ИДЕАЛИСТ

Ужаснее всего, что изначально он вовсе и не планировал участия в этой миссии. Это была операция группы Клинта. Почти мародерская. С целью добыть информацию и ресурсы с оставленной базы ГИДРы. Но Бартона как черт за ногу дернул дразнить Сэма, не слабо ли тому отправиться с ними в настоящий советский бункер. И неожиданно на это повелся Стив. Ему вдруг стало интересно. На самом деле, ему просто невмоготу было сидеть сложа руки, пока другие работали. Да и мало ли что. База на Крайнем Севере действительно оказалась брошенной. Монолитно громоздкой, с облупившейся казенной краской коридоров и уныло железными дверями. Они нашли без особого пиетета брошенные архивы бумажных документов и записей. Массивно сложную, отталкивающего вида старую медицинскую технику. Еще какое-то оборудование. Пустой и холодный пищеблок. Пустые казармы и пустые камеры с железными остовами панцирных коек. Крематорий. Они не ожидали найти на базе живых. Когда Стива позвали и он спустился в тот ангар, первым, что его там встретило, стал отвратительный запах. Черт. Если бы кто-то только посмел спорить с ним о, без сомнения, великих целях и общем положительном влиянии ГИДРы в масштабах человечества, Стив хотел бы швырнуть в лицо таким людям этот запах – мерзкую смесь из смрада протухшей человеческой плоти, гниения, окислившегося железа, засохшей мочи и обычной грязи немытых тел. Хайль ГИДРА, подавитесь! Стив не знал, для чего изначально предназначался на этой базе такой огромный ангар. Вероятно, для каких-то габаритных машин, способных при необходимости прокопать подземный тоннель до Кремля. Теперь же он был просто завален отслужившей техникой, как брошенный склад. И те клетки, в которых нашли трупы, однозначно не были задуманы для содержания людей. Метр пятьдесят в высоту на метр пятьдесят в длину на метр пятнадцать в ширину. С прутьями темного металла почти толщиной Стиву с запястье. Но что было ужасней всего, в ангаре были живые. Стив почуял их сразу. Сэм и Клинт без колебания пошли с ним дальше в глубину гигантской темной пещеры. Первый пленник, которого они обнаружили… Помощь пришла слишком поздно. И дело было даже не в воспаленных культях рук. В глазах человека уже не было ни тени разума. У милосердия может быть много лиц. Не все они симпатичны. Они пошли дальше. Стив шкурой чувствовал, что оставался еще кто-то живой. И в последней клетке… Нет. Это было просто невозможно. Но несмотря даже на все эти патлы и бороду, отросшую до половины груди, как у Робинзона Крузо, это лицо… он просто не мог не узнать. Небесный свод разверзся. Ангелы вострубили и запели хоралы. Ветер захлебнулся. Господь Бог нашел и дернул в проклятом поезде стоп-кран. Стива будто парализовало от шока. Рядом Клинт о чем-то говорил с Баки, хрипло ответившим ему по-русски. Говорил с Баки... Господи, С БАКИ! – Баки! Не имело значения, как так вышло. Не имело значения, что происходящее противоречило здравому смыслу. Что так не могло быть на самом деле. Так было. Бог сохранил Баки. Вероятно, как смог. Дальнейшее уже было заботой Стива. И он действительно готов был разорвать эту поганую клетку голыми руками, но Клинт управился с замком, и Баки (Господи, Баки!) сам выбрался наружу. Выпрямился в лучах их фонарей. Такой… Боже, будто даже сейчас желая показать себя с лучшей стороны. Даже сейчас, когда он выглядел лишь немногим лучше, чем на том столе в лаборатории Золы. Господи, Баки! Стив сгреб его, прижал к себе, прижал к себе всем своим существом (Господи, Баки!). Под драной громоздкой формой тот, казалось, состоял из одних костей. Тот замер, застыл в его руках, незнакомо и непривычно напряженный. – Баки, это я! Я! Узнаешь меня? – Ему тебя не видно. Успокойся, пусти его. Клинт подсветил для Баки собственное лицо Стива фонариком. Баки смотрел прямо. Смотрел серьезно, хмуро и жадно. Потом опустил глаза и совсем глухо произнес: – Стив. Мог ли разверзнуться свод небесный над сводом небесным? Теперь Стив был уверен, что мог. Когда он снова крепко обнял, прижал к себе Баки, тот доверчиво навалился на него и все сразу стало, как надо. Стив заберет его отсюда. Стив заберет его. Его существование вновь обретало смысл. У него был Баки. Господи, спасибо тебе! Позже, когда он раздевал и мыл Баки в маленькой душевой возле медблока, у Стива в груди сжималось от того, насколько все было ужасно. Но это, черт побери, не имело никакого значения, раз