, пожалуйста. Дос-кун не любит ждать.       Слышалось тяжелое дыхание, шаги были еще тяжелее.       — Тебе бы похудеть, — Гоголь рассмеялся. — Догоняй.       — Я не толстый!       Смех Гоголя расползся лианой по лестничной площадке. Сам же он спокойно прошел на этаж. Считать третью палату от двери было делом веселым. Найдя ее, он заглянул внутрь и засунул руки в карманы. Тусклый свет из коридора небольшим лучиком проник в темное помещение.       — Дазаюшка, я пришел, — весело пропел Гоголь.       Палата встретила его молчанием. Из окна не лился свет. Все небо было затянуто облаками. Гоголь нервно отстукивал ногой темп песенки.       — Дазаюшка, — вновь позвал он.       Больница — странное место. Иногда здесь тихо и спокойно, что каждого слышно, иногда, наоборот, слишком шумно. Сейчас он слышал тяжелые шаги друга, идущего за ним, слышал крики несчастных, попавших под руку Гончарова, слышал затрудненное, рваное дыхание пациентов. Только не слышал звуков, исходящих из глубины этой палаты. Он рукой нащупал тумблер, и палату озарил свет.       — Дазаюшка! — нервно крикнул Гоголь.       Одеяло было скомкано. На полу валялись осколки разбитой посуды, а капельницы и вовсе лежали поодаль. Тумбочки в хаотичном порядке были в разных частях комнаты, а на полу были следы крови. Гоголь быстро подошёл к кровати и откинул одеяло. Под ним никого не было.       — Блять!       Он нервно перевернул постель. Он заглянул под кровать. Там никого не было. Он выдвинул все ящики, зашел в санузел. Перевернул палату верх дном. Но факт оставался фактом — она была пуста.       — Боженька не обрадуется, — Гоголь сжал губы в тонкую нить.       — Ну и где он? — Пушкин старался отдышаться, остановившись в дверях.       — Ищем, — Гоголь злобно глянул на него и вышел.       Гоголь заглянул в каждую палату. Он перевернул все верх дном в поисках одного человека. Вырезанные языки, вырванные трахеи и сломанные шеи окружили его. Пушкин тенью следовал за ним. Гоголь вышел на лестничную клетку, где буквально день назад видел Осаму. На нее вела новая дверь, и она была чистая. Как будто происшествия никакого не было.       — Что происходит? — беспечно спросил Гончаров.       Гоголь злобно посмотрел на своего друга и, ничего не говоря, спустился на четвертый этаж. Его руки тряслись. Он молча прошел все этажи, пока два соратника, ничего не понимая, следовали за ним. Гоголь полностью отдавал себе отчет, что вчера обещал Дазаю его забрать, приготовился к операции по спасению, а когда настал момент вытаскивать — Осаму нигде не было. Он как сквозь землю провалился.       Рядом с больницей росли деревья. Листья шелестели под разыгравшимся ветром. Под деревьями стояла черная машина. На капоте сидел молодой человек в черном пальто с выделяющимся белым мехом. Под его ногами скопилось несколько бычков. Он разглядывал здание, находящееся впереди. Время от времени там зажигался свет и тут же гас. Перелет из холодной России в теплую Японию был долог. Спать, на удивление, не хотелось. Скорее, было желание отвесить подзатыльник юному дарованию, которое без спроса улетело из Австралии и не предупредило его. Ему не нравилось, когда кто-то не слушался его. Он не единожды объяснял Дазаю, что ходить на любые задания одному нельзя — у него нет такой способности, которая его защитит. А теперь, по словам Гоголя, он слеп, как крот. И толку-то? Любой бизнесмен, который приложит малейшее усилие, просто прикончит его юное дарование. Перед взором Достоевского возник Гоголь в привычном белом костюме, ярко выделяющимся на фоне ночи, одежда была перепачкана чьей-то темной кровью.       — Дос-кун, — дрожащим голосом произнес Гоголь.       Парень лишь окинул его высокомерным взглядом, делая очередную затяжку. Дазая с ним не было.       — Где он?       — Мне надо как-то тебе сказать, что Дазая здесь нет, — он наклонил голову, продолжая говорить. — Я проверил всю больницу — он исчез.       — Ты уверен, что ничего не перепутал? — голос Достоевского был ледяным.       — Абсолютно. Я не знаю, что пошло не так.       — Ты весь в крови.       — Я все палаты проверил, Боженька, Осаму здесь нет.       Достоевский выпустил облако дыма на Гоголя. Он не думал, что может опоздать на день, чтобы забрать юное дарование из столь злачного места.       — Пушкин с Гончаровым проверили камеры и выходы — он самостоятельно не покидал здание и точно не прячется в канализации, — бодро сообщил Николай.       — Лучше бы он оказался именно там.       Гоголь замолк и задумался. Забота Достоевского о его новом друге безусловно была уместна — он сумел нажить слишком много врагов за столь короткий срок. Только его уточнение немного настораживало. Гоголь не слышал, что под землей можно прожить.       — Дос-кун, зато смотри, кого я притащил.       Николай махнул своим плащом и на земле оказался связанный мужчина без сознания в грязном халате. Одежда была местами порвана, а на оголенных участках кожи виднелись налившиеся синяки.       — И кто это? — Федор изогнул бровь.       — Такахаси. Он точно должен знать, где находится Дазаюшка.       — Занимайся им сам.       В окончании разговора Достоевский сел на заднее сиденье и стал грызть ногти. Ситуация его напрягала. Искать Дазая можно и у мафии, и у детективов, и у безопасников, и у всех тех, кому он перешел дорогу. Гоголь затолкал пленника в багажник, залепив ему рот скотчем. В это время вернулись подавленные Гончаров и Пушкин. Миссия по спасению Дазая из больницы провалилась. Они сели в машину, старясь не касаться Босса. Николай занял место водителя.       Обстановка была накалена до предела.