дети дорог.

Приглашая Хёнджина в гости, Сынмин и не предполагал, во что это выльется. Дружеская посиделка быстро перерастает в очень душевную беседу, чему по большей степени способствует количество выпитого алкоголя. В основном на откровения пробивает Хёнджина, а Сынмин лишь молча слушает и своевременно подносит бокал, чтобы чокнуться и запить горьким алкоголем не менее горькую правду хёнджиновской жизни. Хёнджина полоскает, как на приёме у психолога: он рассказывает вообще всё, начиная с поцарапанной в детстве коленки до расставания с любимым человеком. И последнему посвящено больше всего времени. Хёнджин настолько надрывно рассказывает о том, как он облажался два года назад, и именно он стал виновником расставания, что Сынмину спустя время кажется, что вместо пива он пьет стекло, которое очень неприятно дерёт горло. — Судьба такая сука... она нас снова свела. Понимаешь? — Сынмин кивает. — Я был уверен, что больше не увижу его, что начну жить: познакомлюсь с девчонкой, заведу детей, стану нормальным, блять, среднестатистическим корейцем! — последние слова произносятся слишком злым тоном. — А тут он, и всё идёт по одной месту, до которого я даже не успел дотянуться членом. Хотя прошло два года… Два. Проклятых. Года. Сынмин делает глоток пива и чувствует, как горло вновь дерёт тем самым невидимым стеклом: он слишком переживает за друга, но, к сожалению, помочь ничем не может. У него у самого-то были только одни отношения, и то с девушкой, и продлились они всего неделю. Единственное, что у него сейчас есть, так это секретное слюнопускание по собственному соседу по комнате, но этим вряд ли можно помочь проблеме Хёнджина. — Знаешь, классно, что сегодня нет Криса, а то я его немного побаиваюсь, — резко переводит тему Хёнджин и с шумом выдыхает, чтобы затем вновь надуть щёки. Сынмин же чуть не давится пивом и вовремя подносит ладонь ко рту, чтобы спасти себя от конфуза. — Боишься Криса? С чего бы? — делает удивленное лицо Сынмин, стараясь не вспоминать, что первые недели сам боялся своего соседа до дрожи в коленках, но это скорее было продиктовано отчасти его легкой формой социофобии, а не грубоватой натурой Криса, который вообще не грубиян ни разу. Это просто внешность у него такая внушительная. Хёнджин в ответ пожимает плечами. — Не знаю. Какой-то он… серьёзный и строгий очень, — задумчиво сообщает Хёнджин, а Сынмин тихо прыскает, вновь прикрывая рот ладошкой, чем привлекает к себе очень долгий и тяжелый взгляд друга. Ким руку убирает, а Хёнджин продолжает внимательно смотреть на его губы и думать о чем-то своём. — Сынмин? Можно? — внезапно севшим голосом спрашивает Хёнджин, взгляда, впрочем, не отрывая, чем заставляет Сынмина поежиться. Что «можно» —  непонятно? Но Сынмин слабо кивает, соглашаясь: Хёнджин ведь друг, он плохого ничего не сделает. Хёнджин же осторожно забирает кружку из пальцев Сынмина, убирая подальше, а сам поддаётся ближе, смотрит чуть дольше обычного дружеского контакта в глаза и целует. Сначала очень осторожно и нежно, давая Сынмину три секунды на выбор: оставить всё, как есть или оттолкнуть. Хёнджина не отталкивают, и поцелуй становится более глубоким и напористым. Одной рукой он поддерживает голову Сынмина, а вторую держит на его же коленке, и целует так голодно, словно последний его поцелуй был в эру динозавров. — Как мне этого не хватало, — оторвавшись на мгновение, сипло и надорванно произносит Хёнджин, разглядывая чудную родинку на ключице Сынмина, который не понимает, чего же именно не хватало его другу: простых поцелуев, любви, физического контакта? Задать вопрос он не успевает, так как Хёнджин целует вновь, ненасытно проникая языком в рот. Крыша у Сынмина подтекает, а сам он плавится от действий друга: ему хорошо, приятно и тепло. Он настолько поглощен тем, что происходит, что не слышит никаких шумов извне. Поэтому вернувшемуся с тренировки в комнату Крису приходится покашлять как можно громче, чтобы два голубка друг от друга, наконец, отлепились. И если Хёнджин это делает с ленивой неохотой, то Сынмин отскакивает так, словно его мама застала за просмотром порно. У него миллиард мурашек пробегает вдоль позвоночника, а после одного единственного