его Баки был жив. Ничего важнее не было в мире. Они все исправят. Они все наверстают. Баки! Баки послушно подставлялся под его руки, послушно доверчиво давал мыть себя, полоскать свои немыслимо отросшие волосы. Брить лицо. От него так жутко мало осталось. Будто его всего целиком перемололо проклятыми челюстями смерти. И все равно… для Стива не было и не могло быть никого прекрасней на этом свете. Он готов был на колени упасть перед Баки. Просто обнять его руками и зарыться лицом в его впалый живот. Обнимать и шептать: «Спасибо, спасибо за то, что ты жив». Баки внимательно, сосредоточенно наблюдал за ним. Будто бы сам не до конца мог поверить в происходящее. Он выглядел за гранью усталости и голода. Он выглядел изможденным. Его Баки! Теперь казалось диким, что когда-то он мог стесняться Баки, когда тому случалось мыть его во время болезней. Даже не стесняться, хуже. Подозревать его во лжи. В том, что Баки кривил душой, убеждая его, что для него не имеет разницы, как Стив выглядит, если это Стив. Ему казалось, Баки должно было быть противно. Как он мог быть настолько глуп и близорук, чтоб даже в мыслях допустить подобное? Не мог любимый человек вызывать ничего, кроме любви, как бы ни выглядел, что бы с ним ни случилось. Ведь это Баки! Судьба сыграла с ними исключительно суровую шутку, швырнув в лицо Стиву его же заблуждения таким немыслимо жестоким образом. Баки не должен был платить за его глупость. Так несоразмерно платить за то, чтобы он смог воочию убедиться, как нелепы были его юношеские заблуждения. Баки! Баки заслуживал всего самого лучшего в этой жизни! Всего. Всегда. Когда у Баки, которого он вытирал бумажными полотенцами, ослабели ноги, и он с доверчивой простотой осел прямо на Стива (уже второй раз теряя сознание с момента их воссоединения), тот осторожно поднял его на руки. Как с самого начала хотел принести его на борт ЩИТа. Так, чтобы все эти люди сразу же поняли. Предъявить его так прямо перед око Фьюри, чтобы сразу поставить все точки над «i». Стиву было даже стыдно от того, с какой радостью он внес Баки на руках пока что в кабинет Хелен Чо. Чуть побледневшей и не характерно для самой себя засуетившейся так, будто бы Стив хотел этим обвинить ее в том, что она сразу же не пустила их в смотровую, таким образом демонстрируя ей, насколько плохо было Баки по-настоящему. Самому Баки это точно бы не понравилось. Баки не одобрил бы всего этого. После, действительно, явился Фьюри, и очень быстро вывел Стива из себя. Но если еще полгода назад Стив, скрепя сердце, согласился с необходимостью предварительной проверки переметнувшихся бойцов ГИДРы, о каком вообще «содержании под стражей» сейчас могла идти речь? Стив уже начинал удивляться, как Фьюри его самого не прогнал на всякий случай через несколько месяцев изоляции и перекрестных допросов на предмет выявления тайной вербовки ГИДРой. Баки он им пальцем тронуть не даст. Если они сами такие слепые. У него были более актуальные проблемы. Баки был пугающе слаб, измучен и голоден. Вот и все, что пока волновало Стива. Теперь. Когда Баки был снова жив и рядом. Впрочем, держался он удивительно хорошо. После капельницы снова заметно ожил. С прежним жадным любопытством осматривался в коридорах подлодки, заранее повеселел в столовой и так пленительно строил глазки поварихе, что у Стива потеплело на душе. После Аззано было так больно видеть, что война и плен сделали с его Баки. Но теперь Стив видел совсем другое. Ни война, ни плен, ни весь пережитый ужас не изменили его Баки в глубинно главном: умении радоваться простым вещам. Было немного тревожно от того, что Баки только слушал, не отвечая, возможно, ему тяжело было говорить. Но, когда Стив наконец привел его в свою каюту, не прошло и трех минут, и он снова услышал голос Баки. Тот согласился с ним, что койка, действительно, очень узкая, и тут же неловко замолчал, будто сожалея о сказанном. Его бойкий на язык любитель острить и подкалывать Баки смотрел на него так, будто мысленно ругал себя за то, что вообще открыл рот. Но он был жив! Он был здесь. Живой. Стив не мог и не хотел сдерживаться. Он сграбастал Баки, прижал его к себе крепко-крепко. Тот сначала снова напрягся, но через минуту сам охотно прильнул к нему, расслабился в его руках. Узнавая. Его Баки. ЕГО БАКИ! Вернувшийся с того света. Стива буквально физически трясло от невозможности происходящего чуда. Баки был