Рыжая с хвостом

Возвращение со смены всех книгочеев равняет друг с другом. Неважно, саппорт ты, боевой ты, хоть какой. Ты сидишь неприкаянной тушкой в вагоне метро, наглый и невоспитанный (если ты, конечно, не Жека), весь такой из себя молодой занимаешь место, и тебе не стыдно, потому что ты весь день носился по окраинам Москвы и выставлял себя идиотом в людных местах. Рюкзак с добычей лежит на коленях бесформенной гирей и острые книжные углы упираются тебе в кожу сквозь джинсы, но ты уже отчаялся сложить их удобнее. У тебя кончики пальцев почти что черные, потому что книги из библиотек и магазинов - удивительно пыльные твари. Ноги у тебя уже даже не ноют, они просто немеют от возможности расслабиться - родная Библиотека далеко, тебе еще ехать и ехать. Голова тяжёлая, чугунная, валится на грудь, и зрение смазывается, и редко когда получается не уснуть. Иногда - в самые неудачные дни - бывает так, что у тебя листы зеленоватые на задетом персонажем боку под курткой, и кровь сочится сквозь футболку на сиденье, и ты прижимаешь рану рукой и задаешься сквозь мутную тошноту одним и тем же риторическим вопросом - интересно, это ложная слепота так работает, или людям просто настолько плевать? Иногда, когда получается сесть всем рядом - вы засыпаете, повалившись друг на друга, не разбирая, кто к кому как относится и к кому бы в трезвом уме и близко бы не присел. Потому что в конце смены "трезвых" нет, и плечи Тохи или Яна абсолютно одинаково мягкие. И это, честно говоря, единственное, что греет вас всех в конце дня, ведь вы даже не можете, в отличие от окружающих, тешить себя мыслями о выходном. У вас их нет. День без выходящих из ряда вон происшествий - вот ваш выходной. А метро стучит, гудит и покачивается, и ветка тянется, тянется и почти что хочется чтобы она не кончалась, пока вы не придете в себя. И ты только безалаберно надеешься, что кто-нибудь другой услышит, когда придет ваша пора выходить. Потому что лично ты - спишь, и гори оно все. А в общаге есть оставленный предыдущей сменой ужин, наполовину холодный из-за барахлящей микроволновки, но от того не менее вкусный, и дурацкий фруктовый Снежин чай, и холодная комната, потому что кое-кто вечно проветривает, уходя, и скрипучая койка, самая удобная на свете со своим продавленным тонким матрасом и слишком тёплым одеялом, и надоедливо гудящий фонарь на улице у вашего окна, который, впрочем, со временем стал действовать лучше всяких колыбельных. Иногда Рита любит эти моменты возвращения со смен. Любит, насколько что-то из этого вообще можно любить.