взгляда на хмурое лицо Криса пятки леденеют так, что могут составить конкуренцию айсбергам в Антарктике. — Привет, Крис, — вяло машет рукой Хёнджин и тянется за бокалом, чтобы сделать глоток потеплевшего пива. Почему-то Хёнджин, говоривший пару минут назад о том, как он боится Криса, сейчас же ведёт себя абсолютно по-другому. Словно, это он лучший друг Бана, и они вместе делят комнату, а Сынмин обычная девка, которую Хёнджин подцепил где-нибудь на улице и привел к себе, чтобы трахнуть. А тут сосед вернулся. Вот незадача. — Привет, Хёнджин-и, — от настолько сладкого приветствия у Сынмина холодеют не только пятки, но и душа. Крис кажется затаившемся хищником, который в любой момент мог вскочить и отдубасить их за «голубятню» в комнате. — Я вам помешал? Учтиво интересуется, но на самом деле ему дико наплевать: помешал он или нет. Ни капли не чувствуя себя смущенным, Крис прячет сумку с одеждой в шкафу, откидывает телефон на кровать, смотрится в зеркало и, наконец, усаживается третьим за стол, куда его никто не приглашал. — Да нет, — пожимает плечами расслабленный Хёнджин и вновь делает глоток. Крис щурится и очень внимательно смотрит на кружку. Свою кружку. У Сынмина йокает сердце. Ведь он одолжил соседскую посуду Хёнджину, так как своей запасной не было. Но Криса это вроде нисколько не смущает сейчас. — Я возьму? — вежливо интересуется Бан у Сынмина, указывая взглядом на его кружку, и не дожидаясь разрешения забирает, одним глотком выпивая всё, что было налито. У Сымина горит лицо, когда он понимает, что сосед касается губами именно в том месте, где совсем недавно были его губы. Вообще вся ситуация в комнате напоминает какой-то дикий фарс, где разыгрывают самого Сынмина. Либо он уже напился до чертиков, и теперь всё это ему снится. Ибо не могут вот так спокойно разговаривать его пьяный друг и трезвый сосед. Подвох здесь был точно. — Крис, ты же опытный парень. Вот скажи, — язык у Хёнджина немного заплетается, но он старается держаться прямо и выстраивать правильные предложения, — вот если бы... ты... уже два года как в завязке, а тут снова он… и ты сдержаться не можешь... то, чтобы сделал? — В завязке с чем? — осторожно интересуется Крис, и Сынмин отчаянно долбит ладонью Хёнджина по коленке, чтобы тот замолчал. Помогает мало. — Ну с парнем, — горестно вздыхает Хёнджин, и подпирает щеку кулаком. — Мы встречались несколько лет, а потом разошлись… я точнее бросил... остались друзьями там... ну такое. А сейчас вернулся он, а я не могу… — Что тебе мешает? — вновь спрашивает Крис, которого ничуть не смущает, что разговор ведётся о нетрадиционной любви, в то время как Сынмин уже расплавил весь лёд внутри и горит. И губы полыхают огнем от стыда. А ещё он почему-то ничего не может сказать, чтобы прекратить этот фарс - губы словно смазали крепким клеем. — А как я вернусь? Сам же бросил... эх, — машет рукой Хёнджин, берёт в руки бутылку и доливает пива себе и Крису в кружки, затем поворачивается к Сынмину, долго смотрит словно бы сквозь него и, не найдя тару, в которое можно было бы налить бухлишко, отставляет бутылку в сторону. А сам поднимает кружку и громко произносит тост: — За Сынмина! Крис удивлется и поднимает кружку с некоторым опозданием. — За Сынмина? — За меня? — одновременно с соседом произносит Сынмин и вновь конфузится, когда Бан обращает на него свой взгляд. — Конечно! — крайне воодушевленно заявляет Хёнджин, — ты мой самый лучший друг! И помогаешь во всём. Знаешь, Крис, я думал он меня побьёт, когда я его поцелую, а он вон... Терпел. Хороший друг. — Замечательный, — невозмутимо холодно соглашается Крис, а взглядом словно протыкает Сынмина насквозь. — Где бы мне такого найти? — Я бы поделился с тобой Сынмини, но он мой, — пьяно хихикает Хёнджин, затем внезапно подтягивает к себе друга и звонко чмокает того в щёку, о которую затем трётся носом. У Сынмина останавливаются все жизненно необходимые процессы в организме, когда поверх хёнджиновской макушки он натыкается на внимательный взгляд темных глаз. И почему-то ему кажется, что сосед немного злится. — Полностью твой или всё же можно попытать счастья? — Крис делает два больших глотка, пока Хёнджин очень серьёзно задумывается