жив. Он был теплый в своей колючей новой тельняшке. Такой страшно худой и забавно лохматый с этими непривычно длинными волосами. С непривычно серьезным озадаченным выражением на лице. Стива просто распирало от облегчения, чувства радости. От любви. Оно так и рвалось из него наружу. Он будто сам был мертвым без Баки и воскрес лишь поняв, что тот жив. Ему больше ничего не было нужно. Он был счастлив. Так счастлив! Он нестерпимо любил Баки. Никогда еще он не ощущал этого так всеобъемлюще и так остро. Он просто не мог молчать: — Я так люблю тебя, Баки. Господи, я так люблю тебя! И Баки улыбнулся ему. Так знакомо, открыто и радостно. С явным облегчением, будто бы без этих слов мог еще сомневаться в чувствах Стива. Баки чуть отклонился в его руках, снова, как в душевой, с неприкрытым любованием посмотрел на его лицо, дразняще выгнул бровь и сам подался вперед: — Я понял, что ты имеешь в виду, — прошептал он и прикусил Стива за ухо. — Раздевайся. Давай уже сделаем это. Он был все такой же бесстыжий. Стив все так же нестерпимо хотел его. Как три года назад на Западном фронте, когда Баки так же знающе лукаво улыбался ему и при любой подвернувшейся возможности умудрялся находить укромные местечки, где они жадно, и яростно, и нежно, и искренне набрасывались друг на друга. Впрочем, набрасывался почти всегда Стив. Баки не то чтобы предпочитал нижнюю позицию, скорее просто даже в этом был гедонистом и любил, чтоб его любили. Но сейчас он ведь был совсем слаб. — Бак, ты уверен, что стоит? Когда ты в таком состоянии… Начавший уже стаскивать через голову тельняшку Баки посмотрел на него шокировано и недовольно: – Стив. И ему даже больше ничего говорить было не надо. Все будет так, как он хочет. Стив снова притянул его к себе, помогая стащить тельняшку и, наконец-то, впервые с войны поцеловал в губы. Стив не мог похвастаться тем, что особо умел целоваться. Но целовать Баки – это было нечто особенное. Это было сразу как секс. Он забывал себя и растворялся в другом. Не зная, что делает, а будто душой целуя Баки в душу. Все тело пело, и голова кружилась от удовольствия. Баки ответил сразу же, как и всегда. И повис на нем, горячий и возбужденный. И, господи, все это было так правильно. Пока он еще мог соображать, Стив достал с полки на стене свернутое одеяло, привычно расстелил его на полу. Усадил на него Баки, разделся. Дал ему воды и наклонился достать смазку. В пластиковой бутылке предательски блеснула ровно половина оставшегося содержимого. Прежде чем они успеют начать, он должен был сказать Баки. Баки имел право знать, что он не был верен. Стив не хотел, чтобы Баки потом сожалел об их близости, узнав про Сэма и Брока. Баки имел право сам решить, хочет ли он Стива после всего. Стив не собирался оправдываться или выгораживать себя, но стоило открыть рот, и у него получилось: — Баки. После того, как меня откопали, я… я и представить не мог, что ты жив. В общем, у меня был секс с другими мужчинами. Один раз с Сэмом, – и вот как объяснить Баки про Рамлоу? – И несколько раз еще с одним человеком. Вот так. Ну, что скажешь? Стив не знал, как правильно признаваться в таком, потому что никогда не допускал и мысли, что вообще может изменить Баки. Баки смотрел на него широко раскрытыми ясными глазами. Смотрел сначала растерянно, потом чуть нахмурился, почти недовольно, но и озадаченно одновременно, и, разом будто отметая все прочь, просто отставил в сторону бутылку с водой, коротко облизнулся и улыбнулся ему. — А разве это важно? — Баки выскользнул из штанов и совсем нагой, на четвереньках двинулся к нему по одеялу. — Ты же хотел любить меня. Так люби. Баки. Баки разом прощал и принимал его обратно со всеми его ошибками. – Баки, господи, и чем я только заслужил тебя? – Стив рухнул на колени, навстречу его рукам, сплетаясь с Баки телами, целуя, лаская беспорядочно, гладя руками везде, до куда мог дотянуться. Баки, это был его Баки! Баки! Низко, протяжно взвыл сигнал на погружение, но Стив, наверное, и вовсе не обратил бы на него внимания, осыпая поцелуями так страшно ввалившийся живот Баки, если бы тот не заговорил вдруг почти что мечтательно, вспоминая, как они трахались однажды в лесу под звуки воздушной тревоги. И, чувствуя ладонь Баки у себя на затылке, Стиву хотелось изо всей силы обнять его тощие бедра, прижать к себе крепко-накрепко, чтобы уже ничто не могло вырвать Баки из его рук. И Баки (живой, живой Баки!) дразнил его, забавляясь его сентиментальностью, и тело Баки так знакомо трепетало и поначалу чуть противилось прикосновениям пальцев, чтобы после жарко обхватить, принимая внутрь. И было бы просто глупо не взять у него в рот. Баки ахнул, растерянно и мягко, и положил ладонь Стиву на затылок. Боже, Баки все так же любил и хотел его. Стив на все был готов ради него. Он хотел, чтобы Баки кончил, прежде чем все зайдет дальше, но Баки так пылал, судорожно ерзая на его пальцах, что, когда он еще и попросил вслух, Стив просто не нашел в себе сил спорить с ним. Баки смотрел на него пьяными сияющими глазами и, когда Стив наклонился над ним, одновременно прижимая свой скользкий от смазки член к отверстию ануса, обнял его обеими руками за плечи, доверчиво и надежно. И Стив взял его. Непреклонно, неотвратимо. Как мог, плавно и нежно. Всеми силами стараясь держать в узде свою звериную жажду. Прислушиваться к Баки. Утешать, успокаивать его. Баки был адски тугим. Наверно, таким же, как в их первый раз. Его любимый, его Баки. — Тише, тише, передохни, Бак. Ты просто отвык. Семьдесят лет прошло, немудрено отвыкнуть. Баки улыбнулся и чмокнул его в кончик носа, будто посмеиваясь про себя над Стивом. Выдохнул и разом как-то расслабился внутри. — Эй, я не лопну тут от твоей страшной пиписьки, – поддел он Стива, будто им снова было лет по десять, и он уже в десять раз больше Стива знал о жизни и сексе. Запрокинул голову назад, дразняще демонстрируя шею. – Давай, покажи мне, как ты соскучился, Стиви. Никто не называл его так, кроме Баки. Никто… никогда. Никто больше не был ему так неописуемо близок. Никто больше не был так НУЖЕН. Страшно было даже подумать, что все могло оказаться какой-то иллюзией, дикой фантазией, просто бредом. Но жаркое тело Баки крепко сжимало его внутри. Руки Баки – живая правая и протез левой – надежно лежали у него на спине, и весь Баки был под ним, такой тощий и костлявый. Обнимал его всем собой, удерживая в реальности. Самый родной! Стиву выть хотелось от острой радости. Вместо этого он начал трахать, и завыл Баки. И ничего не осталось, кроме ощущения его близости, так остро желанной, так необходимой. Боже, как он мог быть без Баки? Как он мог думать, что сможет как-то без Баки? Стиву надо было сразу и все. Сжать крепче, еще крепче (и Баки сам обхватывает его бедра ногами в ответ), надышаться им, захлебнуться его запахом, слышать его дыхание, его голос, ощущать только его. Любить так, чтобы стать с ним одним телом. Совсем. Навсегда. — Баки! Баки! Родной! Боже! Я не могу, – изнемогая шептал он и почти умолял: – Кончишь со мной? Пожалуйста, кончи со мной. О, боже, Баки! – Дааааааааааа! – всем телом, всем существом откликнулся тот. И Стива с головой накрыло чувством безмерной благодарности. Баки! Его Баки кончал в его руке и кричал, и Стив сорвался следом за ним. После он лежал на боку, устроив обмякшего Баки рядом с собой так, чтобы не наваливаться на него всей массой, и просто дышал. Вдыхал их смешавшиеся запахи. И думал о том, как он счастлив. Трогал тяжелую железную руку так осторожно, будто мог неловким прикосновением разбудить Баки, гладил гладкие твердые пластины. Просто не в состоянии до сих пор осознать случившееся чудо. Баки, живой! Боже, боже, спасибо! Ему не было страшно от того, что Баки, похоже, опять потерял сознание. Когда им случалось урвать немного времени для себя на войне, они зачастую оба были такими уставшими, что Баки засыпал сразу же после секса, кажется, прямо в момент оргазма проваливаясь в глубокий неверный сон. Как отключался. Стив в то время чаще всего отрубался следом. Но сейчас ему было дико упустить и мгновенье рядом с Баки. И все же он отлучился на минуту, чтобы намочить теплой водой бумажные полотенца, и вытер ими живот и пах Баки, прежде чем завернуть его в одеяло. Все больше смелея, Стив расчесывал пальцами его отросшие волосы, убирая их с шеи и лица. Баки был настоящий. Был здесь! Господи! Не важно, как это получилось. Он здесь! Боже, спасибо! Стив закрыл глаза ладонью и понял, что его трясет от эмоций. Надо было собраться. Взять себя в руки. Пока он читал инструкции доктора Чо, Баки начал шевелиться в одеяле, потом вопросительно взглянул на него с пола, немного мутными, но внимательными глазами. Как раз вовремя: Стив все равно собирался будить его, чтобы покормить. – Отлично! Тебе пора поесть. И Баки ему улыбнулся.