дети дорог.

      Ким Сынмин не гнушается применять грязные методы, если того требует ситуация.       А ситуации подчас бывают не самые простые.       Ему, как первокурснику экономического факультета, были необходимы дополнительные занятия по английскому. И, спасибо сарафанному радио общаги, репетитора нашел себе быстро. Да еще и так удачно: носителя английского языка. Точнее австралийского английского, но это даже было плюсом. Как еще одна монетка в копилку к мечте посетить однажды солнечную Австралию.       С Бан Чаном - репетитором, - Сынмин встречался два раза в неделю, в девять вечера, когда у обоих заканчивались пары, тренировки, факультативы и прочее. Еще одним плюсом было то, что и ходить далеко не надо: поднимись на четвёртый этаж общаги, где живут старшекурсники, и будет тебе счастье.       Бан Чан жил в секции одиночных комнат, у него не было соседа, что было еще одним плюсом в пользу выбора именно этого репетитора.       Рассказывал понятно, спрашивал строго. Это ли не счастье?       Тем не менее минус все же был.       И её звали Соён.       Уже на их втором занятии, эта агрессивная девушка чуть не выбила им дверь своими кулаками. Чан, извинившись, ретировался, чтобы её успокоить. А когда через 20 минут вернулся, то выглядел крайне смущенным и долго просил прощения. Тогда Сынмин узнал, что Соён - это бывшая Бан Чана, которой не понравилось, что они теперь не вместе и теперь считает своим долгом терроризировать парня, думая, что он забавляется здесь с кем-то другим. Сынмин тогда хмыкнул: если занятия английским можно назвать развлечением, конечно. Впрочем, он посчитал, что это единичный случай и больше такой вопиющей ситуации не произойдёт.       Так сильно он еще никогда не ошибался.       Она пришла и во второй раз, и в третий, и в четвертый.       На пятый раз у Сынмина сдали нервы и он решил действовать, если горе-репетитор сам не может решить свои проблемы. Его же счастье, что у него есть Сынмин.       Чан выскальзывает из-за стола с ненавистной извиняющейся улыбкой сразу, как слышит громкую атаку на дверь. Сынмин, поджав губы, дописывает формы глаголов и морщится, когда перебранка нарастает.       Глаголы заканчиваются быстро, как и его золотое терпение; он быстро оглядывает комнату, попутно обдумывая план. И когда взгляд натыкается на лежащую на кровати черную безразмерную толстовку Чана, план формируется сам собой.       Соён хочет, чтобы у ее бывшего были развлечения? Что ж, Сынмин их устроит.       Он быстро стягивает с себя джинсы и рубашку, натягивает чужую толстовку и удовлетворенно топчется у зеркала.       Толстовка аккурат прикрывает бедра, чтоб уж не совсем неприлично.       Сынмин прислушивается к кипящему, как кастрюля с маслом скандалу, и решает, что пора подлить еще немного.       - Соён, пожалуйста, услышь меня, - Чан умоляюще кричит, сжимая ладони в просящем жесте. Он не слышит и не видит, как открывается дверь позади него. - Мы больше не встречаемся. Прекра..       - Чан-нии, ты долго еще? - стараясь перекричать Чана, громко тянет Сынмин, выскальзывая из-за двери.       Спасибо занятиям в музыкальной школе, которые научили управлять голосом; Сынмин говорит сейчас на очень высоких для себя частотах. Зато эффект вкупе с толстовкой на голое тело имеет ошеломительный.       Чан давится словами и воздухом, когда оборачивается на него, издавая лишь глухой присвист, а у Соен просто отваливается всё: челюсть, глаза, мозг.       Она, кстати, не так хороша, как он себе представлял; этот факт его радует почему-то.       Прячущий руки в кармане, Сынмин продолжает спектакль, невинно шаркает босой ножкой и топочет к онемевшему Чану, надеясь, что этот дурень не спалит ему контору. Вообще-то это и в его интересах тоже, поэтому пусть напрягает свою клетку мозга и подыгрывает.       Сынмин просовывает руки по обе стороны от парня, прижимается, кокетливо пряча голые ноги, и упирается подбородком в чужое плечо.       Чан, кажется, не дышит, Сынмину приходится пнуть его ощутимо коленкой, чтобы задышал и перестал притворяться овощем.       - А вы простите кто? - щурится он на Соён.       - Я? Он спрашивает, кто я такая? Я? - девушка стремительно отмирает и начинает верещать.       С каждым словом ее голос срывается всё выше. Сынмин морщится - у нее точно нет музыкального образования.       