дети дорог.

Сынмин поймал тот редкий момент, когда Чонин адекватно относится к тому, что его обнимают. Возможно всё дело в том, что до этого Чонина обнимал Чан, а Сынмин незаметно к ним присоседился, и когда лидер убежал восстанавливать справедливость в споре между Чанбином и Хёнджином, Чонин не стал показывать характер и сидел молча. Хотя он вполне мог вновь начать выкручиваться из объятий, кусаться и пинать Сынмина ногами, чтобы тот отстал. А так сидит. Пока что молча. Сынмин позволяет себе понаглеть и ткнется носом в шею Чонина: боже, как сладко пахнет этот ребёнок. Кажется, что на зубах скрипит сахар, а во рту привкус чего-то клубничного. Чонин шумно и немного недовольно вздыхает: будь его воля, он бы вообще обзавёлся шипами и повесил на шею табличку "не трогать!", но позиция макнэ обязывала быть плюшевым и тискабельным. Сынмин щекой прижимается к плечу Яна и глаза прикрывает. Почему Чонин такой теплый, уютный и.. ворчливый. Вот опять не выдерживает всё же и ворчит, что "хён ты задолбал использовать меня как подушку", а Сынмин лишь улыбкой в его шею и сжимает крепче, рискуя переломать ему ребра. - Больно же, ну! - вскрикивает недовольно и косится на Сынмина, но не отодвигается. Что действительно странно и очень ценно сейчас, так как обычно Чонин бзыкует стоит Сынмину оказаться ближе, чем на полметра. А сейчас сидит, сопит, но терпит. Сынмин прячет холодные руки в карманы чониновской толстовки, и чуть ли не урчит под звуки криков из дальнего угла, где Хёнджин и Чанбин спорит, кто из них красивее, а Чан мечется от одного к другому с "ребята, давайте жить дружно". Сынмин настолько забывается в комфортном мирке уюта, что не сразу чувствует, как Чонин тоже засовывает одну ладонь в карман и легонько сжимает его пальцы.