над вопросом и оглядывает Сынмина так, словно решает, какая часть его тела принадлежит ему, а какую можно продать. — Мм... я думаю можно, — спустя продолжительное время нелёгких раздумий оповещает Хёнджин и ведёт ребром ладони от основания сынминовской шеи ниже к животу, — вот эту часть точно можешь забрать. Крис, не отрываясь наблюдает за тем, как Хёнджин водит ладонью по чужому телу, в то время как Сынмин ощущает себя свиньей или коровой, от которой отрезают лучшие куски мяса. — Могу? — Можешь, — твердо отвечает Хёнджин, и Сынмин чувствует, как начинает пригорать зад, словно сейчас произойдёт что-то очень непоправимое, от которого он точно либо сляжет в могилу, либо тронется умом. Он словно в замедленной съемке наблюдает за тем, как Крис поднимается из-за стола, нагибается, за рукав подтягивает Сынмина ближе к себе — один, но продолжительный взгляд, — и нежно прикусывает сынминовскую кожу у плеча. Сынмин заканчивается. Весь. Полностью. Он вылетает на своём стуле в окно и уносится к праотцам. — Скажи же круто! — Хёнджин поднимает вверх большой палец руки, и Крис кивает, неохотно возвращаясь на своё место. Он пьёт вновь и предпочитает смотреть куда угодно только не на растерянного пунцового Сынмина. Хёнджин вновь тянется к бутылке, но её содержимое его не удовлетворяет, поэтому он единолично допивает оставшиеся пять капель, а пустую бутылку пристраивает на полу к ещё пяти таким же. — Я пойду. Спасибо за поддержку, Сынмини! — Хёнджин очень крепко обнимает Сынмина, целует его в макушку, которую затем зачем-то горестно поглаживает, жмет руку Крису через стол и выходит довольно нетрезвой походкой. — Может, тебя проводить? — тихонечко интересуется Сынмин, который был бы рад свалить из комнаты под официальным предлогом " я друга проводить", а не "я бегу, потому что мне стыдно". — Нет! — тут же вмешивается Крис, хлопнув ладонью по столу. — Ты сам пьян. Ещё свалитесь где-нибудь в канаве, где вас искать потом. Я сам провожу. И он действительно провожает Хёнджина (который успевает перед выходом послать Сынмину три воздушых поцелуйчика), правда только до ворот общаги, и возвращается. Сынмин успевает за это время прибраться, помыть горящее лицо холодной водой, заварить крепкий чай и пару раз залипнуть на окне с мыслью «может, все же сигануть?». Ведь сосед-то вернётся, а чувство стыда вот так за две минуты не испарится. — Интересный у тебя друг, — первое, что произносит Крис, когда возвращается обратно в комнату, где сидящий на своей кровати Сынмин уже готов себе переломать все пальцы. — Да, извини, пожалуйста. Он просто выпил много, трезвый бы он так себя не вёл, — с непонятным клокотом в груди отвечает Сынмин. Он мажет взглядом по Крису, а потом снова: на шкаф, стол, потолок, одеяло, ногти. — Да и вообще он тебя боится. Странно, что внезапно так осмелел. — Боится? Меня? — удивляется Крис и делает крайне умильное выражение лица, что Сынмин не выдерживает и слегка прыскает в кулак. Это разряжает обстановку. Но совсем на короткое время, потому что затем Крис резко становится серьёзным, сводит брови на переносице и твердо добавляет: — на самом деле ему действительно стоит меня боятся. — Что? Почему? Крис не отвечает, предпочитая заняться разбором сумки с одеждой, которую принёс с тренировки. Недовольный тем, что ответа не последовало, Сынмин всё же немного расслабляется и спокойно облокачивается на спинку кровати, раздумывая о том, как Хёнджину поступить в сложившейся ситуации, и может Сынмину самому поговорить с Феликсом или их как-то подтолкнуть друг к другу... — Ты ведь помнишь? — голос соседа раздаётся слишком громко и совсем рядом. Сынмин подскакивает на месте и смотрит недоуменно, мол, ты только что был в противоположном углу комнаты, и фигли ты забыл здесь. Он начинает немного нервничать. А Крис в воздухе пальцем обводит ту часть Сынмина, которую некоторое время назад обводил Хёнджин. — Ты ведь помнишь? — повторяет он вновь и улыбается очень довольно, — ты на одну шестую часть мой. — Пф, и что теперь? — старается казаться как можно более непосредственным Сынмин, хотя пятки вновь начинают леденеть. Крис продолжает довольно улыбаться. — То, что я хочу заполучить остальные пять частей.