И где только такую откопал?       Неожиданно начинает чесаться нос, и Сынмин не находит выхода лучше, как почесать его о щеку Чана, добавив легкого мурлыканья. Совмещая приятное с полезным, так сказать.       Соён краснеет от злости на глазах, только что пар из ушей не идет, но жопа горит точно. Сынмин мысленно дает себе пять и считает, что пора закругляться, с остальным пусть неудавшийся любовник разбирается сам.       - Я по тебе соскучился. Давай быстрее, - добавляет больше кошачьих ноток в голос Сынмин и легонько чмокает Чана в основание шеи. Аккурат в маленькую родинку.       И убегает в комнату, где под яростные вопли Соён быстренько переодевается. Точнее надевает джинсы, предпочитая остаться в чужой толстовке - удобно так-то оказалось, да и тепло.       - Ты променял меня на парня?!!! На парня!       - Соён, это не то, что ты подумала, - голос у Чана хриплый, словно он забыл как разговаривать, кашляет через слово. А Сынмин хмурится: правильно всё она подумала! Хватит её разубеждать!       - Я тебе настолько не нравлюсь?!!       - Соён! Я же говорю, - произносит Чан и замолкает, Сынмин заинтересованно прижимается ухом к двери, - хотя.. к черту, - с усталостью, - ты поняла всё правильно. У меня есть парень и я с ним счастлив. Пожалуйста, прекрати меня доставать, между нами всё кончено.       - Хороший мальчик, - удовлетворенно мурлычет себе под нос Сынмин, делая пару глотков воды из бутылки. Во рту почему-то дико сухо.       Ответа Соён он не слышит, зато слышит раскатистый хлопок дверью секции и быстро усаживается на свое место, делая крайне заинтересованное учебой выражение лица.       Только Чан в комнату не заходит ни через минуту, ни через пять минут. Звуков извне нет, глухо, как в консервной банке.       Дописывая формы глаголов, Сынмин размышляет о том, что возможно этот идиот убежал вслед за своей бывшей, чтобы восстановить ее душевное равновесие, и все его труды пойдут прахом.       Его размышление прерывает скрип двери, и в комнату скорее вплывает, чем заходит Чан. Потерянный, обескураженный и почему-то смущенный.       - Я всё написал, - Сынмин показывает ему исписанный разворот, - проверяй. Хотя я в себе уверен, конечно.       - Завтра о нас узнает вся общага, - Чан смотрит на Сынмина в упор, а тот не может различить эмоции в этом взгляде: толи с укором, то ли со страхом.       - О том, что ты подтягиваешь меня в английском? - сама невинность.       - О том, что подтягиваю я тебя не только в английском, - передразнивает Чан, выделяя "не только".       - Я буду все отрицать, - кивает Сынмин, дергая ногой, Чан ведется на это движение, как кот и смотрит долго. Вспоминает, наверное, что еще десять минут назад она была оголенная. - Мало ли что ей показалось.       Сынмин пожимает плечами, отворачиваясь, и устремляет взгляд в тетрадь, поправляя ручклй криво написанные буквы. Ему, конечно, дико посрать какие сплетни разнесет эта бабища по институту: главное, чтобы больше не мешала.       - Например, показался один первокурсник в моей толстовке на голое тело? - ядовито вопрошает Чан, подходит к столу и усаживается на свой стул. - Кстати, почему ты всё еще в ней?       - Решил не снимать, пока она не уйдет, - пожимает плечами Сынмин, - да и удобно, а у тебя тут холодно.       - Да ладно. Ты сейчас такие дровишки мне в комнату подкинул, что на этой тяге можно зиму пережить.       Сынмин закатывает глаза: какие мы нежные, и слезает со стула. Больно надо.       Он сходу, ни капли не стеснясь, снимает с себя чужую вещь, откидывая ее на кровать, и цепляет свою рубашку, ловко застегивая пуговки, а переднюю часть подгибая под пояс джинс.       - Всё! Счастлив, жмот? - всплескнув руками, оборачивается.       Чан смотрит на него со смесью шока и восхищения - Сынмин неуютно ёжится.       Ему невдомек, какая красивая у него спина и как много мелких родинок на ней, а вот Чану видно всё. И хотя он не спец по красоте мужских спин, но у Сынмина однозначно красивая.       - Ты выглядел лучше в моей толстовке, - с ухмылкой говорит Чан и добавляет убивающее, - на голое тело. Сынмин вспыхивает мгновенно: вот так и делай доброе дело!       - Давай, любимый, усаживайся, - Чан откровенно смеется с его неловкости и хлопает ладонью по стулу, приглашая вернуться, - у тебя сегодня по плану отработка употребления местоимений.