Textual Ask Bubble. Gordana Katich.

В: У вас есть шрамы? Расскажите о них. В: О чём вы сожалеете? – Нам не удалось спасти ребёнка, простите, – голос врача будто сквозь вату, пока Марина ещё отходит от наркоза. Трудно, знаете, бежать, куда глаза глядят, чтобы вас не нашли легавые, плюс вокруг происходит полнейшая хрень с каким-то богом Вороном и его перьями. Всё это действительно странно, но, кажется, подождёт. – Крис, где он? – С мальчиком всё хорошо. С котом тоже. Они ждут в коридоре. – Хорошо, – женщина тихо выдыхает и прикрывает глаза. Она спасла тех, кого могла. Хотя тогда рядом больше никого и не было. Остальные уехали туда, в чёртову Сибирь. Там теперь и остались. Все, кроме них. – Что вы говорили о ребёнке? – Вы были на грани смерти, и у нас не было выбора. Срок маленький, чуть меньше месяца. Поэтому мы решили всё же спасти вас. В этот раз сербка слышит лучше. Она вообще быстро приходит в себя от этих слов, тут же касаясь своего живота, кончиками пальцев проводя по полоске шрама. – Мне жаль, – последнее, что говорит мужчина прежде, чем покинуть палату. Вместе с тем, как закрывается дверь, в стену тут же летит чашка, стоявшая на тумбе. Благо, в ней не было ничего, но осколки градом ссыпаются на пол. Ребёнок. Это был Их с Финном ребёнок, о котором она сама даже не знала. Хотя скорее не подумала, что задержка из-за беременности. В такой ситуации списала на стресс. Как оказалось зря. Гордана молчит, а по щекам бегут слёзы боли и отчаяния. Глупо. Она вот так глупо потеряла частицу того, кого любила, и кого, возможно, уже никогда не увидит. Финн, кстати, всегда хотел дочку. И обязательно воспитать не такой, как была Марина, потому что «ещё одного такого терпеливого, как я, в мире нет, а если она пойдёт в тебя, то всех мужиков распугает». Знатно она тогда его поколотила, хотя отчасти и понимала, что прав. Кому она ещё была такая нужна. Такая дикая и во всём непокорная. Хотя Рядом с О'Каллахеном женщина становилась буквально беспомощным котёнком. Не всегда, конечно, и только наедине, но тем не менее. Финн знал, как можно успокоить эту женщину, как можно с ней совладать, она же в своё время знала, что обычно спокойного человека действительно легко и просто вывести из себя и заставить даже повысить голос, стоило только сербке оказаться в малейшей опасности по своей глупости. Но теперь это всё в прошлом, как и они все. – Марина..? – детский голос вырывает из мыслей, и женщина тут же вытирает слёзы наволочкой, пока Крис с котом на руках подходит ближе. – Почему ты плачешь? Тебе больно? – Да, немного. Но не волнуйся, уже всё хорошо. Вы ели? – Да, нас накормили. Я и тебе принесу. Медсестра сказала подойти к ней, как ты проснёшься. Сходить? Она думает лишь мгновение, тут же мотая головой. А ведь у неё мог быть вот такой же чудный сын. Или дочь. Это на самом деле не важно. Она любила бы своего ребёнка вне зависимости от пола. Бы. Ведь теперь уже некого. – Что-то случилось? Крис всегда был умён не по годам, и сейчас видел, что что-то не так. – Всё в порядке. Просто после операции ещё не очень хорошо. Она улыбается, ему нельзя не улыбаться, но сейчас, к своему сожалению, делает это всё же через силу, потому что изнутри до сих пор рвутся слёзы отчаяния. Она ведь даже ничего не знала. – Хотя знаешь, всё же сходи за той медсестрой, я немного проголодалась. Мальчик тут же кивает, едва не рванув вместе с котом, но оставляет того Марине, убегая один. На них и так косо смотрели из-за этого комка меха, лучше не мозолить лишний раз глаза. А она ещё успеет поскорбеть. У неё есть, кого спасать, и на данный момент это в её силах. А значит, что нужно как можно скорее покинуть больницу и найти место, где можно укрыться. Сейчас это лучшее, что она может сделать, чтобы хоть немного заглушить эту чёртову боль. И всё, что ей останется на память о любимом человеке, это то, чего не случилось, и тонкий шрам на животе, служащий доказательством необратимого.